— О чем ты говоришь? — по спине пробегает ледяной покалывающий страх. — Что ты сделал?

— Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться. Это информация для узкого круга. А ты, братец, никогда не будешь среди тех, кто, по мнению отца и меня, должен что-то знать.

— Рокко…

— Нам нужна танцовщица. И я знаю, кого хочу, — мурлычет он, его рот растягивается в ухмылке, полной острых, опасных зубов. — Пора попробовать свежее мясо.

Грудь сдавливает, словно плотно затянутый ремень, когда он нажимает на кнопку вызова рядом с креслом.

— Что ты имеешь в виду? — бросаю я, сердце уже бешено колотится.

Он меня игнорирует. И когда в комнату заходит Гвидо, Рокко говорит: — Приведи девушку.

Гвидо молча кивает и уходит, даже не спрашивая какую.

Тревога соскальзывает в желудок, холодным клубком. Я собираюсь спросить, кого именно он вызвал, но дверь уже открывается.

И входит Валентина.

Все внутри меня переворачивается.

На ней темное кружевное боди поверх черного, едва заметного бикини и каблуки в тон. Она замирает в дверях, увидев нас троих. Глаза сразу находят мои.

Моя реакция мгновенная: — Только не она.

У Рокко на лице появляется новая, самодовольная ухмылка. Какой бы удар я ни нанес ему раньше, он только что ответил нокаутом.

— А почему не она? — спрашивает он, вытягивая руку в ее сторону. — Иди сюда, сладкая.

Валентина не двигается.

— Не она, — повторяю я, и мои пальцы сжимают подлокотники кресла. Тех самых, за которые цеплялся двенадцать часов назад, когда она не позволила мне прикоснуться, пока целовала меня.

— Говорят, она не дает приватных танцев. Гвидо рассказал, что ты сам проводил ее прослушивание, что уже любопытно. Но особенно мне понравилось, как ты ограничил ее в доступных услугах. А вот это, братец, стало по-настоящему интересным.

Мышца на щеке дергается, предательски снимая с меня маску спокойствия. Она дергается, дергается и, черт возьми, дергается, выдавая нарастающее беспокойство, кружащееся в груди.

— Она не так хороша, у нее слабые навыки. Мы найдем кого-то получше. Позови Гвидо, он подберет другую.

Улыбка Рокко растягивается шире, чем у того самодовольного кота из «Алисы в стране чудес», пока смотрит откровенно ликуя.

— Но она достаточно хороша, раз ты ее нанял, — парирует он. — Значит, что-то ты в ней увидел. Я тоже хочу посмотреть. — Он поворачивается к Валентине: — Иди сюда.

Мое внимание резко переключается на нее.

— Уходи. Сейчас же.

— Если я здесь не нужна, то пойду, — с дрожью отвечает она.

Валентина нервно улыбается, и слепо тянется назад, нащупывая дверную ручку. Она уйдет, а я смогу снова дышать.

Но тут мой отец говорит: — Теперь мне тоже интересно. Заходи, сладкая, покажи нам, на что ты способна.

Валентина опускает дверную ручку.

— Да, сэр, — шепчет она.

В ушах взрывается оглушительный гул. Она входит в комнату, и я не отрываю взгляд от пола, не видя ничего перед собой. Зрачки сужаются до крошечных точек, когда ее ноги проходят мимо меня. Она движется неуверенно, спотыкается, и мне приходится сцепить руки так крепко, лишь бы не потянуться к ней.

Рокко откидывается в кресле, его взгляд становится черным, когда смотрит на Валентину. Она начинает танец — между нами тремя, но он разводит ноги и грубо хлопает по своему колену.

— Садись сюда, сладкая, — облизывает губы, оценивая пойманную добычу.

Мне требуется все, чему я научился за последние десять лет. Все. Каждая крупица контроля, каждая унция силы воли, чтобы успокоить себя настолько, чтобы не убить брата прямо сейчас.

И только когда мне это удается, я поднимаю глаза.

Лучше бы я этого не делал.

Потому что выражение на ее лице… разрывает сердце.

Она боится.

Хуже того, смотрит на меня в поисках помощи, умоляя глазами.

Смотрит так, как я когда-то смотрел на своего отца в нашей игровой комнате. Как на последнюю надежду.

Но я не могу помочь. Если устрою сцену, только сильнее подставлю ее под удар.

Качая головой, безмолвно прошу: Смотри только на меня.

Ей придется танцевать. От одной мысли мне хочется вонзить пулю в сердце Рокко.

Он берет ее за талию и резко тянет вниз, с омерзительным стоном двигая задницей по своим коленям.

Кислота сжигает мой желудок, когда глаза Валентины гаснут. Они остаются прикованы ко мне. Пустые.

Ей невыносимы его прикосновения.

— Теперь я понял, что тебе в ней нравится, Маттео, — ухмыляется Рокко, глядя мне в глаза поверх ее плеча. Его взгляд медленно опускаются по ее спине, прежде чем он добавляет: — Вот эта задница.

Чистая, неподдельная ярость ослепляет, когда руки Рокко ползут вверх по ее талии. Он не имеет права на нее смотреть, и я, черт возьми, вырву его проклятые глазные яблоки и засуну их ему в глотку.

— Блядь, эта задница заставит мужчину поверить в Бога.

В ушах звенит, будто тысяча разъяренных шершней крушат барабанные перепонки.

— Пусть попрыгает на мне, когда закончишь, Рокко, — говорит Аугусто.

Я вскакиваю. Рокко снова щелкает зажигалкой, прежде чем успеваю сделать шаг. Сдавленная ярость кипит под кожей. Уверен, они замечают сущность, которая кричит, чтобы ее выпустили.

— Если вы не собираетесь относиться к этому разговору серьезно, я ухожу, — объявляю, застегивая пиджак, чтобы держать руки подальше от горла Рокко. — Я пытаюсь уберечь вас от очередной ошибки.

Глаза Валентины расширились, в них промелькнуло предательство. Равные доли удовлетворения от того, что она признает меня своим защитником, и ужаса от того, что она думает, будто брошу ее, пронзают насквозь.

Рокко хватает Валентину за горло, рывком прижимая спиной к своей груди, с ее губ срывается приглушенный всхлип боли. Чувствую, как будто колючая проволока обвивает внутренности, и стягивает их, удерживая мою жизнь в заложниках.

— Без проблем, — мурлычет ей на ухо, злые глаза прикованы ко мне. — Оставим Мелоди здесь, пусть развлечет нас. Давай, сладкая, Маттео сказал, что будет рад поделиться тобой. Ты ведь не против, если наш отец посмотрит, как ты раздеваешься и скачешь на моем члене, да?

Все. Конец.

Та ярость, что копилась где-то в животе, терпеливо сплетаясь в тугой клубок — взрывается.

Тугой ком ярости, медленно скручивавший мой желудок, взрывается в огненный шторм гнева.

Десять лет контроля исчезли в одно мгновение.

Я, черт возьми, теряю его.

В одно мгновение пересекаю зал, хватаю Валентину за руку и вырываю ее из хватки Рокко.

Кулак взмывает вперед раньше, чем успеваю подумать, но звук удара и то, как голова брата резко откидывается в сторону, приносят мгновенное удовлетворение и развеивают последние сомнения.

— Хватит, — говорю, с ноткой безумия.

Позади раздается мрачный смех отца.

Рокко потирает ноющую челюсть, победно ухмыляясь. Затем раскидывает руки в стороны и задирает подбородок: — Так ты, наконец, признаешь, что тебе нравится стриптизерша.

— Ни хрена я не признаю, — каждое слово вырывается сквозь стиснутые зубы. Я отталкиваю Валентину за спину, ближе к двери. — Она — никто. Я просто не хочу смотреть, как ты насилуешь женщину у меня на глазах. Я бы сделал то же ради любой другой.

Поворачиваюсь к Валентине.

— Пошла вон, — рычу, указывая на дверь. Челюсть сжата так сильно, что еще одно резкое слово, и треснет пополам.

Она неуверенно отступает на шаг. Взгляд, полный растерянности, встречается с моим. Ее глаза скользят по лицам моей семьи и снова возвращаются ко мне. Она колеблется, словно не хочет оставлять меня с ними наедине.

Резко приближаюсь, хватаю ее за руку и тащу к двери. Я не могу, черт возьми, сосредоточиться, пока она, явная и уязвимая мишень для них, все еще здесь.

— Маттео…

— Я сказал, вон.

Выталкиваю ее и захлопываю за ней дверь.

Отец поднимает бровь.

— Интересный спектакль, Маттео.

Игнорируя его, поворачиваюсь к брату.