Я сразу понимаю, почему. К ее виску прижато дуло пистолета.
— Отпусти ее, — холодно приказывает Энцо.
Арабелла подчиняется. Потом медленно поворачивается к нему.
— О-на... она украла мою палетку теней. Я просто…
— Отдай мне это и пошла вон, — жестом показывает на то, что у нее в руке, а затем направляет дуло пистолета в сторону выхода. — Все валите отсюда, — рявкает он в сторону трех других девушек в комнате.
Я не смотрю им вслед, но слышу, как они торопливо удаляются. Сдерживая болезненный стон от тупой боли в боку, осторожно поднимаюсь и сажусь.
— Она врет. Я ничего у нее не крала, — бормочу, отводя взгляд и пряча лицо за волосами.
Глухая боль расползается по груди, и я всерьез задумываюсь, не сломала ли эта сумасшедшая мне ребра. По ощущениям, вполне могла.
Энцо убирает оружие в кобуру и присаживается рядом, стараясь не касаться меня.
— Я знаю, — спокойно говорит он.
— Откуда?
— Ты не похожа на ту, кто крадет тени для век ради развлечения.
Несмотря на тяжесть внутри, едва заметно улыбаюсь. И тут замечаю, что он держит в руке. Ножницы блестят под светом лампы.
Он сжимает их крепче, уловив мой взгляд. Его челюсть ходит из стороны в сторону.
— Она собиралась отрезать тебе волосы, — говорит он.
Я неотрывно смотрю на ножницы, но вижу совсем другое. Мой разум уносит меня на четыре года назад.
— Садись, — приказывает Адриана, указывая на стул, который она поставила перед зеркалом в моей ванной.
Я громко вздыхаю.
— Я думала, мы идем в кино. Обязательно сейчас?
— Да, — твердо отвечает она. — Я вчера сидела за тобой на уроке английского и чуть вслух не ахнула, когда увидела твои секущиеся кончики.
Моя рука тут же взлетает к затылку, защищая волосы.
— Ладно, не надо драматизировать.
— Я видела развилки на дорогах с меньшим расщеплением, чем у тебя сзади.
Упираю руку в бедро
— Теперь ты просто грубишь.
Адри щелкает ножницами прямо у меня перед носом.
— Хочешь, чтобы я стала еще грубее, чтобы ты наконец села?
— Ладно, ладно, сажусь, — ворчу и опускаюсь на стул.
— Умный выбор, — говорит она, разворачивая мои плечи к зеркалу и хватает волосы. — Не понимаю, почему ты сопротивляешься. Ты же обожаешь, когда я подравниваю тебе волосы.
— Я просто очень хотела посмотреть «Amor en Vuelo». Ты же знаешь, я запала на главного актера.
— Вот именно. Я слышала, что он будет на премьере сегодня вечером, поэтому и достала нам билеты.
Я вскрикиваю: — Правда?!
— А ты думала, зачем я тут бьюсь за твои волосы?
Я хлопаю в ладоши от восторга.
— Ты просто лучшая!
Адри смеется, когда выпрямляюсь и сажусь ровно, покорно позволяя ей начать стричь кончики.
— Я в курсе, — вздыхает она, проводя пальцами по моим гладким прядям. — Секущиеся концы — это одно, но в остальном у тебя самые красивые волосы в мире. Я завидую, честно. Мне свои приходится укладывать на температуре, как у ядра Земли.
— У тебя очаровательные кудри! Ты ведь вылитая мама.
Глаза Адрианы теплеют, когда наши взгляды встречаются в зеркале. Я протягиваю руку назад, и она крепко-крепко сжимает ее.
Через полчаса мои волосы выглядят упругими, здоровыми и блестящими, я чувствую себя обновленной. Адри наклоняется надо мной и встречается со мной взглядом в зеркале.
— Пообещай, что никогда не позволишь никому стричь твои волосы, Лени. Они все только испортят.
Я улыбаюсь.
— Обещаю.
— Мелоди? — спрашивает Энцо, вырывая меня из уютных объятий воспоминаний.
Ком в горле сжимает грудную клетку, будто тугая повязка, пока провожу пальцами по волосам. Слезы подступают к глазам, настойчиво стремясь прорваться наружу.
Плакать перед кем-то из них, даже перед теми, кто мне помогает, последнее, чего я хочу. Боюсь, что если начну, то уже не смогу остановиться, пока от меня ничего не останется. Начну плакать из-за ножниц, а закончу на куда более трагичных, болезненных вещах, чем попытка злой девчонки отрезать мне волосы и тем самым нарушить старое обещание.
— Мне не нужна твоя защита, — с вызовом шиплю я.
Энцо спокойно отвечает: — Хорошо.
— И спасать меня не нужно.
— Хорошо.
— Я сама справлюсь.
— Хорошо.
— Прекрати говорить «хорошо».
И тут в его голосе появляется едва уловимая усмешка.
— Хорошо.
Почему-то именно в этот момент одна слеза все же скатывается по моей щеке.
Энцо протягивает салфетку. Наши глаза встречаются, в них что-то вроде взаимопонимания. Это вообще-то наш самый длинный разговор с тех пор, как мы познакомились.
Я шмыгаю носом.
— Правда, тебе не стоило вмешиваться.
Он тяжело вздыхает.
— Нет, стоило.
Я напрягаюсь и перевожу на него взгляд.
— Почему?
— Маттео под моей защитой. А ты под его. Нравится мне это или нет, хочешь ты этого или нет, но это значит, что теперь ты также и под моей защитой.
Как ни стараюсь, не могу найти, что на это ответить. Всхлипываю, но он достаточно тактичен, чтобы промолчать.
— Только никому не говори, что видел меня такой.
— Какой, такой?
Я фыркаю, звук выходит ужасно некрасивым, и поднимаю голову, стирая со щеки очередную слезу. Это уже второй мой секрет с теми, кого поклялась ненавидеть. Осознание того, что среди всей этой гнили могут быть и хорошие люди, сбивает с толку.
Он молча смотрит, как я вытираю глаза и сморкаюсь.
— Этого больше не повторится.
— Ты об этом позаботишься? — горько усмехаюсь я.
— Нет, — Энцо встает, его челюсть напряжена. — Об этом позаботится босс.
✽✽✽
На следующий день Арабелла пропускает свой выход. После того как мы заканчиваем смену, заходит Гвидо и сообщает, что она больше не вернется.
Когда на следующий день появляется Энцо, я задаю ему вопрос: — Что случилось с Арабеллой?
— Я же говорил, Маттео разберется, — отвечает он.
Это пугающе напоминает мне то, что произошло с Адрианой, и у меня тут же перехватывает дыхание.
— Он… он что, навредил ей?
Энцо хмурится, бросая на меня озадаченный взгляд.
— Нет. Он не из тех, кто поднимает руку на женщин. Он уволил ее. Возможно, слегка припугнул для убедительности.
Меня накрывает волной облегчения. Как бы я ни ненавидела Арабеллу, не хочу, чтобы еще одна семья осталась без близкого человека.
Одержимость Маттео не имеет смысла. Я видела, как мужчины реагировали на Арабеллу, она одна из лучших, а значит, вероятно, одна из самых прибыльных девушек в клубе. Почему он решил защитить меня, а не ее? На фоне Арабеллы я выгляжу бледно.
Это ведь не из-за какой-то нулевой терпимости к насилию, как намекал Энцо. Мы же в самом центре криминальной организации.
— Удивительно, что он так легко избавился от своей девушки только потому, что она ударила меня, — небрежно замечаю я.
Энцо фыркает с явным презрением.
— У Маттео нет никакого интереса к танцовщицам. А теперь давай уже, покажи, что ты собираешься надеть сегодня. У меня, вообще-то, есть настоящие дела.
— Можешь смело идти заниматься всей этой своей очень важной мафиозной работой, Энцо, — ворчу я. — Это не я настояла, чтобы каждый мой наряд проходил одобрение отдела по борьбе с непристойностью перед выходом на сцену. И Маттео тоже может спокойно не интересоваться мной, мне не жалко.
— Только что ты выглядела крайне обеспокоенной тем, что Арабелла может быть его девушкой.
— Потому что она отвратительный человек, — отвечаю, скрещивая руки на груди. — Это была не обеспокоенность, а возмущение его возможной неспособностью делать нормальный выбор.
Энцо долго всматривается в мое лицо, прежде чем его черты напрягаются. Кажется, он борется с собой, стоит ли начинать, и, все же говорит: — Если ты умная женщина, Мелоди, держись подальше от Маттео.