— Ну конечно, — сухо отвечает он.

Я ухожу, не добавив ни слова, и направляюсь в основной зал. В воздухе витает легкое возбуждение, несколько девушек снуют по залу, развлекая присутствующих мужчин.

Когда вхожу, все замолкают.

Я могу пересчитать по пальцам, сколько раз бывал здесь до этого, мое неожиданное появление вызывает у персонала и клиентов ощутимое напряжение.

Не обращая на это внимания, иду к одному из свободных кресел с бархатной обивкой напротив сцены и устраиваюсь поудобнее. Почти сразу появляется официантка в откровенном наряде, принимает заказ и возвращается спустя несколько секунд с порцией скотча и миской орехов.

Свет тускнеет. Включается музыка. И вот появляется объект моей одержимости.

На этот раз на Мелоди нет тематического костюма. На ней розовый боди, сочетающий тонкую ткань с искусно расположенными сетчатыми вырезами, которые открывают почти каждый дюйм кожи. Ее грудь полностью открыта, за исключением двух узких полосок, прикрывающих соски. Крошечный треугольник ткани скрывает линию между ног.

У меня начинает бешено пульсировать в висках.

Она выходит в центр сцены и прислоняется к пилону, запрокидывая руки за спину и хватается за металл, принимая стартовую позу.

И тут ее взгляд встречается с моим. В нем что-то мелькает.

Что-то, похожее на вызов.

Музыка продолжается, и Мелоди разворачивается, демонстрируя спину. Я втягиваю воздух сквозь зубы.

Это боди со стрингами, которые полностью обнажают задницу. Абсолютно. Ничего не прикрыто. Ее сочная попка выставлена напоказ для всех этих ублюдков.

Она откидывает волосы через плечо и дерзко смотрит на меня. На губах появляется самодовольная ухмылка, когда замечает выражение ярости на моем лице.

Живот сжимается, кулаки стальные от напряжения. Видеть ее такой доступной, невыносимо.

Она нашла лазейку. Обошла мой запрет на наготу.

Убийственным взглядом оглядываю зал, и замечаю, что я далеко не единственный, кто заметил богиню на сцене.

Она начинает танцевать, ритмично двигая бедрами под музыку, и во мне начинает закипать такая ярость, что, кажется, пар вот-вот повалит из ушей. Я всегда был человеком умеющим держать себя в руках. Горжусь тем, что меня невозможно задеть и спровоцировать. Это навык, отточенный годами пыток со стороны моего брата, и с тех пор он ни разу не подвел меня.

До Мелоди.

В ней есть что-то…

Что-то, что срывает мне башню.

Что-то, от чего я, черт возьми, схожу с ума.

К черту последствия.

К черту, что это значит.

И особенно, к черту этот наряд.

Я разорву его на ней за кулисами и сожгу к чертовой матери.

Машу Гвидо, он тут же подбегает, как послушная шавка.

— Да, босс?

— Скажи ей, чтобы спустилась, — требую сквозь стиснутые зубы, едва сдерживая себя.

Он бросает взгляд на сцену. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы не схватить его за лицо и не отвернуть в сторону. Или не оторвать голову с плеч.

Он что, посмел смотреть? Я давал разрешение?

— Спустилась? — неуверенно спрашивает он. — Я могу, босс, просто… думал, она тебе нравится?

Чем дольше он болтает, тем дольше она остается на сцене, трясет своей задницей перед дюжиной чужих взглядов. И тем сильнее мне хочется достать пистолет и расстрелять весь зал.

— Спусти ее, черт возьми, Гвидо, — выдыхаю злость через ноздри, борясь за контроль. — Сегодня она будет обслуживать столы.

Ее взгляд все еще прикован к моему, пока говорю с Гвидо. С каждым движением перед глазами темнеет. Она дерзко проводит руками по телу, будто дразнит меня. В ее взгляде откровенный вызов. Будто танцует только для меня. Это было бы чертовски горячо, если бы не одно но — я не единственный, кто сейчас на нее смотрит.

Но это ненадолго.

— Гвидо, — рычу я, и он, наконец, двигается.

В ее глазах вспыхивает нечто дикое, когда она замечает, как он уходит от меня и направляется к ней. Она опускается на колени, наклоняя голову, чтобы выслушать его шепот…

…а потом качает головой.

Качает. Чертовой. Головой.

Я вскакиваю и мчусь к сцене, даже не обдумывая, насколько ужасна эта идея. Три шага, и тут меня останавливает резкая хватка за локоть.

Энцо.

С той самой дежурной улыбкой, которая должна убедить всех вокруг, будто все в порядке.

Он наблюдал за мной из тени. И, конечно, вмешался ровно в ту секунду, когда понял, что я сейчас сорвусь.

— Если закатишь сцену, ты поставишь мишень не только на нее, но и на себя, — шепчет он. Притворная, легкомысленная улыбка все еще приклеена к его лицу. — Подумай.

Я киплю. Взгляд пылает, ноздри раздуваются от ярости.

А она все еще там. На сцене. Танцует. Игнорируя мой гнев.

— Спусти ее оттуда, — повторяю в третий раз. Голос хриплый от сдержанного бешенства. — Сейчас же.

Если он не выполнит мой приказ… Если мне придется повторить это в четвертый раз, я, черт возьми, взорвусь. Никто не захочет этого видеть.

Рука Энцо сжимает плечо сильнее, что становится больно. Он все еще пытается вразумить меня, но мое терпение исчерпано.

— Маттео, подумай, что ты делаешь…

— Это она, Энцо, — слова будто царапают горло.

В замешательстве хмурится. Ему требуется секунда, чтобы осмыслить, и затем его черты разглаживаются в понимании.

— Это она, — повторяю, почему-то задыхаясь.

Он поворачивает голову к сцене, долго смотрит на Мелоди. Его лицо морщится, будто от боли, и он снова оборачивается ко мне.

— Я разберусь, — говорит он. Рациональность в его голосе исчезает, как и попытки урезонить меня. — Сядь обратно.

Не дожидаясь моего ответа, он разворачивается, небрежной походкой направляется к сцене, и в следующую секунду одним движением запрыгивает на подиум.

Поворачивается к публике с самоуверенной улыбкой и без лишних слов берет Мелоди за руку.

— Извините, парни, — самодовольно бросает Энцо, таща Мелоди со сцены. — Пожалуй, оставлю эту себе.

Весь зал взрывается хохотом и грязными одобрительными криками. Он тянет ее вниз, но она сопротивляется, вырываясь из его хватки. Энцо просто обнимает ее за плечи, уводит за кулисы, и один лишь этот жест вызывает у меня желание разбить ему лицо.

Что беспокоит меня не меньше самой ярости, так это осознание: у меня нет никакого права быть таким собственником.

Никакого.

И все же…

Я должен быть благодарен Энцо за то, что он отвлек внимание от меня. За то, что принял удар на себя. Но вместо этого в груди расползается ядовитое, первобытное чувство ревности.

Я опускаюсь обратно в кресло, залпом допиваю свой скотч и машу рукой, заказывая следующий. Официантка ставит новый стакан на стол в тот момент, когда Мелоди возвращается в зал и направляется к бару.

На ней уже другой наряд, который закрывает все нужное, за исключением глубоко вырезанного декольте. Учитывая, что было до этого — это победа.

Она снова под моим наблюдением. Одета. Далеко от рук Энцо. Пульс замедляется. Ярость отступает. Но вместо нее появляется другой жар. Кипящий. Пульсирующий.

Она идет прямо ко мне, с подносом в руках и выражением лица, будто собирается убить этим самым подносом. Пусть. Если попытается, я только воспользуюсь поводом, чтобы отшлепать ее по этой упругой заднице.

— Что, блядь, с тобой не так? — шипит она. Ее губы окрашены в темно-красный, цвет запекшейся крови.

Официантка, что обслуживала меня ранее, подходит к нашему столику, вежливо напоминая, что это ее территория.

— Я сама с ним разберусь, — резко бросает Мелоди официантке.

Интересно, осознает ли она, как эти слова, таким тоном, разогревают кровь в моих венах.

Я отмахиваюсь от официантки коротким жестом и сосредотачиваюсь на разъяренной брюнетке.

— Сможешь танцевать, когда научишься одеваться подобающе, — холодно объявляю я.

Ее рот приоткрывается, на лице вспыхивает возмущение. Обе руки упираются в бедра.

— Простите, а это не стриптиз-клуб? Или я что-то путаю? Потому что, насколько помню, моя работа буквально заключается в том, чтобы выглядеть неподобающе.