— Заткнись, Шнайдер, — не выдержал Вербински.
— Но это написано в «майн кампф».
Вот не пойму, он действительно такой прям идейный или просто тупой? Ведь потихоньку у многих начинали сползать розовые очки с носа.
— А ты умеешь читать? — нежданчиком огрызнулся синеглазка.
Я только сейчас заметила, что он какой-то нервный, есть уселся отдельно. Что там происходит с его нежной психикой, непонятно. Подозреваю, что ничего хорошего. Подойти, что ли, побеседовать по душам? Не, сначала надо самой прийти в норму.
— Мы защищаем нашу Родину, — поддержал дружбана Бартель.
Господи, иногда мне кажется, что я единственный адекват среди психов.
— А что они делают? — усмехнулся Кох. — Тоже самое.
Я отвлеклась, наблюдая, как из штаба выходит Вильгельм. Какой-то дёрганый, с посеревшим лицом. Что там интересно с ним делали? А тут ещё по закону подлости к нам пожаловал штурмбаннфюрер собственной персоной. Уж не знаю, что он там ему сказал, да только Винтер, резко сменив траекторию движения, подошёл к нам.
— Внимание! — он присел на лавку и немного завис, видимо, собираясь с мыслями.
Подозреваю получил от начальства люлей за свою сердобольность и теперь должен как-то подать, что мы должны мочить всех без разбора, как и учат «доблестные» эсэсовцы. И, да, примерно это он нам и поведал.
— Вы должны понимать, что на этой войне мы действуем по новым правилам. Приказы не должны подвергаться сомнениям ввиду личных причин. Мы не можем подвести нашего фюрера. Назад пути нет — обеспечим победу Германии любой ценой.
* * *
Я сейчас не могла спокойно смотреть ни на кого из них. Отошла подальше за село и не заметила, как ноги принесли меня к реке. Я рассеянно брела вдоль берега и не сразу заметила назойливое жужжание над ухом. Что за чёрт, откуда здесь столько мух? Переведя глаза вниз, я вскрикнула — земля была пропитана густой бордовой кровью. Идиотка, как я раньше не заметила этот уже знакомый острый запах. Точнее что-то такое я отметила краем сознания, но списала на глюки. Слишком часто последнее время меня стал окружать запах крови и смерти. Спотыкаясь, я отступала, не смотря, куда иду. В ушах словно стоял похоронный звон. Вот что значит выражение «земля, пропитанная кровью». В буквальном смысле это запредельно жутко. В очередной раз споткнувшись, я едва не улетела в какой-то овраг и не смогла сдержать вопля ужаса. Это просто ожившая картина из моих кошмаров — мёртвые тела, очень много тел. Мужчины, женщины, дети лежат вповалку в крови. Лица искажены ужасом, болью, открытые глаза смотрят в небо застывшим взглядом. Вот оказывается куда эсэсовцы вывезли городских на расстрел. Люди, виновные только в том, что уродились евреями. Которые, блядь, проживая в другом государстве, умудрились чем-то помешать арийским выродкам! Ноги словно приросли к земле, я не в силах была сделать ни шага.
Внезапно моё внимание привлёк слабый не то вой, не то плач. Неужели кто-то умудрился выжить? Я прислушалась — звуки неслись снизу. Переборов себя, спрыгнула прямо в кучу мёртвых тел. Убедилась, что мне ничего не послышалось — плач теперь отчётливо слышался в самом низу ямы. Глубоко вдохнув, борясь с подступающей истерикой, я сдвигала уже застывшие тела, пытаясь найти этого везунчика. Никогда до этого я не касалась, да и не видела ни одного покойника. Жизнь в этом плане меня баловала. Мне всё ещё казалось, что это дурной сон, что это не я, пачкая руки чужой кровью, перекидываю мёртвые тела в стороны. Этот запах смерти наверное останется на моей коже, одежде навсегда. Дыхание подозрительно срывалось на судорожные всхлипывания, хотя до этого я не причисляла себя к людям, подверженным паническим атакам. Чую обморок уже где-то близко.
Внезапно мою ладонь крепко стиснула чья-то рука, и я снова заорала. Сообразив, что это и есть выживший человек, я потянула на себя руку. Из-за тела молодой девушки постепенно появился… мальчишка? Он смотрел на меня в таком же ужасе, как и я на него. На лице, покрытом пылью и кровью, светлели дорожки от слёз. Он тихо скулил на одной ноте и я испугалась, что ребёнок ранен.
— Не бойся, — насрать мне сейчас опасно или нет говорить по-русски. — Я помогу.
Крепче перехватив его ручонку, я извлекла его из-под убитых. Мальчику навскидку лет десять, и он продолжал перепуганно дрожать. Беглый осмотр показал, что явных ран нет. Хотя чёрт его знает, он весь перепачкан в крови.
— Послушай, в этом селе сейчас немцы, — медленно, стараясь не напугать его ещё больше, говорила я. — Тебе есть куда пойти?
Он невнятно мотал головой и я вздохнула. Не уверена, что если приведу его с собой, тот же Файгль не добьет мальчишку. Вилли может и пожалел бы, но гауптман железобетонно придерживается гитлеровской ереси.
— Тебе надо спрятаться, — повторила я. — Знаешь кого-нибудь, кто может помочь?
— Тётка… в городе, — охрипшим от плача голосом ответил он.
— Сможешь незаметно добраться? — постепенно мальчишка успокаивался, но на меня поглядывал недоверчиво. — Не бойся, если бы я хотела тебя убить, не стала бы доставать отсюда.
В голубых глазёнках по-прежнему ничего кроме страха. Я тебя понимаю, малыш, трудно верить кому-то после того, то с тобой сделали. Надо сыграть на чём-то понятном ему, внушающим доверие.
— Веришь в победу Красной армии? — дождалась утвердительного кивка. — Так вот ты тоже можешь им помочь — не дай себя сцапать фрицам. Сейчас спрячься, а ночью попробуй добраться в город.
— А ты разве не фриц? — наконец-то задал он логичный вопрос.
— Своя я, русская, — язык не поворачивался нести ребёнку чушь про партизанку на задании.
Мальчик, всё ещё недоверчиво глядя на меня, отодвинулся и серьёзно сказал:
— Ежели выдашь меня, пусть не будет тебе покоя даже на том свете.
Вот уж точно сказано. Правда я понять не могу, за что получила такой «подарочек» от вселенной. Ну, значит, было за что, какая теперь разница.
— Главное сейчас сиди, не высовывайся, — напомнила я и полезла обратно.
Как-то гадко оставлять ребёнка среди кучи трупов, но больше ничего для него я сейчас не могу сделать. Раз он местный, буду надеяться, что он сможет ночью просочиться к своей тётке.
Выбравшись и отойдя на безопасное расстояние, я столкнулась с младшим Винтером. Он видно тоже успел потоптаться по кровушке — в глазах какая-то отчаянная паника, на щеке кровавый след от прихлопнутой мухи. Его судорожные вдохи подозрительно смахивают на сдавленные рыдания. Сейчас я не чувствовала ничего, кроме горячей, обжигающей ненависти ко всем, кто причастен к этой войне, и встретила я его отнюдь не сочувствующим взглядом. Ну, а как ты хотел, мальчик, смотри, что творят такие, как ты, люди идеальной расы и высокой морали и интеллекта. Смотри и не отворачивайся. Стоит ли макаться в такую грязь по велению какой-то мрази? И тут безобидный солнечный мальчик меня удивил.
— Сегодня погиб Штейн и ещё парни из части Файгля. Они не вернутся к своим матерям, за что они погибли? Ради чего останутся гнить в чужой земле? Оставив после себя это? — судорожно кивнул на кроваво-бордовую землю. — Их будут помнить, как невинно убитых жертв, а мы останемся в истории как убийцы!
Я вспомнила своё время — война в Сирии, на Украине. Люди не учатся на ошибках.
— Так уж вышло — единственное, что за столетия истории в совершенстве освоили люди, это убивать.
С неожиданной злостью он крикнул:
— Это то, чего ты хотел, Карл? Для этого ты сбежал на фронт, да? Нравится?
