– А… так вы подслушивали? – спросил Трофим.

– Немного задержался у дверей, Док, – ответил он.

– Ну, тогда организм Токтабаева, – хохотнул ученый.

– А я не возражаю, – разворачиваясь и неся поднос с кружками и вазочками с сахаром и печеньем, сказал боец.

– Лукас Константинович, пойдемте чай пить! – крикнул в закрытую дверь Трофим.

– Я позже, без меня, – приглушенно отозвался Лукас.

Отодвинув компьютер и бумаги, расчистив стол для чайных принадлежностей, троица села за стол.

– А где Капезович? – поинтересовался Сагитай, отхлебывая из кружки.

– Отдыхает. У нас после полевых положен отгул на оставшееся рабочее время, это я такой ударник, что после поля сразу в лабораторию, – усмехнувшись, ответил Трофим.

– Я спросить хотел, Док, – отставил кружку Сагитай.

– Спрашивай.

– Эти ваши объекты, мертвецы то есть, чем же они нас так обрабатывали? Я чуть сознание не потерял, – с тревогой спросил он.

– Это сложный механизм. Его можно описать как процесс модулирования частоты подвоздейственного объекта с последующим воздействием на источник создания частоты подвоздейственного объекта, – ответил Трофим. – Сначала вирус синхронизируется по частоте с подвоздейственным объектом, а затем определенной частотой электромагнитных колебаний вызывает сбои в работе органов подвоздейственного объекта.

– Подвоздейственный объект – это человек, что ли? Мы, то есть? – уточнил Яков.

– В нашем случае да, – кивнул ученый, отхлебнув горячего чая.

– Но тогда это, наверное, мощный импульс, и электричество вырабатывается помощнее, чем у этих… электрических угрей… так? – предположил Яков.

– Отнюдь. Чтобы разбить хрустальный бокал, необязательно кидать его в стену или бить кувалдой. Вы это можете сделать, не пошевельнув пальцем, – сказал Трофим, глядя на Якова.

– Не шевельнув пальцем? – усмехнулся боец. – Не уверен.

– Достаточно напевать песню, выяснить, на какой частоте хрустальный колокол начнет резонировать с вашим голосом, и если у вас есть определенные вокальные способности, то можно быть уверенным, что бокал треснет, – объяснил Трофим.

– Ну тут Шаляпиным надо быть, не меньше, – высказался Сагитай.

– Шаляпин или нет, неважно, но принцип вам понятен, я думаю. Это образное сравнение, – разворачивая карамельку, сказал ученый.

– Так что, мы вроде этих бокалов для них? – сделав большой глоток и расстегнув пуговицы тесного для его размеров халата, спросил Яков.

– Не мы целиком, а наши органы, и поверьте мне, то, что у нас внутри, гораздо хрупче и ранимее, чем самый тонкий хрустальный фужер, а объекты прекрасно видят, куда им лучше, образно говоря, бить, – с этими словами Трофим слегка щелкнул ногтем по чашке, которая издала далеко не хрустальный звук.

– Это… а черт его разберешь, – насупился боец, припав к кружке. – Защита-то есть от этого? – почти жалобно спросил он.

– Пока нет, и перспективных наработок тоже, – признался Трофим. – Мы можем только фиксировать очень узкий определенный спектр издаваемых объектом волн, но это лишь малая часть от их набора биоподавления. Наше оборудование, как бы современно оно ни было, увы, не способно выделять и удерживать эти частоты.

– Единственный выход остановить это самое воздействие – это пристрелить мертвеца, правильно, Док? – спросил Сагитай.

– И да, и нет. Для того чтобы начать производить биоподавляющие частоты, колония вирусов должна захватить приличное количество нервных клеток носителя, не менее двадцати процентов, как правило, это головной и спинной мозг. Если вы разносите голову объекта, то для колонии это страшный удар. Она не гибнет, но испытывает шок, – Трофим пригладил волосы. – Вирусы также меняют функции в зависимости от занимаемой ими клетки. Например, мышечная клетка, пораженная вирусом, не может производить электромагнитные частоты, а нервные вполне. Если мозг носителя разрушен, соответственно, и воздействие от объекта многократно ослабевает.

– Только ослабевает? – спросил Яков, наливая себе в кружку кипятку.

– Остаются же еще позвоночник, нервные клетки и узлы по всему телу. Они продолжают генерировать биоподавление, – объяснил ученый. – По сути, вы не убиваете объект сразу. Если наши наблюдения верны, то вирус, по крайней мере, в лабораторных условиях синтезирует белки, пусть пока не все, пусть пока только копируя механизм работы клетки, но первые ласточки – признак весны, как говорит Алексей Иванович. Иначе говоря, колония продолжит жить, насколько хватит питательных веществ, и теоретически способна отстроить поврежденный орган заново, если в этом есть для нее смысл.

– Не понял… это что, голову снова отрастить? – вытаращил глаза Сагитай.

Яков замер, не дотянувшись до печенья в вазочке.

– Теоретически да, но мне кажется, что это нецелесообразно. Отрастить глаза и ротовой аппарат это имеет смысл, а сам мозг наверняка вырастит где-нибудь в защищенном месте, например, в груди, – ответил Трофим, – это при условии, что объект будет обеспечен питательными веществами. В Зоне ему никто капельницу не поставит, поэтому не переживайте, наверняка объект умрет с голоду.

– Едрить-колотить! – не сдержал эмоций азиат, при этом его глаза сверкнули так, словно он приготовился схватиться врукопашную со львом или медведем. – Что значит наверняка, Док? Оно что еще может и без головы выжить?

– Имеете в виду носителя? Носителя без головы? Да, может выжить, как я уже говорил, если будут запасы питательных веществ. Носитель считается мертвым, когда технически на продолжительное время утрачивает контроль над своей нервной системой, и начинаются первые разрушения на внутриклеточном уровне. Тогда носитель мертв, но вирус нет. Он впадает в спячку. Долго или нет он может быть в таком состоянии, мы не знаем, но подозреваем, что очень долго. Десятки, может, сотни лет, в зависимости от условий.

– А как же контролеры? – вмешался Яков. – Они же вроде главные поводыри для зомбированных?

– Контролеры да. Но они берут под свой контроль живого человека или тело с более или менее сохраненной нервной системой. Насчет того, чтобы взять под контроль объект, мне кажется сомнительным, – ответил Трофим – хотя подтверждающих или опровергающих данных нет.

– Мда… – протянул Сагитай. – Это прям не мертвец, а… даже не знаю, бессмертный, что ли.

– Финального развития колонии мы не наблюдали, – задумчиво произнес некробиолог, – но если проанализировать все имеющиеся у нас данные и сделать кое-какие допущения в вариациях развития, это может получиться некое существо на начальных стадиях с примитивным разумом, достаточным для существования в условиях Зоны. А с учетом того, что вирус стремительно мутирует и приспосабливается, что теперь он может синтезировать белок, по крайней мере, заставлять пораженные им клетки делиться, носитель, а именно человеческий организм, вполне может оказаться временным вместилищем колонии. Колония может перерасти в самостоятельный организм, а вот этот организм с его возможностями биоподавления, регенерации, и кто знает, какие еще фокусы мы увидим, действительно будет сложно уничтожить, – все так же задумчиво сказал Трофим.

Оба бойца напряженно молчали.

– Док, но ведь они же всего лишь сборище микробов, как они могут слепить что-то сами из себя? – сделал попытку Яков хоть в теории разбить потенциальную мощь становящегося осязаемым противника.

– Мы тоже всего лишь сборище клеток, каждая из которых не может самостоятельно поддерживать свою форму, но вместе они создают облик человека. Наши клетки гораздо менее разумны и приспособляемы, чем тело вируса, но мы имеем разум и волю. У человека всего двадцать три пары хромосом, вирус замещает собой все двадцать три пары, становится самой клеткой и продолжает удерживать свой собственный код в третьей цепочке, не переставая быть вирусом. Думаете, что-то может ограничить его развитие? – спросил Трофим собеседников.

От тихих слов ученого несло опасностью, которую бойцы, словно слепые псы, чувствовали в воздухе. Объекты, ранее вызывавшие у них в худшем случае отвращение и жалость, теперь несли ощущение беды, словно кто-то, посмеиваясь, подсовывал им нелепых мертвецов, ожидая момента, когда из-за их спин человек наконец-то сможет разглядеть облик нового, создавшегося, повинуясь неразгаданным механизмам жизни, зверя.