Она красивее, чем могло бы нарисовать мое воображение. Такая красота существует только в умах великих художников, которым поручено передать ее величие на холсте, чтобы обычные смертные могли взирать на нее с благоговением.

Но она не Венера и не Афродита. Она настоящая.

И идеально ложится в мои объятия. Я бы не сказал, что прежние женщины не подходили, но теперь, когда держу ее, понимаю, каково это, когда все встает на свои места.

Это другое. Потому что теперь знаю, каково это держать ту, которая создана для места рядом со мной. Уверенность, что она предназначена быть в моих объятиях, мгновенно проникает под кожу.

— Что тут сказать, я просто жажду внимания, — бросает она с усмешкой, а ее полные губы, теперь окрашенные в аппетитный оттенок красного, выглядят так, будто просят быть укушенными.

— Ты уже получила мое внимание, cara mia. С того самого момента, как вошла в этот клуб.

Она вздрагивает, глаза расширяются.

— Правда? — Она кокетливо смотрит на меня из-под ресниц. — И что мне даст твое внимание?

Я прижимаю ее к стене и упираюсь ладонями по обе стороны от нее. Самодовольная ухмылка появляется на моих губах, подстегнутая ее игривым тоном.

— Мою вечную преданность, разумеется.

— А что мне делать с вечной преданностью таинственного незнакомца в маске?

Издаю низкий, хриплый звук.

— Такая опасная женщина, как ты, могла бы использовать ее, чтобы поставить меня на колени.

— Опасная? — смеется она, и по смеху ясно, что прекрасно понимает, как действует на мужчин. — Я всего лишь девушка. Вряд ли опасна. Это ты прячешь свое лицо.

— Нет ничего опаснее красивой женщины, — мурлычу я. — А ты, cara, самая красивая женщина, которую когда-либо видел.

На ее щеках появляется прелестный румянец.

— Ловко сказано.

Уголки моих губ изгибаются в усмешке.

— Я тоже так думаю.

— Ты всегда так напорист с девушками, которых пытаешься соблазнить? Или сегодня просто отыгрываешь роль, Призрак? — дразнит она.

Я провожу тыльной стороной пальцев по линии ее челюсти.

— Это не игра. Хотя я никогда не понимал, почему Призрак так одержим Кристиной. До этого момента. — Я заворожен едва заметным дрожанием ее нижней губы от моего прикосновения. — У меня есть только эта ночь, — голос хриплый, шероховатый, пропитанный отчаянием. — Завтра я возвращаюсь в Рим.

Она надувает ярко-красные губки, выпячивая их, и это невинное движение заставляет мой твердый член болезненно дернуться.

— Жаль.

— Ночь еще не закончилась, cara, и я настроен на кое-что рискованное.

Ее ладони ложатся мне на грудь и медленно, откровенно соблазнительно скользят по торсу.

— Насколько рискованное?

— Настолько, что вещи, которые с тобой сделаю до сих пор запрещены в большинстве стран мира. — Поднимаю ее подбородок, провожу большим пальцем по нижней губе. — Еще пару минут назад твои губы не были красными.

Она томно улыбается.

— Да, не были. Я надеялась, что кто-то докажет свою вечную преданность, оценив их по достоинству.

Я ощущаю, как мои зрачки расширяются, пока смотрю на ее губы.

— О, я точно оценил.

— А какой у тебя любимый фрукт?

Я приподнимаю бровь.

— Зимой клементины, а летом... наверное, выбираю между черникой и вишней.

— Как удачно, — произносит она с хитрым блеском в глазах.

— Что именно?

— Моя помада, — она выразительно складывает губы, размазывая помаду по губам. — Со вкусом вишни.

С рыком зарываюсь рукой в ее волосы, запрокидываю голову и впиваюсь в губы. Вишня взрывается сладким, терпким вкусом на моем языке. Похоть вспыхивает, как пламя, и бурлит в крови, пока наши языки переплетаются в жадном поцелуе.

Ее руки скользят по моему телу, так же отчаянно желая меня, как я ее. Хватаю за бедра, поднимаю и припечатываю к стене, прижимая своим телом. Она с радостным стоном выгибается навстречу, ее ноги обвивают мою талию, крепко сжимая.

И я едва не кончаю, когда она прижимается ко мне сильнее и начинает тереться своей пульсирующей киской о мой низ живота.

В этом поцелуе нет ничего чувственного. Это яростная атака, пропитанная отчаянием, и вишневой эйфорией, которая сводит с ума. Рычания удовольствия срываются с моих губ и тонут в ее жадном рту. Она впитывает все, что ей отдаю, встречая мой язык, пока руки сжимают мое лицо, а тело выгибается ко мне навстречу.

Она двигает бедрами, и срывающиеся с ее губ стоны становятся почти дикими, когда хватаю ее за задницу. Впиваясь пальцами в плоть, я притягиваю ее к своему твердому члену.

Из ее горла вырывается резкий вдох при первом же контакте, но она лишь на мгновение замирает, а потом лихорадочно начинает тереться об меня.

То, что между нами происходит, взрывоопасно, нужно лишь поднести спичку, чтобы все загорелось. Каждое ее прикосновение — вызов, провокация, которая еще больше заводит эту опасную игру.

Спустя несколько минут этого сумбурного, безумного поцелуя она мягко упирается в мою грудь и отстраняется. Воздух не стоит потери ее губ, поэтому тянусь за новым поцелуем, но она останавливает меня.

Ее бедра слегка покачиваются, когда плавно сползает по моему телу, снова вставая на ноги.

— Ну? — спрашивает она между хриплыми вдохами. — Я действительно на вкус как вишня?

— Нет, — рычу я. — На вкус ты моя.

В ее глазах сгущается тьма, и все же на губах появляется улыбка.

— Не рановато ли для таких заявлений, а?

Я медленно качаю головой, веки тяжелеют.

— Как только ты позволила мне взглянуть на тебя, стало слишком поздно.

— Я вряд ли могла тебя остановить.

— Нет. И это ты тоже не сможешь остановить.

— Это?

— Нас.

Я вновь впиваюсь в ее губы, поглощая любую попытку возразить.

Не хочу это слышать.

Ее пальцы отчаянно цепляются за мои волосы, пока она меня целует. Затем запускает руку глубже, и резко дергает за пряди, откидывая мою голову назад.

Из груди вырывается угрожающий рык, губы приоткрываются в диком оскале.

— Может, нам стоит остановиться, — задыхается она.

— Я не могу, — выдыхаю, прикусывая ее шею. — Теперь я понимаю, что чувствовал Адам, когда поддался искушению спелого яблока… отчаяние, в которое он впал, ради одного лишь вкуса. — Мой взгляд падает на ее припухшие губы. — Ты мой запретный плод, cara mia. Целовать тебя — это как поддаться первородному греху.

Я должен быть сильнее. Должен держаться подальше.

Но не могу. И не собираюсь.

В ее глазах вспыхивает новая волна желания, и в следующую секунду она бросается ко мне, обвивает руками шею и карабкается на меня, будто на дерево. Ее рот жадно ищет мой. Но этого мало. Просто целовать недостаточно.

Я борюсь с ее платьем, и это похоже на драку с десятком разъяренных птиц.

— Насколько тебе дорого это платье, cara? — шепчу ей на ухо.

— Очень.

Черт.

— Разорви его, — шепчет она.

— Что?

Она издает очаровательно сердитый звук, когда отрываюсь от ее губ.

— Если оно мешает, то разорви его. Сейчас же. Пожалуйста.

Мои брови опускаются, а на губах появляется дерзкая улыбка. Она снова впивается в меня, жадно целуя, пока я сжимаю в кулаке охапку перьев и с силой срываю их с платья.

Она стонет мне в рот, возбужденная грубостью, и это разжигает мое удовольствие до новых высот. Я не склонен к насилию, но, черт возьми, обожаю жесткий секс. А если она тоже…

Хватаю ее за волосы, резко дергаю, проверяя, как она отреагирует на укус боли. И когда глаза закатываются, а с губ срывается сдавленный, полубезумный стон, я бросаюсь к ее шее.

Облизываю, кусаю, втягиваю каждый доступный дюйм кожи, пока вторая рука скользит под подол платья и поднимается по бедру.

Ее ноги сжимаются вокруг меня сильнее, когда пальцы скользят по внутренней стороне бедра и добираются до влажного центра. Ее губы приоткрываются, глаза открываются, находят мои, прикованные к ней. Когда большим пальцем провожу по киске, она ахает мне в рот.