Нас привезли на городскую площадь.

— Вытряхивайтесь и поживее! — поторопил нас Кребс.

Я чуть ли не первой спрыгнула и в ожидании дальнейших приказов залипла на старую афишную тумбу. Точнее на объявление, наклеенное поверх красочных афиш ещё с того, счастливого довоенного времени. На грубой бумаге было отпечатано по-русски и по-немецки:

«Все жиды города Кричева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Докторовской (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также тёплую одежду, бельё и прочее.

Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян».

Я заметила что Кребс по два-три человека рассовывает бойцов в близлежащие переулки. Что за херота здесь готовится?

— Здесь будет проводиться операция СС, — Кребс что ещё и мысли умеет читать? — Майер, Винтер, Каспер, сюда! Стойте здесь, приказ никого не впускать и не выпускать.

Ничего не пойму, зачем в каждом переулке расставлять часовых, если боевых действий в городе не проходит?

Мы стояли, так и не поняв толком, что от нас требуется. Каспер со скучающим видом целился в крадущуюся по крыше сарая кошку. Синеглазка как всегда выглядел так, словно невинное дитяко, заброшенное в самый разгар разгульной вакханалии. Я же задницей чуяла очередную крипоту.

Эсэсовские ублюдки появились внезапно — подъехала пара военных грузовиков. И если бы только они — с ними приехали знаменитые полицаи. Похоже, действительно хохлы. По виду полуграмотные хитрожопые мужики и болтают на характерной национальной мове. Помощнички шустро ломанулись в подъезд дома и, когда они стали выгонять оттуда перепуганных жителей, я догадалась, что здесь творится. Это те самые жуткие зачистки евреев. Мужики гнали всех подряд: женщин, детей, стариков — причем не скупились на пинки и зуботычины. Парни надо сказать прифигели от такой картины.

— Что они делают, это же гражданские, — растерянно спросил Каспер.

Фридхельм смотрел с неподдельным ужасом, как полицаи стали гнать дубинками людей к машинам. Их наверное собираются отправить в концлагерь? А гады из СС даже руки не стали пачкать, стояли и преспокойненько наблюдали за тем, что происходит. И всё-таки зачем вызвали ещё и нас? Краем глаза я увидела, как девочка лет восьми пытается в суматохе ускользнуть обратно к подъезду. Вот зачем — наконец-то дошло до меня — чтобы не дать ускользнуть никому из них. Здоровенный полицай перехватил её поперёк живота и, не обращая внимание на плач, потащил к остальным:

— Ах ты жидовка, тикать удумала?

— Эй, а ну стоять! — крикнул Каспер ему в спину.

Мужик никак не прореагировал, и тот сразу схватился за винтовку, прицеливаясь.

— Отпусти ребёнка сейчас же! — Винтер, продублировал приказ на русском.

Мудила полицай прикинулся бревном с глазами. Застыл, мол моя твоя не понимать. К счастью, наш Вилли всегда умел нарисоваться вовремя.

— Что здесь происходит? Отпустите ребёнка.

Мудила стоял, не шелохнувшись. Винтер кивнул братцу, как эксперту в русском, и тот повторил:

— Отпусти её!

О, а это у нас кто? К нам уверенно топал очередной эсэсовский хрен. Ну и наглая же у него самоуверенная морда. Хотя наверное и есть с чего, судя по количеству всякой дребедени на форме. Небрежно махнул рукой хохлу и зигнул Вилли: — Герр лейтенант!

Тот, отдавая честь, ответил:

— Герр штурмбаннфюрер!

— Что тут происходит? — скривился этот гад. — Девочка, как и все остальные евреи, находится в ведении нашей части. — Гражданские в зоне боевых действий находятся в ведении вермахта, — смело возразил Винтер.

— Это не гражданское лицо, а всего лишь еврейка, — мужик, я смотрю, без комплексов или мало что слышал об элементарном этикете. Закинул в пасть какую-то конфету и чуть ли не чавкал в лицо Винтеру. — Приказ есть приказ, сами знаете.

— Сомневаюсь, что фюрер приказывал связываться со всяким отребьем, — презрительно кивнул Вилли в сторону хохлов. — Есть же в конце концов честь офицера. Девочка остаётся у нас.

Штурмбанфюрер снисходительно слушал Винтера, нагло жуя конфеты, затем пожал плечами:

— Как хотите, лейтенант.

Он снова небрежно кивнул хохлу, и тот, словно послушная псина, выпустил девочку и побежал к своим. Винтер, уверенный, что всё удачно разрулил, снова зигнул коллеге и повернулся, чтобы идти. То, что сделал этот гад, не ожидал никто низ нас. Сначала дружелюбно протянул девочке жестянку с леденцами, дождался, пока ничего не понимающий ребёнок автоматически возьмёт конфету, и резко перехватил её за шею. Затем хладнокровно выстрелил в затылок девочки.

— Ах ты выродок, — тихо прошипела я, всё ещё не веря глазам.

Фридхельм сдавленно вскрикнул, Каспер перепугано смотрел, как немец небрежно, словно куклу, отшвырнул в сторону тельце ребёнка. Даже у Вильгельма дрогнули губы, когда он обернулся на звук выстрела.

Эсэсовская мразь, как ни в чем не бывало, отёр брызги крови с лица и, не глядя на нас, пошёл к своим. Вильгельм первый взял себя в руки. Чуть дрогнувшим голосом сказал:

— Мы сделали, что могли. Поменьше думайте о том, что видели.

Как у тебя всё просто, Винтер. Вроде и сердобольный, и справедливый, но я хорошо знала цену этой мнимой безобидности. Толку от моральных принципов, если не готов их отстоять? Ну вот как можно жить с насквозь промытыми мозгами? Хотя с другой стороны, что он бы сделал? Поднял оружие против своих и гордо отправился под трибунал, перед этим посетив подвалы гестапо? Не могу я его обвинять в том, в чём грешна сама. Вроде как выбирать не приходится, но градус мерзости от того, что мы творим, ниже не станет. В гробовом молчании мы вернулись в деревню. Я даже не хотела знать, что видели остальные.

И хотя все были немного подавлены сегодняшним рейдом, за обедом скользкая тема всплыла сама собой. Поскольку в деревне сейчас толклись несколько военных частей, и погода позволяла, парни устроились трапезничать на улице. Я протиснулась с миской к общему столу как раз к началу жаркой дискуссии.

— Это же ради чистоты нашей расы, — поучал народ Шнайдер.

— Ей было не больше одиннадцати, — в сердцах бросил ложку на стол Каспер.

Я думаю, наш блондинистый козёл просто не видел своими глазами, как это жутко, вот и повторяет заученное дерьмо: — Евреи портят немецкую кровь.

Идиотище, да у вас в каждом пятом сто пудово есть примесь этой самой еврейской крови. Неслучайно арийская раса делилась на несколько групп по степени чистоты. От всех сразу одним махом Гитлеру не позволил избавиться элементарный расчёт. Если уж затеял крупномасштабную войну, ясен хер, нужна огромная армия.