Поимка еще одного мужичка, покрытого пятнами, хоть и спрятавшегося за поленницами у сарая, была не сложным делом. Воскресший по кличке Сержант, из бывших военных, однажды сгинувших в Зоне, без труда указал, несмотря на сумерки, местонахождение объекта. Сталкеры и бойцы, по указанию Сержанта, обошли указанную точку и в сумеречной тишине обступили гнуса со всех сторон. Он в свою очередь не пытался никуда бежать, не осознавая степени угрозы от этих людей и от странного механизма, держащегося позади остальных. Гнус в джинсовой куртке, грязных, покрытых черным налетом праха джинсах сидел на корточках, скрываясь от людей. Это было уже совсем другое существо. Прожившее несколько суток, освоившееся со всем, что происходит, оно четко понимало, что происходит, по крайней мере, через призму восприятия зараженного мозга. Таких не интересует, как и почему они стали другими. Они просто продолжают существовать так, как им велит их измененное сознание.

Среднего или чуть выше среднего роста мужчина лет пятидесяти, крепкого сложения, жилистый, с мозолистыми пятнистыми ладонями, даже достал сигарету и, не прикуривая, вложил ее в рот, имитируя или повторяя того, кем он был раньше. Держа на мушке, первым перед ним появились Коваль и Сержант. Осветив гнуса рассеянным светом налобника, Коваль, держась на расстоянии трех метров, убрал автомат.

– Здорово, мужик, – обратился он к нему.

Гнус кинул на него взгляд и показал неприкуренную сигарету, невнятным жестом обозначая то ли затяжку, то ли просьбу огня. Сидящий на корточках спиной к сараю гнус не делал попыток убегать, а потому с обеих сторон сарая приблизились остальные четыре человека. Это не вызвало никакой реакции пятнистого.

– Огоньку… – хрипло произнес он.

Коваль, усмехнувшись, кинул ему зажигалку, нарочно кидая так, чтобы поймать было трудно. Гнус выкинул вперед руку и уверенно поймал ее на лету. Сталкеры переглянулись. Это было что-то новенькое. Гнус и его формы были никому не известны, кто знает, до какой степени может меняться эта зараза и ее носитель? По крайней мере, этот был вполне ловок.

– Один? – спросил его Коваль.

Это был обязательный вопрос. Большая часть отбившегося гнуса были одиночками, но были и небольшие группы. В таких случаях обязательно нужно было найти всех, перед тем как уничтожить. Живой и испуганный гнус, обнаруживший незараженных людей, наверняка сможет привести с собой неизвестно какое количество таких же, как и он, полуживых прокаженных. Гнус кивнул. Под светом фонарей его движения были вполне естественны. Если бы не уродливые пятна на лице и неприкрытых участках тела, его вполне можно было бы спутать с обычным человеком.

– Светку ищу, – сказал он, стряхивая указательным пальцем пепел с незажженной сигареты. Зажигалку он так и продолжал держать в руке.

– Нет здесь никого. Только мы, – ответил Коваль. – Ты болеешь. Тебя надо лечить.

Гнус впервые посмотрел на сталкера, чье лицо было закрыто прозрачным пластиковым забралом. Темные с коричневыми прожилками глаза гнуса не выражали ничего. Они были словно пластиковые. Матово поблескивающие пластиковые глаза.

– Некого лечить, что ли? Вон его лечите, – он указал махом головы на Сержанта.

Речь гнуса была четкой, мысли, какие бы они ни были, были ясными, и вероятность мирного исхода ситуации стремительно обращалась в ноль. Но не для того они ехали сюда таким составом, чтобы решать все условными договоренностями. Конечно, взять живого гнуса было задачей не частой. Обычно, если нужно было устранить гнуса, не поддающегося на уговоры и обманы, достаточно было лишь прострелить тому голову, а после быстро снять ее с плеч, что для гражданского гнуса, не готового к применению огнестрела, было неожиданностью. Но сейчас…

Коваль посмотрел на Зиму. Зима уже держал готовую веревочную петлю за спиной. Секунда – и брошенная как лассо с небольшого расстояния петля была накинута на голову гнуса. Но вот незадача, имитируя курение, гнус поднес руку с незажженной сигаретой ко рту, и петля одной стороной закатилась, как надо, за затылок, а другая сторона легла на запястье. Понявший, что что-то происходит не так, как надо, гнус сбросил петлю, вскочил, но было поздно. Обступившие его бойцы одним своим общим весом придавили его к стене сарая, заломали, связали руки, ноги и положили на землю. Коваль воткнул в открытый рот кляп. Яркость фонарей добавили, а со связанного срезали всю одежду, оставив совершенно нагим и безобразным. Смуглая сухая кожа, покрытая пятнами вируса, прочная и тонкая, не скрывала крепких мышц и четких, словно прорисованных сухожилий. Определенно эта особь при жизни была знакома с физическим трудом. Сделав несколько безрезультатных усилий порвать веревку, гнус замер, глядя непроницаемым взглядом на людей.

– Ну, что, Сержант, – сказал Коваль, подавая ему одноразовый шприц без упаковки, – давай за всех, кто еще жив и кто еще воскреснет?

Сержант, чья древняя, но бережно залатанная амуниция ранних образцов указывала на то, что он был в числе первых военных, сгинувших и воскресших в Зоне, молча принял шприц. Секунду подумав, он нащупал пальцем просвет между ребрами напротив сердца и воткнул иглу на всю глубину. Темная, почти черная кровь начала наполнять пластиковый цилиндр шприца. Поняв, что сейчас будет, гнус начал биться о землю, как рыба на льду, и даже пару раз начинал вставать, но тут же сбивался ударом приклада и подсечкой на землю. Он что-то мычал, мотал головой, и только сейчас в его глазах было видно что-то напоминающее страх. Но страх какой-то отчужденный, словно только часть человека билась за странную жизнь, которая руководила этим телом, как будто тело принуждали использовать все способы, чтобы сбежать, но действительного страха не было. Наполнив шприц, Сержант протянул его Ковалю.

– Прижмите его, – коротко скомандовал сталкер.

Несколько человек придавили гнуса к земле. Коваль повернул голову гнуса в сторону и вогнал иглу между ключицей и шеей. Гнус издал короткий звук и замер, от напряжения став деревянным. С трудом, словно из тисков вытащив иглу, Коваль отошел. Сталкеры также сделали шаг назад, сняв давление с тела. Коваль засек таймер и включил видеозапись на ПДА. С минуту гнус лежал, напрягши все мышцы, словно до сих пор сопротивляясь навалившимся на него людям. Затем общий мышечный спазм начал усиливаться, пальцы на ногах – поджиматься, а сам – выгибаться дугой. Связанные за спиной руки непроизвольно старались сложиться в локтях, но веревки, врезавшиеся в кожу, не давали сделать этого.

– Развяжите, – приказал Коваль.

Веревки тотчас были срезаны, но встать он уже не мог. Выгибавшееся дугой тело худело и потрескивало не выдерживающими нагрузки суставами и позвоночными дисками. Кляп вытащить было невозможно, стиснутые челюсти не давали на это ни одного шанса. Еще несколько минут скованный одной мощной судорогой гнус, на глазах теряющий в весе, сопротивлялся вирусам, внесенным в него извне. Единственному вирусу, с которым он не мог справиться в почти убитом им носителе. Потемнев и иссохнув, он застыл, давая понять, что найдено то, что не может вылечить, но может убить. Кровь воскресших, кровь тех, кто действительно умер, неся в себе неизвестный штамм, и поднят этим же штаммом. Кровь, вяло текущая по жилам мертвецов, без проблем приживавшаяся в живых, приживалась и в полуживых, выдавливая оттуда и управляющий телом вирус. Люди завороженно смотрели на мертвого гнуса, на лицах постепенно растягивалась победная улыбка.

– Готов? – спросил Коваль у Сержанта, прозрачным взглядом смотрящего на тело.

– Без вариантов… – ответил тот.

Коваль наконец позволил себе улыбнуться и нажал кнопку вызова ближайшего к Зоне поста. Сделав несколько шагов в сторону, чтобы не говорить при всех, он начал отбивать голосовку Якорю. Оттуда по нынешней спокойной Зоне, когда мутанты не атакуют сталкеров, уже через несколько часов новость дойдет до лидера «Свободы», а тот распорядится ею, как может. Зима присел рядом с трупом, разглядывая выражение его лица.