— Парни, простите, я бы и рад идти сам, да нельзя, — извиняюще бормотал Кох, глядя на наши перекошенные физиономии.
— Молчи уже, Винни-пух, — выдохнула я, пытаясь справиться с одышкой. Руки онемели так, что я их уже не чувствовала. — Это всё твои шницели и пироги, что присылает мамочка из дома, выходят нам боком.
— Карл, — тихо вмешался Фридхельм. — Отпусти ненадолго руки, я смогу понести его один.
— С ума сошёл? — огрызнулась я. — Эта образина в погонах нас тут же и прикопает. Нет уж, так легко мы ему не сдадимся.
Бартель, смотрю, бросил своего товарища и теперь корячился, пытаясь взвалить его тушку на спину. Каспер и Шнайдер тоже пыхтят волоча практически по земле нашего Халка, то бишь Хайе. Наконец Гальсу надоело развлекаться, и он с обманчивым сочувствием пообещал:
— Похоже я переоценил ваши возможности, смотрю, вы изрядно утомились. Следующее упражнение будете выполнять в лежачем положении. Представьте, там за холмом очаг большевистского сопротивления, — а до холмика ещё не меньше километра между прочим. — Вам надо уничтожить этих гадин, но если вы пойдёте в открытую атаку, они вас перестреляют. Значит, что мы делаем? — он радостно осклабился. — Правильно — сливаемся с землёй и ползём по-пластунски, а я выдвинусь на позицию и буду стрелять в каждого, кого замечу.
Он что совсем ебнулся? Это уже ни в какие ворота! Разве он имеет право стрелять в нас? Мы ползли, изо всех сил стараясь быть незаметными, а этот козёл, когда мы достигли указанного места, развлекался, паля в нас из маузера.
— Больная на всю голову скотина, — простонала я, когда Кох придавил мне руки, резко отпрянув назад.
— Малыш, прости, — отозвался он. — Но сам понимаешь, неохота мне получить пулю. — Да не ты. Я едва успела перехватить синеглазку и резко отдёрнуть. Он тоже вынужденно проехался по моей тушке, но зато успел увернуться от очередной пули.
— А-а-а! — взвыл где-то рядом Бартель, которому всё-таки задело выстрелом ногу.
У меня нет слов, цензурных по крайней мере точно. Организаторы, отзывайте вашего чокнутого аниматора!
***
Адов пиздец обучения растянулся на две недели. Чего мы только за это время не делали. Например, учились обороне при танковой атаке. Гальс заставил нас вырыть окоп размером с братскую могилу и загнал туда оба взвода. Мы орали от ужаса, когда многотонные монстры медленно позли над нашими головами, обваливая землю. Что я там говорила насчёт Кребса? Что он безжалостный сухарь и зверюга? Да он оказывается просто милашка по сравнению с садистом, что гонял пару сотен солдат почем зря. Такое ощущение, что он решил избавиться от слабаков, прикрываясь обучающими манёврами. Чего стоило одно то, что здесь не было тренировочных снарядов. Метали мы настоящие гранаты. Каждый раз держа в руках эту хрень, способную разорвать меня в клочки, если не впишусь в положенные секунды, я обмирала от страха.
Гальс не стеснялся награждать нас тычками, пинками, а порой и пускать в ход хлыст. Не избежала его тяжёлой руки и я. Однажды проверяя мишени и увидев мои позорные результаты, он грозно навис рядом, с садисткой усмешкой заявив:
— И как же интересно ты до сих пор сражался в штурмовой пехоте, а?
Ну всё, мне конец. В том, что он сейчас начнёт жестить, я не сомневалась.
— Будешь стрелять до тех пор, пока не попадёшь хотя бы в один из ближних кругов.
За каждый неудачный выстрел этот гад хлестал меня по рукам. Тихо зверея, я палила снова и снова, вздрагивая от резкой боли после каждого неудачного выстрела. Ох, чувствую, останусь такими темпами без рук.
— Не пойму, в чём дело, вроде бы косоглазием ты не страдаешь, значит прицелиться нормально можешь. А раз можешь и не попадаешь, значит, не стараешься.
И снова обжигающий болью хлёсткий удар по пальцам. Проклиная всех немцев и этого в особенности, я со злостью прицелилась и сжала курок. Да подавись ты, гад усатый! Внутренне приготовилась к очередному удару и услышала самодовольное:
— Я же говорил, что сделаю из каждого неумехи настоящего солдата. Твою же, я наконец попала, пусть и не в яблочко, но довольно близко. Что мне получается нужно было как в банальном блокбкастере хорошенько разозлиться? Вряд ли, скорее это чистой воды случайность. Как говорится можно и зайца научить курить, если долго перед этим бить.
Наши занятия длились двадцать четыре часа, после которых полагались восемь часов отдыха. С точки зрения военной подготовки всё логично, но вот организм бунтовал как мог за такое обращение. Первую неделю я проглатывала ужин, даже не замечая, что в котелке, и валилась замертво на койку. С мытьём тоже было всё печально. Нормально помыться мне удалось раза три и то, выждав, пока освободится примитивная душевая, и практически холодной водой. Да ещё и трясясь, что кто-то наткнётся на меня в неурочный час. Чтобы моё отсутствие при общей помывке не бросалось в глаза, я тянула время, добровольно нагрузив себя стиркой формы. Повезло синеглазке и Коху с бесплатной прачкой.
— Майер, а мою форму постираешь?
Шнайдер вышел из душевой и вот нет бы пройти мимо. Видно мало напрягает Гальс, раз ещё остались силы на подъёбы.
— Прачечная закрыта, — я со злостью отшвырнула его форму, которую он бросил передо мной.
— А ну, подними, — сразу зашипел он. — Сам бросил, сам и поднимай.
Ну, кто бы ещё так разбавил унылую атмосферу своим фирменным оскалом? Спасибо тебе, блондинчик, за то, что держишь в тонусе.
— Карл иди в душевую, я закончу со стиркой сам, — мне на помощь спешили верные «рыцари». Фридхельм всё время теперь крутится рядом, и Кох тоже незаметно взял на себя обязанность приглядывать за мной. Вот с ним-то Шнайдер точно подумает дважды прежде чем связываться.
— Пойдём, нам ещё надо написать письма пока не вырубили свет, — позвал Бартель дружка.
Это он верно заметил — после отбоя не разрешали даже зажечь свечу. Терпеть драконовские правила и этот кошмар нет уже никаких сил. Я поморщилась, когда холодная мыльная вода коснулась израненной кожи. На боку и плечах у меня полно царапин от колючей проволоки, под которой нас бесконечно заставлял проползать изверг Гальс. Вообще за время учений пострадало немало парней: кого-то задело пулей или шрапнелью, на кого-то наехал учебный танк, в тренировочном штыковом бою мы вообще едва не перебили друг друга по-настоящему.
Главное — никого не отправляли в госпиталь, во всяком случае до тех пор, пока солдат мог держаться на ногах. Бартель вон прихрамывал, у Каспера воспалилось пара глубоких царапин от колючки, Хайе вообще умудрился во время учений свернуть шею и теперь болезненно кривился при малейшем движении. Я чувствовала себя выжатой, как лимон, тело всё чаще наотрез отказывалось куда-либо двигаться, усиленно вопя, что не может и не будет ничего в подобных условиях делать. Впрочем, постоянный недосып и физические перегрузки подкосили многих. Порой нас вырубало на ходу, на что Гальс реагировал всегда быстро и эффективно — пара увесистых затрещин, — и суперсолдат снова в строю. Не раз и не два мелькала мыслишка пойти к Вильгельму с чистосердечным, но я вовремя напоминала себе, где нахожусь и какие в принципе суки все вокруг. Боюсь даже представить, как отреагировал бы на мой обман тот же Гальс. Так что терпим до последнего, должен же этот кошмар когда-то закончиться.
— Интересно что сегодня нам приготовил этот зверюга? — пробормотала я, когда Гальс согнал нас к болоту.
— Я считаю, ничто так не улучшает тактику ведения боя, как максимально приближенные к реалиям условия, — осклабился в «добродушной» усмешке фельдфебель. — Видите эту рощу? Оттуда вас будет обстреливать враг. Ваша задача попасть в установленные мишени.
Он что рехнулся? Изобретательный мудак расписал под хохлому деревья так, что попасть в его мишени сможет разве что профессиональный снайпер.
— В нас что будут стрелять по-настоящему? — рискнул подать голос Бартель.
— А как ещё бы в вас стреляли русские партизаны? — иезуитски продолжал улыбаться Гальс. — Чем быстрее вы попадете во все мишени, тем меньше вероятности, что вас подстрелят.
