— То есть ты спокойно позволил убедить себя в том, что произошедшее сегодня — это абсолютно нормально? — с горечью спросил он, продолжая укоряюще смотреть на меня. — Ты тоже готов стрелять в женщин и детей?

— Да! — рявкнул, понимая, что не могу ответить по-другому, и чуть не отшатнулся от пронзительной боли в родных глазах. — Если мы начнём оспаривать приказы, станем предателями. Этого я точно не допущу ни для себя, ни для тебя. — Пусти, — как-то сник он и сбросил с плеча мою руку, невесело усмехнувшись. — Не бойся, я не собираюсь дезертировать.

Я отступил. Пусть пройдётся, придёт в себя. Меня ждала другая задача — я так и не поговорил со своими солдатами. Они как раз закончили обедать и пока были все в сборе. Я не стал тянуть и подошёл к ним:

— Внимание.

* * *

Нет, он меня точно сведёт раньше времени в могилу своими выходками! Сначала я даже не понял, в чём дело. Когда русский бомбардировщик открыл огонь, я был занят тем, как отбить атаку. Благо Каспер и Шнайдер не зря учились обращаться с пулемётом. В этот раз никто не пострадал, русские лишь разнесли пару своих же изб. В суете, отдавая приказы усилить наблюдение, максимально быстро потушить пожар, я не сразу понял, на кого так возмущённо орут парни.

— Ты, сволочь, едва нас всех не угробил!

— Если выйдешь после такого сухим из воды, я лично врежу тебе и не один раз!

— Тебе не место в нашей роте!

Что за чертовщина происходит? Почему они обвиняют Фридхельма?

Ко мне подошёл Кребс, докладывая, что Фридхельм был в карауле и, как утверждает Каспер, специально не потушил сигарету, когда они заметили кружащий в небе самолёт. Каждое слово фельдфебеля каменной тяжестью ложилось на сердце. Если бы брат сделал такое по дурости, ещё ладно, я бы пережил. Но он что, действительно решил погибнуть? Не думал, что тянет за собой и остальных? И как я должен на это реагировать? Разговоры бесполезны — ничего нового я сказать ему не мог. Всё было сказано днём, да и не дурак он, всё ведь понимает. Какого же тогда чёрта вытворяет такие идиотские поступки? Если мозги не встанут на место, что будет следующим? Сорвётся и перестреляет своих же? И как я должен его защищать? Пока что знал одно — трибунала я допустить не могу.

— Этот инцидент не должен отразиться ни в одном рапорте, — я понимал, что Кребс может сейчас много чего мне возразить. — Я приму меры, и такого больше не повторится.

Кребс молчал. Сейчас всё зависит от того, смогу ли я убедить его.

— Он ещё глупый мальчишка. Он не осмелится по-настоящему устроить бунт. Это был срыв.

— Вы же понимаете, герр лейтенант, даже если я буду молчать, в роте будут недовольны тем, что он останется безнаказанным, — веско ответил фельдфебель.

Теперь молчал я. Понимая, к чему он клонит, я не решался прямо озвучить свой ответ.

— Вам придётся закрыть глаза ещё на один инцидент, — уточнил Кребс.

Я смог только кивнуть. Ведь выхода другого-то и нет. Или я официально дам делу ход, или закрою глаза на то, что парни по-свойски проучат брата. Фридхельм никогда не умел особо драться, значит, получит пару тычков и затрещин. Может, тогда поймёт, что не всегда старший брат сможет прикрывать последствия его идиотских поступков.

Как же я пожалел, что позволил эту сделку с совестью. Лучше бы унизился и просил снисхождения у гауптмана. Я думал, парни пару раз врежут и припугнут Фридхельма, но всё зашло намного дальше. Никто не признается, что там вышло, но они словно с цепи сорвались. Особенно Шнайдер. И неизвестно, чем бы закончилось эта драка, точнее избиение, если бы не Карл. Я всё же решил вмешаться после того, как испуганный мальчишка нашёл меня, наивно полагая, что я накажу виновных. Когда я увидел Фридхельма — без сознания лежащим на полу, в крови, — почувствовал себя предателем. Я же годами привык защищать его от всех, а сегодня позволил сделать такое. Карл, который имел все основания злиться, — ведь он тоже мог погибнуть вчера ночью — и то, не раздумывая, бросился на помощь. А я, родной брат тянул до последнего. Но что сделано, то сделано.

Фридхельма надо отправить в госпиталь, и в первую очередь я распорядился отнести его в машину. Со злостью посмотрел на Шнайдера. Как боец он хорош, но никогда не может вовремя остановиться. Ведь Фридхельм вряд ли бил в ответ, а у него руки чуть ли не по локоть в его крови. И я даже не могу никак его привлечь, если не хочу дальнейших ненужных разбирательств. Перехватил красноречивые взгляды, которыми обменялись Карл со Шнайдером и почувствовал новую волну злости. О драке этих двоих я тоже слышал, хотя Карл и не стал жаловаться. Я не допущу, чтобы взрослый мужчина избивал мальчишку.

— Чтоб я больше не слышал о подобных инцидентах, ясно? — я выразительно смотрел на Шнайдера, давая понять, что больше послаблений не будет.

Немного успокаивало одно — Фридхельм скорее всего в том госпитале, где работает Чарли. Она проследит, чтобы с ним всё было в порядке. Но всё равно ночью я спал плохо. Да и утро было не лучше — поступил приказ снова ехать в город для помощи СС. Как же не хочется опять сталкиваться с этим штурмбаннфюрером. Я даже удосужился выяснить его имя — Химмельштос. Очень надеюсь, в дальнейшем наши пути больше не пересекутся.

Но мы хотя бы знали, как будет проходить операция. От нас требуется заблокировать переулки, не давая евреям ускользнуть. Но видно судьбе нравится посылать мне испытания в виде своенравных мальчишек. На этот раз отличился Карл. Попытался возражать, увидев, как украинский полицай тащит какого-то мальчишку, и конечно же привлёк внимание этого куска дерьма при погонах. Химмельштос с показной заинтересованностью уточнил, действительно ли мальчик является евреем. Узнав же, что он каким-то чудом спасся после вчерашней бойни, с изощрённой жестокостью приказал его расстрелять. Мы вынуждены были смотреть, как шестеро эсэсовцев изрешетили ребёнка. Будто мало было убить его одним выстрелом. Штурмбаннфюрер невозмутимо приказал доставить пленных за город к оврагу и отправил своих солдат обыскивать квартиры евреев. Интересно получается, пока они ищут ценности, мы должны выполнять за них грязную работу? Меньше всего я хотел, чтобы моих парней привлекали к массовым расстрелам, но связываться с этим козлом себе дороже. Так что придётся перетерпеть, стиснув зубы. Со дня на день я жду приказа выдвигаться на Смоленск. Вот там уже придётся сражаться с настоящим врагом.

Стоп, что же делает этот мелкий засранец? Карл демонстративно не сдвинулся с места, игнорируя полученный приказ. Ответил на мой окрик презрительно-вызывающим взглядом, а потом и вовсе развернулся и пошёл к ближайшему переулку. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны — офицер, гоняющийся за мальчишкой, — я быстро нагнал его.

— Ты что творишь? Как смеешь игнорировать приказ? — чтобы его остановить, пришлось крепко перехватить за руку.

Да что случилось с покладистым мальчишкой, у которого горели глаза от перспективы участвовать в войне? Смотрит чужим колючим взглядом в ответ на мои уговоры, хотя я смело мог сразу тащить его в штаб и писать рапорт. Потом вообще швырнул винтовку мне под ноги:

— Это без меня.

— Ты вообще соображаешь, что несёшь? — я поверить не мог такой разительной перемене.

Карл криво усмехнулся и грубо ответил:

— Ещё как. Повторяю, вытворяйте эту хероту без меня.

Чувствуя, что бунт Карла становится последней каплей в чаше моего терпения, я крепче стиснул его руку, припечатав:

— А ну живо поднял винтовку и вернулся назад, иначе…

— Что? — в его глазах плескалось презрение.

Я совсем не узнавал прежнего подростка. Сейчас он выглядел на добрый десяток лет старше. Не по внешности, нет. Какой-то слишком взрослый, жёсткий взгляд.

— Ударишь меня? — ярость начинала потихоньку нарастать.