— Ну так попроси Файгля перевести тебя в другую часть.

Ни хера себе заявочка. Это то, что я подумала?

— Похлопаешь глазками, а может, и не только, и я думаю, он не откажет.

Да нет, всё я правильно поняла. Этот придурок меня ещё и в шлюхи записал. Прежде чем я успела себя остановить, рука сама собой взметнулась, впечатываясь в щёку Винтера.

Я замерла, готовая к любой его реакции. Не помню, что там за кары полагаются по Уставу за битьё морды лица командира, но он тоже должен знать границы. Как ни странно, в обратку мне ничего не прилетело, хотя его конечно тоже накрыло. Явно прикидывает, что со мной делать дальше. Вовремя вспомнив, что при желании этот красавец сможет ещё больше закрутить мне гайки, я нехотя выдавила: — Извиняться не буду. Пусть вы командир, это не даёт вам права меня оскорблять.

— Вот уж не подумал бы, что девица которая постоянно зажимается с кем-то по углам, так обидчива, — понятно, с его стороны извинений тоже не будет.

Угораздило же меня попасть в этот век махрового шовинизма и непроходимого ханжества. Этот идиот, увидев меня пару раз рядом с Кохом и Шнайдером, уже чёрти чего понапридумывал, но оправдываться перед ним я не собираюсь. Много чести. Вообще бессмысленный разговор получился. Нечего мне тут больше делать.

— Если не нужно перевести очередные расчёты на содержание библиотеки или рекомендации агронома, то я пошла, — я сняла с вешалки шинель и вздрогнула, почувствовав, как его пальцы перехватили мой локоть, разворачивая обратно.

— Раз уж ты снова в моей роте, запомни наконец одну простую вещь. Я требую полного подчинения и соблюдения Устава. Если я говорю, что мне нужен перевод в двенадцать ночи, ты его сделаешь, — он опять включил режим «снежная королева» — взглядом хоть пельмени замораживай. — Что касается твоей личной жизни, она мне глубоко безразлична при условии, что ты держишься от Фридхельма подальше.

Мысленно я послала его в пешее эротическое, но слава богу внутренний тормоз на этот раз сработал вовремя.

— Ты действительно думаешь, что проблема во мне? Пора признать, что Фридхельм давно вырос и имеет право жить своей жизнью. Если ты станешь для него копией отца, ты его потеряешь.

Той ночью я опять практически не спала. Крутилась чуть ли не до рассвета. То, что «нянь» синеглазки окрестил меня безмозглой шлюшкой и прямым текстом запретил портить невинного мальчика, всё же задело за живое. Тем более здравое зерно во всём этом ханжеском бреде было. Фридхельм всё больше и больше привыкает ко мне, а я не собираюсь отказываться от своих планов прорваться в Москву. Вариант остаться я даже не хотела рассматривать. Несмотря на свои чувства, я не уверена, что смогу ещё четыре года провести во вражеской армии. Я ещё раз прикинула, а если бежать вместе? Да нет, это полная дичь. В Германии нам скрыться не удастся. Если скрываться в Союзе, его придётся пожизненно выдавать за немого. Ну или по крайней мере, пока он не избавится от акцента. Это я ещё не говорю про то, что какой-нибудь особист вроде Громова вмиг выведет его на чистую воду. Да и вообще его же призовут в действующую армию, и я уверена, он не пойдёт стрелять в своих даже ради меня. Нет, тут без вариантов. Что-то болезненно заскреблось внутри от мысли, что я больше не увижу его. Судя по тому, что мы уже можно сказать в дальнем Подмосковье, мне осталось пробыть здесь недолго. И как интересно нам теперь встречаться, если Вилли так активно против?

* * *

Да где их всех носит? Уже вечер, а деревня как вымерла. Файгль со своими орлами куда-то отчалил ещё вчера. Видимо, наводить шмон после терракта в киношке. Винтер тоже на рассвете забрал куда-то парней и до сих пор ни слуху ни духу. Пользуясь свалившимся отгулом, я выспалась от души, чего не случалось уже вечность. Перестирала шмотки, в очередной раз ужаснувшись их убогости. Чулки шерстяные, которые хрен пойми как должны удерживаться на ляжках, лифчик чуть ли не до талии и лямки шириной почти с ладонь. Теперь понятно, почему люди этой эпохи занимались сексом в темноте и под одеялом. Ну и раз выпал такой случай — перерыла в штабе все бумаги. Хотя тут мне не свезло. Карты я уже давно изучила вдоль и поперёк, а секретных донесений Винтер в открытом доступе естественно не хранил. Я цапнула пачку писем с его стола, просматривая конверты. Ага, почти всем мальчикам пришли письма с дома. Надеюсь, они вернутся в полном составе. А Вилли особенно повезло — письма от Чарли, из дома и от Файгля. Интересно, что там пишет гауптман? Вряд ли о том, что соскучился. Чёрт, может, как-то получится вскрыть конверт? Я осторожно попробовала потянуть край, но убедилась, что открыть его я смогу, только разодрав конверт в клочья. А может, бросить письмо в печку? Наверняка там приказ выдвигаться в какой-нибудь замес. Было бы шикарно — и Вилли получит за неисполнение, и нашим будет проще биться. Только тут было жирное «Но». Когда всё это вскроется, если я всё ещё буду здесь, он быстро поймёт, кто включил функцию антиспам. Нет, если конечно я уверена, что успею смыться или готова к допросу с пристрастием, то вперёд, но уверена я не была, поэтому положила письмо к остальным. Меня отвлёк шум доносившийся с улицы. Ну наконец-то. Я выбежала на крыльцо, не задумываясь, что сейчас в очередной раз морально предаю свою страну. И почему вместо того, чтобы желать долгой и мучительной смерти своим врагам, я за них переживаю. Да немцы, да идиоты. В конце концов, какая была у них альтернатива? Попасть в лагерь или в тюрьму за уклонение от призыва? До тех пор, пока они поступают как люди, я буду относиться к ним соответственно.

— Соскучилась, малышка? — Каспер вроде бы привычно улыбался, но я видела, что он ушатанный в хлам.

Да и остальные не лучше. Вербински, по-моему, ранен. Окровавленная шинель говорит сама за себя. — Тебя нужно перевязать, — я высматривала Фридхельма, но его не было с остальными.

— Да там пустяк, — беспечно отмахнулся он и, увидев, что подъехала следующая машина, направился к ней. — Надо посмотреть, как там этот мальчишка Гюнт. Сильно ему ногу разворотило. Я рванула следом. Если и Фридхельм сейчас лежит израненный или…

— Эрин, он жив, — крикнул мне вдогонку Кох. — Всё хорошо, слышишь?

Сердце заколотилось дурным заполошным ритмом, когда я увидела знакомую фигуру. И что интересно за херовина случилась на этой вылазке? Мне был слишком хорошо знаком этот отрешённый взгляд, словно он целиком ушёл в себя. Было больно видеть, как открытый миру мальчик, наивно полагающий, что сможет жить по своим принципам справедливости и чести, день за днём ломается, не в силах никак повлиять на дерьмовую реальность. Я осторожно обняла его, проводя рукой по измазанной кровью щеке:

— Как ты?

— Нормально, — кивнул он и, заметив кровь на моих пальцах, пояснил. — Это не моя.

— Эй, хорош тискаться. Жрать охота, — из машины вылез злющий, как собака, Шнайдер. — Надеюсь, ты додумалась приготовить обед?

Обед-то я приготовить додумалась, но как же хотелось сейчас вывернуть котелок с супом на его тупичесую башку.

— Парни, идите ужинать и расходитесь спать, — к нам подошёл Кребс. — А тебя, Эрин, ждёт лейтенант. Нужно срочно перевести бумаги, которые нашли в планшете у русского комиссара.

Иду, куда ж деваться. Я действительно не желала им смерти, но слышать о гибели наших солдат куда более горько. Когда ты изучаешь историю по учебникам, читая сухо изложенные цифры и факты, это одно, а когда воочию видишь, как день за днём идёт война, понятие «герои» приобретает особый смысл. Я вспоминала партизанский лагерь, наших раненых в госпитале. Где-то рядом каждый день погибают ещё сотни, тысячи тех, кто никогда не смирится.

— Пусть Эрин ознакомится с бумагами, — предложил Кребс. — А вам не помешает выпить чего-нибудь горячего.

Да уж, выглядел Винтер не очень. Небритый, осунувшийся, глаза красные — вылитый упырь. Правильно, пусть валят, я хотя бы изучу, что в планшете. Может, получится как-то использовать. В библиотеке была спиртовка и всякая лабуда вроде кофе и галет, так что минут двадцать тишины и спокойствия мне обеспечены. Я разложила перед собой содержимое планшета. Чё-ё-ёрт, это явно не должно было попасть в руки немцев: