Я с жадностью поглощаю этот звук, втягивая ее нижнюю губу, прикусывая, пока пальцы ныряют под трусики и скользят по ее мокрой киске.

— Ты целуешься, как чертова хищница, cara. Как секс, обретающий форму. Трахая мой рот своим поцелуем. Я не могу дождаться, когда утащу тебя в отель. Засажу в тебя свой член и буду трахать, пока ты не забудешь, как тебя зовут.

На ее лбу появляется очаровательная, сексуально озадаченная морщинка.

— Я даже не знаю, как ты выглядишь.

Больше всего на свете хочу стереть все границы между нами, но не собираюсь снимать маску там, где Рокко может нас застать.

— Скоро увидишь, — хрипло шепчу я. — А пока можешь кончить на пальцы безликого незнакомца.

Ее зрачки расширяются, взгляд темнеет от моих грязных, полушепотом произнесенных слов. Но когда ввожу средний палец в ее тугую, горячую киску до самого конца, глаза распахиваются от шока и наслаждения.

— Проклятье… — стонет она, откидывая голову к стене.

Ее киска сжимается вокруг пальца, словно пытаясь удержать меня внутри.

Я зачарован открытым изгибом ее шеи, тем, как ей тяжело глотать, когда сгибаю палец и задеваю ту самую точку глубоко внутри.

Она дрожит, ее тело отвечает с такой остротой, будто каждое прикосновение — электрический разряд.

Ее дыхание замирает на губах, когда вынимаю палец, а затем громко вырывается из легких, когда ввожу сразу два.

Ее подбородок опускается, и глаза цвета осеннего леса, распахнутые от шока, находит мой.

— Давно никто не трахал пальцами твою тугую киску? — рычу, удивляясь, насколько грубым стал голос.

Она молча кивает, не в силах выговорить ни слова, и вздрагивает, когда ввожу пальцы до самого конца.

Затуманенный от желания взгляд находит мою ответную улыбку.

— Хорошо.

Сдавленные стоны, смешанные с бессвязными проклятьями, срываются с ее губ. Она зарывается лицом в мою шею, и кусает, вытягивая из меня гортанный стон. Чистое животное влечение, по-другому не описать эту неистовую, первобытную связь.

С каждым движением моих пальцев она дергается, извивается, а каждый толчок прижимает ее к моему твердому члену, снова и снова, пока не начинаю дышать так же тяжело, как и она.

Если бы ушел, так и не попробовав ее, я бы жил с этой неутоленной жаждой всю оставшуюся жизнь. С этим отсутствием… чего-то. С осознанием пустоты, которую не смог бы ни описать, ни объяснить, потому что никогда бы не узнал, что именно потерял.

Но теперь я знаю. Точно знаю, чего бы лишился. И не собираюсь упустить это.

Сегодня ночью я удовлетворю эту жажду до конца.

Слава гребаному Богу, что не остался в стороне.

Она напрягается, киска сжимается вокруг моих неумолимых толчков, но я не останавливаюсь, мои пальцы безжалостно жадные до ее оргазма.

— Еще, — выдыхает она.

— Еще, cara? — усмехаюсь. — Ты всегда такая ненасытная?

Она бездумно кивает, полностью потерявшись в ощущениях.

Наклоняюсь к ее уху, прикусываю мочку и шепчу: — Хорошо, что я щедрый.

Разочарованный стон срывается с губ, когда опускаю ее на пол, но тут же превращается в удивленный вздох, когда сам опускаюсь на колени.

А затем, в восхищенный, дрожащий вдох, когда провожу языком по ее киске, начиная с того места, куда погрузил пальцы, до набухшего клитора, втягивая его в рот.

Вцепившись в мои волосы, растрепав прическу, она выгибает бедра к моему лицу, вырывая из меня довольное рычание.

Мой голос вибрирует прямо на ее клиторе, и от этого по ее телу проносится восхитительная дрожь, а потом она замирает. Словно поймана в моменте, прижатая к стене, рот приоткрыт от наслаждения, глаза зажмурены.

Я едва успеваю прижать ладонь к ее губам, чтобы заглушить звуки, которые вырываются из нее, прежде чем она взрывается на моих пальцах. Музыка гремит так громко, что легко бы заглушила ее крик, даже если бы кто-то оказался сейчас в коридоре. Но именно поэтому я их заглушаю — потому что когда услышу ее крики впервые, мне нужно слышать каждую нотку, каждый нюанс, каждую неровную интонацию, когда она распадается для меня на части. А не какую-то приглушенную имитацию.

Ее тело дергается в конвульсиях, остатки оргазма прокатываются сквозь нее — я все еще не отпускаю ее клитор, сжимая его губами.

Она обмякает, будто лишившись костей, когда поднимаюсь. Я подхватываю ее и прижимаю к своей груди.

Касаясь затылка, осторожно поднимаю ее лицо, заставляя посмотреть на меня.

Ее глаза медленно открываются, затуманенные, с трудом фокусируясь. Зрачки лениво сужаются, неторопливо обнажая завораживающий ореховый оттенок радужки.

Мои пальцы нежно скользят по ее виску.

— Знаешь, о чем я думал, когда смотрел, как ты танцуешь?

— «Как она так двигает бедрами?» — парирует она, прижимаясь ко мне.

Я тихо смеюсь, слегка касаясь ее щеки.

— О том, как твои волосы будут смотреться, раскинувшись по моей подушке. Мне не терпится это увидеть.

На ее щеках вспыхивает самый красивый румянец, что когда-либо видел. Тихо стону от того, что он делает со мной.

И тут одновременно происходят две вещи.

Энцо окликает меня, привлекая внимание с конца коридора.

А когда снова смотрю на нее, то ее глаза распахнуты. Пелена страсти рассеялась, сменившись осознанием реальность.

Нахмурившись, я оборачиваюсь к Энцо: — Что случилось?

— Он закончил встречу десять минут назад, — отвечает тот с явным намеком.

А это значит, что Рокко уже может бродить по коридорам в поисках очередного садистского развлечения.

Я молча киваю, принимая информацию. Энцо тут же исчезает из виду.

Поправив ее платье и трусики, отступаю ровно в тот момент, когда она мягко отталкивает меня.

— Мне нужно идти, cara.

— Мне тоже. Я… моя подруга. Я пришла сюда с подругой. Не могу поверить, что я… — Она озирается, на лице растерянность. — Она, должно быть, уже ищет меня.

Едва успеваю перехватить ее запястье, прежде чем она разворачивается, чтобы уйти.

Когда оборачивается, взгляд цепляется за мою руку, сжимающую ее запястье, а потом за ключ-карту, которую вкладываю в ладонь.

— Raffles Hotel. Я в пентхаусе. Приходи через час, когда попрощаешься с подругой.

На ее лице мелькает замешательство. Я слегка тяну за запястье, притягивая ближе. Она не сопротивляется и позволяет мне вернуть ее в свою орбиту. Ее взгляд смягчается, становится открытым, доверчивым. Внутри будто что-то срывается с цепи.

Потому что в том мире, из которого пришел, на людей так не смотрят. Я знаю, что такое ненависть, боль, страх, отвращение. Но чистая невинность и бескорыстная вера?

Черт, это как чужой язык.

— Я уезжаю завтра, — говорю, сжимая ее руку сильнее, отчаянно цепляясь. — Не заставляй меня покинуть страну, так и не попробовав тебя еще раз.

Она внимательно смотрит в мои глаза.

— При одном условии.

— Говори.

Она проводит большим пальцем по краю белой маски, ее взгляд следует за этим движением.

— Без маски.

Ленивая, уверенная улыбка растягивает мои губы.

— Я планирую оказаться у тебя между бедрами через тридцать секунд после того, как ты войдешь в номер. А маска будет мешать, если ты собираешься кататься на моем на лице. Считай, вопрос решен.

Щеки заливаются румянцем, но в глазах читается нетерпеливое предвкушение.

Она останавливает меня, когда тянусь к завязке на затылке, чтобы снять маску.

— Не сейчас. Сохрани интригу на потом, Призрак.

— Ты же знаешь, что он был ужасно изуродован?

Она пожимает плечами.

— Шрамы меня не пугают.

Я тихо усмехаюсь.

— Принято к сведению.

Неохотно отпускаю ее запястье. Рука падает вдоль тела, пальцы крепко сжимают ключ-карту. Она разворачивается и уходит в противоположную сторону по коридору.

У вершины лестницы оборачивается, бросая взгляд через плечо. И у меня в груди все сжимается, когда ее губы медленно расплываются в улыбке.

— Ты ведь полностью разрушишь мою жизнь, правда?