Винтер явился вечером. Размазал меня взглядом по стенке и заявил, что ждёт горячих извинений и дальнейшей службы без выебонов, а иначе светит мне штрафбат. Нет уж, так легко я не сдамся. Поднять лапки вверх я всегда успею, но оказалось, очередная попытка побега провалилась, не успев начаться. Какая-то предусмотрительная тварь заколотила спасительное окошко снаружи, оставив лишь маленькую щель. На фоне всего, что сыпется здесь на мою голову, эта подлянка уже не удивляет. Тем более через несколько дней мне стало не до побега. Несмотря на то, что в пустой след я промыла рану и кое-как замотала её носовым платком, в одно далеко не прекрасное утро стало ясно, что дела мои плохи. Вся кисть покраснела, рану простреливало болью. Скорее всего гноя там немерено. Тело ломило, словно при гриппе, голова противно ныла. Когда открылась дверь и Бартель зашёл, чтобы отдать мне положенный паёк — хлеб и воду, — я решилась просить помощи. Засунула гордость подальше, понимая, что только Винтер может меня отсюда вытащить:

— Передай лейтенанту, что я хочу с ним поговорить.

— Ага, уже бегу, — хохотнул он. — Сколько он сочтёт нужным, столько ты тут и просидишь. Надо будет — сам придёт.

Ну да, чего бы ещё ждать от дружбана скотины Шнайдера? Они же меня оба терпеть не могут. Ничего, в следующий раз придёт кто-то другой, попрошу ещё раз. Но следующий, как назло, пришёл Шнайдер. К вечеру я окончательно слегла — весь день меня мутило, хотелось лишь пить и желательно литрами, и в довершении начал бить озноб. Я свернулась клубочком в этом чёртовом сене, но никак не могла согреться. Почувствовала, как кто-то слегка толкнул меня в плечо, и едва смогла разлепить глаза.

— Что такое, малыш? — насмешливо протянул блондинистый козёл. — Вместо того, чтобы переживать о своём незавидном положении, ты сладко спишь?

— Отвали, — вяло пробормотала я.

И так тошно. Но эта сволочина присел на корточки рядом и явно собирался вдоволь поглумиться.

— Что, даже пожрать не встанешь? — он повёл перед моим носом хлебом.

Представь себе не встану. Так что выбрасывай попкорн, шоу отменяется.

— Ну как знаешь.

Он позволил хлебу упасть на пол и, продолжая дразнить, протянул фляжку с водой:

— Не поднимешься, останешься без воды до утра.

— Дай сюда, — я перехватила его руку.

— Ну держи, — ухмыляясь, он легко стряхнул мои пальцы, и я услышала глухой стук упавшей на пол фляжки. Неловко приподнялась, пытаясь рассмотреть в полутьме, куда этот долбодятел бросил мою воду. Шнайдер окинул меня скептическим взглядом и небрежно подтолкнул фляжку ближе:

— Да ладно, Майер, хорош притворяться. Это в тебе и бесит — натворишь дел, а потом похлопаешь ресничками, как девчонка, и все тебя жалеют. Почему-то всё сходит с рук.

— А тебе и завидно?

Боже ну и голос у меня. Как у мультяшного волка-курильщика. Неужто помимо нагноения ещё и простуду словила? — Неплохой, кстати, способ, бери на вооружение.

Шнайдер криво усмехнулся и небрежно похлопал меня по щеке:

— Знаешь, я надеюсь, лейтенант тебя оставит. Я с огромным удовольствием ещё пару раз тебя проучу. Вам с Винтером давно пора укоротить языки.

Я бы тебя тоже с большим удовольствием проучила, чтоб не распускал руки. Но сейчас это всё стало неважным. Даже не волновало, что со мной сделает Винтер. Я больна и возможно очень серьёзно.

— Ариша, ну сколько можно спать? Вставай, соня, — ласково будит меня мама.

Мне так холодно, что я лишь сильнее натягиваю одеяло, прячась в него с головой. Но мама почему-то продолжает меня тормошить.

— Карл, да ты весь горишь, — с трудом разлепив глаза, я увидела перепуганного Коха.

Что-то совсем мне херово. Во рту словно пустыня, виски ломит так, что больно даже моргать.

— Попить дай, — смогла прохрипеть я.

— Сейчас, — Кох подсунул к губам фляжку, приговаривая: — Ну как же тебя угораздило заболеть, а? Я сейчас же доложу лейтенанту.

Пока он бегал в штаб, я успела снова провалиться в полудрёму-полуобморок.

— Аринка, да у тебя жар, — мама встревоженно заглядывает в мои глаза, гладит прохладной рукой по щеке, и я невольно тянусь за этим исцеляющим прикосновением. — Опять без шапки ходила? Ну что мне с тобой делать? Сейчас контрольные на носу, а ты теперь на неделю сляжешь.

— Мам, прости, — покаянно бормочу я. — Не люблю я эти шапки, ты же знаешь…

— Карл? — вернул меня к реальности голос Вильгельма.

Я попыталась собрать мозги в кучу. Где сон, где реальность?

— Кох заметил, что у тебя поранена рука. Где ты умудрился?

— Грабли, — честно ответила я. — Знаете, лейтенант, в сараях люди обычно хранят всякие инструменты.

— Мы едем в госпиталь, тебе помогут.

В его глазах снова мелькнула знакомая теплота. В душе не разумею, чем ему так запал паренёк, от которого одни проблемы.

— Ну да, помогут, — скривилась я, с отчаянием вспоминая плачевное состояние фармакологии этого времени. — Если это сепсис, мне конец.

В больничке Винтер сдал меня с рук на руки дородной медсестре. Та спровадила меня в смотровую, напоила аспирином и ускакала за доктором. Я конечно не великий специалист в хирургии, но то, что они проделали с моей раной, внушало сомнения. Прочистили от гноя, залили антисептиком и что, всё? Я припомнила, что антибиотики в принципе уже изобрели, но широкого применения они не получили. Чарли ещё раз обработала мою ладонь йодом и туго забинтовала, приговаривая:

— Ну вот, теперь ты поправишься. Давай-ка измерим температуру.

После аспирина жар конечно у меня спал, да и варварская операция взбодрила нехило. Чарли показала палату, где мне полагалось обитать, и отправилась дальше. Но прежде, чем улечься в постельку, как и положено примерному больному, я хотела кое-кого увидеть. Осторожно загадывая в палаты, в третьей по счету я и обнаружила синеглазку. Выглядит он конечно… В гроб краше кладут. Жуткие синяки, ссадины, багровый шрам на брови. Лежит и смотрит в одну точку, пока Чарли воркует:

— Всё хорошо, ты понемногу идёшь на поправку.

Ну да, ключевое слово здесь «понемногу».

— Вильгельм меня вспоминает? — тихо спросила девушка, и шиппер во мне радостно потёр лапки.

Ага, значит, ботан не врал, утверждая, что они друзья, и наша медсестричка сохнет по его братцу. Хм-м, почему нет — правильный, немного замороженный Вилли и нежная трепетная лань Чарли. Кстати, хоть убейте не понимаю, с хера она «Чарли», если остальные обращаются к ней «Шарлот»?

Я решила навестить Винтера чуть позже. Тем более надо бы осмотреться, что здесь и где находится. Особенно интересуют такие стратегически важные места как сортир, ибо писать при всей палате в судно я точно не стану. Ну и на дальние планы неплохо бы выяснить, насколько реально смыться из этой больнички. Нет, конечно пока не залечу руку, я и шага отсюда не сделаю, но вот потом может что и выгорит.

Вернувшись, я обнаружила, что Фридхельм мирно спит. Внутри что-то уже привычно кольнуло. Как-то многовато эмоций для простой жалости. Не назвала бы себя сентиментальной особой, но на его фингалы больно смотреть. Неожиданно для самой себя я осторожно провела ладонью по его щеке. Ладно, убедилась, что он в относительном порядке, надо подумать и о себе. Раз уж лечить по-нормальному меня не будут, надо хотя бы отлежаться и набраться сил. Я вздрогнула — мои пальцы перехватила его рука.

— Карл, — тихо позвал он. — Это правда ты?

— Нет, блин, призрак Гамлета, — фыркнула я.

— Я глазам не поверил, думал, ещё сплю, — слабая улыбка скользнула по его губам, но он тут же нахмурился. — Ты ведь здесь не для того, чтобы меня увидеть, значит…

— Ага, — подтвердила я его догадку и помахала забинтованной конечностью.

— Что случилось? — Фридхельм требовательно потянул меня за руку, вынуждая присесть.

— Ты же знаешь, какой я невезучий, — беспечно ответила я. — Вовремя не обработал царапину, вот и загноилась.