Маттео напрягается.
И тогда я вижу это.
Огонек, едва заметный, но стремительный, скользит по проводу вверх, оставляя за собой рыжевато-оранжевый шлейф и будто ускоряется, приближаясь к цели. Кажется, он становится быстрее, ярче, опаснее.
За секунду до того, как что-то происходит, Маттео хватает меня за руку, с такой силой, что я вскрикиваю, и резко разворачивает нас.
Огонь достигает розетки. Вспышка. Мгновение зловещей тишины.
А потом взрыв.
Яркий свет вспыхивает из эпицентра с грохотом, временно ослепляя меня. Волна жара вырывается наружу, и огненный шар формируется, мгновенно разрастаясь в огромное и яростное грибовидное облако, несущееся на нас.
Мой желудок проваливается, и страх, какого никогда не знала, захлестывает.
Я застыла.
Маттео накрывает мою голову руками и толкает вниз, вынуждая свернуться, и спрятаться за его широкой грудью.
Я чувствую жар огненного шара вокруг нас, когда он бьет ему в спину. Запах горящей плоти поднимается в воздух.
Запрокидываю голову и в ужасе смотрю на Маттео.
Его лицо искажено от боли. Зубы впиваются в нижнюю губу, глаза зажмурены, он перестает дышать. Сдавленный, хриплый стон вырывается из глубин его горла. Огненный шар отступает так же быстро, как появился, и Маттео падает на меня.
Я выпрямляюсь, подхватывая его под грудь.
— Маттео!
Он упирается лбом в свое предплечье, прижатое к стене надо мной. Его тело словно запирает меня под собой.
— Ты не ранена, cara? — спрашивает хриплым голосом, будто сквозь наждачную бумагу.
— Ты ранен! — восклицаю я. — Как твоя спина? Покажи! — Пытаюсь проскользнуть под его рукой, чтобы обойти и взглянуть на ожог, но он опускает ее, преграждая путь.
— Потом… — с трудом говорит он, но не отступает. — Сейчас надо идти.
— Но…
Маттео тянется к моему лицу. Он мягко обхватывает его, нежно проводя большим пальцем прямо под порезом на моей скуле.
— Мы позаботимся о твоих ранах, когда выберемся отсюда. А потом о моих.
Он бледный, ладонь влажная от пота. Под моей рукой его пульс едва прощупывается.
У меня внутри все сжимается.
— Ты ранен, — говорю, задыхаясь от кашля. — Я вижу… Нам нужно…
— Нам нужно выбраться отсюда, — сипит он, глядя вперед.
Я следую за его взглядом и вижу новый кошмар.
Левая сторона коридора полностью охвачена огнем, и теперь пламя взобралось до потолка. Деревянные балки светятся изнутри, как будто раскаленные угли.
Страх проносится по моим костям, органам, крови.
Маттео делает шаг вперед, но спотыкается и падает на одно колено, открывая мне вид на свою голую спину.
Яростная волна тошноты подступает к горлу.
Вся левая сторона его спины покрыта ожогами. Ярко-красные, вздувшиеся, жутко искаженные, они прорезают старые шрамы, деформируя кожу до неузнаваемости.
Он сильно обгорел.
Крик рвется из моей груди, но я глотаю его. Сейчас нельзя паниковать.
— Сюда, — говорю как можно спокойнее и наклоняюсь. Беру его под руку и тяну вверх. Он помогает, используя инерцию, чтобы встать. — Я держу тебя.
Украдкой смотрю на его лицо. Он морщится, но не выдает всей боли, которую наверняка испытывает. Не хочет, чтобы я увидела, насколько ему плохо. Он делает это ради меня, чтобы я сосредоточилась на том, чтобы выбраться.
Его сила разбивает мне сердце.
Он опирается на меня, и мы продолжаем путь, шаг за шагом. В груди вспыхивает надежда, огонь еще не добрался до окна, если успеем, то сможем выбраться через него. Я должна верить, что внизу нас ждут пожарные, с матами или растянутым полотном, чтобы поймать. Я цепляюсь за эту надежду.
Маттео сдавленно стонет. Смотрю на него, он побледнел еще сильнее, будто с каждой секундой из него высасывают все краски.
— Почти пришли, — говорю я, стараясь вдохновить. — Осталось только добраться до окна, и мы будем в безопасности.
Стиснув зубы, он кивает, в глазах появляется решимость. Его ноги подкашиваются, но я подхватываю его за руку, не давая упасть, и кладу ее к себе на плечи.
— Я с тобой, Призрак, — шепчу. — Я не отпущу тебя.
Прижимаюсь к его груди боком, заставляя опереться на меня.
Мы проходим еще метров пять, прежде чем мне приходится остановиться и перехватить его руку. Кашель выворачивает легкие. Воздух густой от дыма, дышать почти невозможно.
— Я тебя задерживаю, — стонет Маттео, полностью убирая руку с моих плеч. — Я могу идти, cara.
Он делает упрямый шаг вперед, но я перехватываю его за предплечье и возвращаю руку на плечо.
— Мы делаем это вместе, Призрак, — говорю. Пот катится по его виску. — Вместе. Давай, обопрись на меня снова. Мы почти пришли.
В воздухе раздается тихий скрип.
За ним тут же следует пугающий треск, как будто что-то рвется.
Мы с Маттео одновременно поднимаем глаза.
Мгновение тревожной тишины среди какофонии бушующего ада, затем массивная деревянная балка, охваченная огнем, отрывается от потолка и летит прямо на нас.
Ужас раскрывает зияющую дыру в моем желудке.
Я не двигаюсь. Не могу. Я словно вросла в пол. Смотрю, как она приближается, но не могу заставить себя сдвинуться.
Маттео не подчиняется этому ступору. Все замедляется. Его рука соскальзывает с моего плеча, голова наклоняется, глаза находят мои. Пламя отражает жуткий танец в зелени его радужек.
Он улыбается.
Позже я вспомню чувство, которое скрутило мой желудок, когда на его лице появилось принятие. Вспомню панику, хлынувшую в мои вены, ком, подскочивший к горлу, и голос, начавший кричать в моей голове.
Но в тот момент, время возвращается в норму, и я не успеваю осознать, что он решил сделать.
Все происходит слишком быстро.
Страх оглушает. Я больше ничего не слышу. Только вижу, как его губы складываются в слова.
— Я люблю тебя, — говорит Маттео.
Он не ждет, чтобы я ответила.
Его ладони упираются мне в грудь, и он резко толкает меня.
— Нет! Нет! — кричу я.
Тянусь рукой к нему, мы все еще смотрим друг другу в глаза: я в полном, парализующем ужасе, он с неумолимой решимостью. Пальцами сжимаю пустоту, падаю на пол, и инерция швыряет меня назад. Где-то в глубине осознаю, как боль простреливает ладони и уходит в запястья от падения.
Но почти не ощущаю этого.
Я могу только с ужасом наблюдать, как горящая балка падает на Маттео.
Она бьет по обнаженной спине, и сила удара яростно швыряет тело вперед. Его лицо застыло в гримасе нечеловеческой боли, когда из груди вырывается протяжный, надрывный вой. Это последнее, что вижу, прежде чем он падает. Балка падает вместе с ним, придавливая к полу.
Разрывающий горло крик эхом разносится вокруг нас, пронзая пламя, как лезвие. Он рваный и грубый, не похожий ни на что, что когда-либо слышала.
Это звук души, рвущейся пополам.
Я чувствую, как он отдается в моих костях, сотрясает внутренности и вонзается в разум.
Тогда понимаю — это кричу я.
— Маттео! — завываю, вскакивая. — Боже мой, Маттео!
Голова кружится, ноги подкашиваются, я снова падаю. Ползу к нему, слезы текут по лицу.
Добираюсь до него за секунды, но ощущение, будто время работает против меня.
Каждая лишняя секунда причиняет боль.
Каждый вдох на грани жизни и смерти.
Колючая проволока сжимает горло, я не смотрю на него. Он не умер. Он не может умереть.
Сквозь слезы, снова и снова упираясь руками в пылающую, раскаленную балку, пытаясь сдвинуть ее с его тела.
— Маттео, — всхлипываю я, срываясь. — Держись, любовь моя. Пожалуйста… Пожалуйста. Прошу тебя, держись…
Она словно весит тонну, но что-то нечеловеческое просыпается внутри меня. В нос бьет запах горящей плоти, от этого трудно дышать, но я продолжаю.
И вдруг слышу это.
Слабый, еле уловимый стон.
Я цепляюсь за этот звук, как за последнюю ниточку, связывающую меня с реальностью.
— Маттео! — в голосе моем смешиваются агония и надежда.