– Там сверху большая термическая аномалия – разлом, – сказал Трофим, – и вы совсем недавно чуть не убили меня в ней.

– Правда? – удивился профессор, – о… простите, пожалуйста, Трофим Аристархович, я ведь не мог знать, что это вы… в моем положении такой редкий случай поправить свою… свой… – он не нашелся, что сказать.

– Ладно, профессор, прощаю. Дальше.

– Так вот, вы не подумайте, коллега, что я только и делаю, что пытаюсь кого-либо съесть. Я ведь в первую очередь ученый и человек. Я принял решение разводить плантации плесени, потому что это будет защищать меня. Аномалии не растут в тех местах, где остается хоть что-то живое, и в то же время эта плесень в крайних, так сказать, случаях может быть кормовой базой… вот посмотрите, – Одинцов встал и показал несколько зеленых пятен рядом с химическими аномалиями. – Это Аспергил – высший плесневый гриб, вы, наверное, знаете. Я нашел его под колесом одной из машин, когда у меня еще был выход. Мне пришлось немного поколдовать над ним, чтобы он стал зеленым, вы ведь понимаете, коллега, что кроме того что забирать жизнь, я могу и давать ее, могу влиять на геном дистанционно, могу лечить людей… мы можем. Вы понимаете, коллега?

– Понимаю, но у вас что, есть кто-то еще? Почему вы говорите мы?

– Кто-то еще? – переспросил Одинцов и задумался, странно глядя на Трофима. – Да, тут был кто-то еще. Я так понимаю один из выживших, тот, кто остался последним. Не знаю, как его зовут, но именно он открыл эту дверь, – профессор указал на дверь, через которую вошли Трофим и Моль, – он покушался на меня. Думаю, что он хотел меня съесть, но поскольку он находился еще в стадии бета, то я дистанционно ослабил его, и он сбежал. Больше я его не видел, хотя регулярно чувствовал, он подглядывал за мной и подслушивал. Я пытался с ним поговорить, привести в чувство, но мне кажется, что либо он получил черепно-мозговую травму, либо настолько долго был в состоянии невменяемости, что вакцина, которая, без сомнения, не дала ему умереть, восстановила только часть его умственных способностей. Конечно, в его случае это прискорбно.

– А что вот с этим объектом? – Трофим указал на труп.

– Это… этот, как вы сказали, объект имеет слишком сильные повреждения нервной системы, и ему не светит полноценное осмысленное существование, мне пришлось э-э-э… использовать его как…

– Еду, – закончил Трофим.

– Да, коллега, вы меня прекрасно понимаете, – согласился Одинцов. – Так что вы вытащите меня отсюда? Вы можете разомкнуть этот круг аномалий, я, признаться, уже очень устал находиться в их плену.

Трофим осмотрел несколько рядов аномалий, потолок, пол с пятнами химических луж.

– Вы знаете, профессор, это невозможно, я понял, что вы из себя представляете, и надеюсь, что смогу привести помощь, и мы что-нибудь придумаем, но сейчас нам надо идти.

– Вы что не можете управлять этим? – он указал на аномалии перед ним, – ведь сейчас две тысячи семнадцатый год, технологии совсем на другом уровне, мы, наверное, колонизировали Луну, Марс, а вы не можете справиться с этими недоразумениями?! —возмутился и перешел на крик Одинцов.

– Потише, профессор, никто не колонизировал Луну, до Марса вообще еще очень далеко, и снаружи, там за пределами Зоны, тоже не все так хорошо, как вы, наверное, думаете.

– Да, да, коллега, простите, – Одинцов взял себя в руки. – Вы же понимаете, за столько лет первая надежда на спасение, а тут такое фиаско… я просто не сдержался. Вы простите мне эту ноту? – жалобно попросил он.

– О чем вы, профессор, разумеется, я понимаю вас, – успокоил его Трофим, испытывая жалость к этому пожилому человеку, оказавшемуся в таких тяжелых обстоятельствах и сохранившему человеческую натуру и обличье.

– Трофим Аристархович, если вы вытащите меня отсюда, я обещаю, я буду помогать вам всем своим опытом, всеми своими возможностями. Мы с вами, если захотите, восстановим этот комплекс, это огромная лаборатория, передовая в своем времени, и сейчас я уверен, она далеко не из последних. Там, на нижних этажах, есть готовые вакцины, я покажу вам. Вы сможете предложить их значимым людям, я буду наглядным примером, – профессор говорил жарко и пылко, охваченный фанатичным безумием. – Мы разработали много вариантов, есть вакцины для солдат, есть для руководителей, а есть и… – тут по его лицу пробежало холодное, пренебрежительное выражение, – для простого народа, который станет сильным, верным и бесконечно преданным. Это очень хорошее средство. Мы найдем помощников, мы… мы… Трофим Аристархович?! – встревожился он, глядя на изменившееся лицо некробиолога.

– Бесконечно преданным? – с сомнением переспросил Трофим.

– Нет, нет, если вы не хотите, то мы уничтожим этот штамм, действительно, зачем таким, как мы, вакцинировать кого попало? – профессор мелко засмеялся, – Трофим Аристархович, я предлагаю вам сотрудничество, но вы должны вытащить меня отсюда…

– Я постараюсь, но как скоро это произойдет, обещать сейчас не могу.

– Тогда, может, вы оставите мне своего сталкера? – попросил Одинцов.

– О чем вы? – не понял Трофим. – Как я могу оставить вам человека? Моль, пойдем, нам пора, – позвал он свободовца.

Тот странно и неподвижно продолжал сидеть на земле. Трофиму показалось, что он курит, некая сизоватая дымка тянулась от него через аномалии к Одинцову. Трофим кинулся к сталкеру, посеревшее похудевшее лицо, потерянный взгляд, неестественная неподвижность в течение всего разговора.

– Коллега, я немного позволил себе запитаться от вашего проводника, вы же не в обиде? Можете оставить его мне? Мне его хватит надолго, вы к тому времени успеете вернуться с помощью, – ворковал Одинцов.

Трофим с ужасом следил, как нечто, что он видел на камере, снимавшей мертвецов в погребе на Пепелище, исходит теперь от сталкера, словно стягиваясь тонкой витой нитью с его тела, проходя через одежду и медленно, но неотвратимо переливаясь в солнечное сплетение Одинцова.

– Тварь! – яростно заорал Трофим.

Выхватив пистолет, он не целясь нажимал на курок. Выстрел за выстрелом посылал пули в профессора. Тот присел, съежился и закрыл голову руками, но пули не причиняли ему никакого вреда, не в силах пройти аномалии. Разрядив пистолет, Трофим схватил АК сталкера и длинной очередью разрядил его в контур халата. Ни одна пуля не достигла цели. Профессор поднял голову и захихикал, мерзко и подло.

– Трофим Аристархович, зачем вы так реагируете? Это же просто человек, а мы с вами уже совсем другие люди. Вы же тоже на стадии гамма, неужели вы не понимаете?

Трофим, не слушая его, схватил сталкера за шкирку и потащил прочь, скорее, скорее от этого места. Стараясь не видеть того, что он уже видел. Слабеющее сердце сталкера, замедляющее свой ход от удара к удару, старые раны в ноге и груди, совсем недавно сросшиеся ребра, синий артефакт в рюкзаке, который тонкими синими нитями окутал красноватые артефакты кристалла, еще что-то, что просто было невозможно. Этого не должен видеть ни один нормальный человек.

– Постойте, куда вы, коллега? – кричал ему вслед Одинцов, – вернитесь, я вас умоляю. Я все понял… я клянусь… я больше никогда…

Его отчаянный крик затихал, по мере того как Трофим удалялся от злосчастного ангара. Через два часа он был на поверхности, вымотанный на нет, с бледным сталкером на руках, жизнь которого теперь была вне опасности, но он все еще был без сознания. Его тут же окружили свободовцы, много, человек пятнадцать.

Трофим нашел взглядом Якоря, хмуро смотрящего на него.

– Нашли?

– Нашли, – кивнул Трофим, – ты разлом, куда я упал, знаешь?

– Да, – ответил Якорь.

– Возьмите взрывчатку и обрушьте его вниз. Устройте этой твари веселую жизнь, – глаза Трофима сверкнули ненавистью, заразив ею всех окружающих.

– Мы сделаем, Док. Мы все сделаем, – ответил Якорь. – Сизый, Бура, Медведь, по ящику в зубы и на разлом.

Тотчас трое огромных свободовцев в светло-зеленых экзоскелетах развернулись на исполнение. Якорь нагнулся к своему другу, который начал приходить в себя.