— Что с ним? — я потянула Лилю за рукав. — Серьёзно ранен?
Она присела перед дедом. Чёрт, да какой он сейчас дед. Надо привыкать даже мысленно называть его по имени, а то весело будет, если оговорюсь и назову молодого мужика дедом. Осмотрев Пашу, она повернулась ко мне:
— У него контузия.
— И как это лечится? Он встанет на ноги? — я пыталась выяснить сколько времени ему потребуется на элементарное восстановление.
— Лечить его здесь не будут, сама видела, — в глазах Лили вспыхнули огоньки гнева.
— Говори, какие лекарства нужны, — мне сейчас было плевать как нездоровый интерес немки к русскому раненому выглядит со стороны.
— Прежде всего морфий, — Лиля окинула меня изучающим взглядом. — А ещё успокаивающие вроде кодеина или белладонны.
— Поняла, — я сгребла дедов военник в карман и посмотрела на остальных.
Для родного человека украсть лекарства — не проблема, но разве я смогу смотреть, как остальные загибаются от боли? Красноармеец с жутким даже на вид переломом явно близок к болевому шоку. Парень с пулевым в груди по-прежнему без сознания. Ещё один с развороченным плечом тяжело дышит, пытаясь не стонать от боли. Придётся малость спалиться перед Лилей, но без её помощи сейчас никак.
— Если я задержусь, проследи, где их запрут.
Лиля молча кивнула, явно не понимая на какой хер мне это всё нужно. Я понеслась к процедурной, в принципе ожидая какой угодно подлянки. В любой момент заглянет кто-нибудь из медсестёр за лекарствами или бинтами. Если попадусь, это будет окончательное фиаско. Откреститься от кражи я точно не смогу, но если я не принесу лекарства, наши ребята будут мучительно умирать. Как всегда вовремя проснувшаяся совесть положила конец моим метаниям. Я больше не могу отгораживаться малодушным невмешательством и стоять в стороне. Наши солдаты идут на всё, чтобы защитить Родину, значит и я рискну ради них.
Картина маслом — стою филейной частью к дверям, по уши закопавшись в коробочках и флаконах. Морфия я рискнула вытащить всего пару ампул. Паше и мужику с переломом. О, и стрептоцид, лишним не будет. Осталось найти кодеин. Я вздрогнула, услышав шаги в коридоре. Если что отмажусь, что пришла за бинтами. Но в этот раз пронесло — я с облегчением выдохнула и торопливо рассовала по карманам лекарства. Вот теперь можно сделать вид, что я несу шприцы в операционную. На удивление раненые по-прежнему были на месте. Видать действительно все заняты, но обольщаться не стоит. Вот-вот явятся по их души. Я вытащила припасы, передавая их Лиле. Уж разберётся как это применить. Сама же проклиная неудобные бинты, которыми была обмотана, как мумия, пыталась набрать морфий в шприц. А кстати, как его колят? Внутривенно? Чёрт, это что же мне мучить родного деда неумелыми попытками правильно вогнать иглу?
— А ну, убрала руки, зараза, — уже полностью очухавшийся дедуля чуть не выбил из моей руки шприц.
Ну да, я же для него подлая немецкая гадина.
— Успокойся, — неожиданно вступилась за меня Лиля. — Она принесла лекарства. Или ты предпочтешь страдать от боли?
— А ты кто такая? — подозрительно прищурился Паша.
— Русская, как и ты. У меня муж комиссар разведки. С июня на фронте. Когда немцы вошли в наше село, кто-то из местных меня сдал. Пришлось скрываться здесь, но я помню о своём долге. Пусть даже всё, что сейчас я могу сделать — это украсть для наших бойцов немного лекарств.
Лиля, не прерывая разговора, успела вколоть морфий подозрительному Паше и закатала рукав гимнастёрки его товарища, который правда и не протестовал. Вот и правильно, я тоже не видела причин из гордости терпеть боль, тем более взамен от них ничего не требовалось.
— Осуждаешь?
Паша тяжело вздохнул и мотнул головой:
— Не мне тебя судить. Каждый живёт по своей совести, — покосился на меня и спросил: — Ну ладно, с тобой всё понятно, а она чего так обо мне печётся?
— Да откуда мне знать? — усмехнулась Лиля. — Может, понравился ты ей.
— Ага, я ж красавец такой — весь в крови, грязный, — поддержал он шутку, продолжая сверлить меня взглядом.
Сказать им что ли, что я прекрасно всё понимаю? Вон, Паша вроде без агрессии воспринял то, что Лиля работает на немцев. Нет, лучше немного подожду. Вот когда вытащу нас отсюда, тогда и признаюсь, а так мало ли, может, та же Лиля сдаст меня. В военное время с доверием как-то не очень. Тем более и опыт негативный у меня уже есть.
— Молодая она ещё, совсем девчонка. Может, не успели ей вдолбить в голову, что русские — недолюди, которых нужно уничтожить, — рассудительно продолжала Лиля, сосредоточенно зашивая рваную рану от осколочного у Пашиного соседа. — Может, просто пожалела.
Как-то дико было видеть своего деда молодым, разговаривать, зная, что он даже не подозревает, кто я такая. Нужно придумать что-нибудь поубедительнее, когда я всё-таки решусь раскрыться. Конечно, про то, что я его внучка, придётся молчать. Представляю степень его охренения, услышь он такое. Нет, нужна какая-то простая и более-менее правдивая версия. И то не факт, что он запросто доверится мне. Было бы конечно хорошо, если бы мы смылись отсюда вместе. Скорее всего он вернётся на фронт, может, и я могла бы… Хотя тут конечно же однозначное «нет». Он не станет рисковать и тащить в отряд незнакомую девицу с репутацией «коллаборационистки». Но ничего, главное — спастись.
— Стрептоцидом засыпь, — я протянула Лиле ампулу. — Может, удастся избежать заражения. И надо спешить, за ними вот-вот придут.
* * *
Следующие два дня я провела как на иголках. На волне дурного адреналина я смогла той ночью пробраться в кабинет доктора. Нашла карту и, не доверяя своей памяти, тщательно перерисовала основные пункты на листок. Бонусом полагались пометки, где сейчас проходят основные войска. Та-а-ак, одно дело сделано, осталось ещё хренова туча. Я ломала голову, как мне разжиться ключом и пробраться в палату, где заперли Пашу и остальных, но и тут мне свезло. Бриггитта заявила, что я достаточно прохлаждалась без работы и уже в состоянии выполнять несложные поручения. Так что раздача обедов по палатам теперь была на мне. Самое сложное было убедить Пашу вместе бежать. Ну ничего, буду действовать по плану, которого, кстати, ещё нет. Упс…
Я порылась в ранце и положила в карман пачку галет и пару банок консервов. Кормили пленных отвратно и, к сожалению, подкорректировать их рацион я не могла. Разве что контрабандой притащить хлеб или консервы. Я в очередной раз поразилась «гуманности» немецкой медицины — ребят засунули в какой-то чулан на цокольном этаже. Видимо, потому что там окошко было размером с носовой платок. Бинты и антисептики Бриггитта разрешала брать, но на этом всё. Ни обезболов, ни жаропонижающего — ничего. Мужик с переломом тихо зверел от боли — морфий я рискнула стащить только сегодня, ибо подставлять ещё больше Лилю тоже нельзя. Парню с ранением в плечо вроде полегчало. Я не жалела йода и спирта при перевязках, да и стрептоцид стащить было намного проще. Хуже всего пришлось пареньку с пулевым в груди. Лиля объяснила, что без полноценной операции достать пулю нельзя. Мне не нравилось, что он третий день лежит в забытьи. Да ещё и температуру нагнало будь здоров. Единственное, что меня радовало — что Паша вроде как оклемался. А значит, мы можем попробовать сбежать прямо сегодня.
— Ешьте.
Я поставила котелок с жидкой кашей на тумбочку и стала выкладывать из карманов консервы. Парни недоверчиво покосились и не спешили набрасываться на еду.
— С чего это она добренькая такая?
— Может, отравить задумала.
— Вряд ли, зачем ей это делать? — резонно ответил Паша. — Нас ведь и так отправят в лагерь для военнопленных.
«Вот-вот», — я достала припасённый аспирин и стала разводить порошок в кружке с водой.
Вряд ли этот парень выживет, но нельзя же совсем ничего не делать и смотреть, как он умирает. — Всё равно странно, — не унимался подозрительный красноармеец. — Остальные немки смотрят на нас как на свиней. Может, она хочет взамен выведать расположение и численность наших войск.
