— Карл, ты должен был идти учиться дальше, а не лезть сюда, — я действительно отказывался понимать, зачем подростку менять беззаботное студенчество на вот эти окопы.
— Знаешь, есть такая поговорка «Не говорите, что мне делать, и я не буду отвечать, куда вам следует идти со своими советами», — с вполне понятным намёком мило улыбнулся Карл.
Колючий, скрытный и до щемящего чувства в чём-то уязвимый мальчишка. Наверняка за всем этим стоит какая-нибудь драматичная история. Пару раз я просыпался от того, что он беспокойно метался во сне. Честно говоря, мелькала постыдная мысль, что, может, он прольёт свет на свои тайны хотя бы парой слов. Ведь бывает же, что люди бессознательно бормочут что-то во сне или в бреду. Но Карл молчал, словно русский партизан — лишь загнанно дышал и напряжённо стискивал одеяло. Конечно же я всегда будил его, каждый раз сталкиваясь с бессмысленно-паническим взглядом. Словно он не узнавал место, где находится. Хотелось как-то успокоить, но всегда кто-нибудь из парней начинал возмущённо ругаться или высмеивать его слабость, и Карл только молча отворачивался, ещё больше замыкаясь.
Сейчас, вспоминая те недели, я задумываюсь, что же могло вызвать такие неправильные чувства. В своё время я тайком прочитал труды Фрейда. Он считал гомосексуализм патологией. Отклонение организма, в результате которого человека влечёт к представителям своего пола. Но если так, я бы наверняка знал об этом раньше. Перебирая тайные воспоминания, я пришёл к выводу, что был в общем-то нормальным. Влюблялся в хорошеньких одноклассниц, с удовольствием любовался красивыми женщинами. Та же Грета с её кокетливо-соблазняющей манерой общения всегда вызывала правильную реакцию… Гм… В нужных местах. Стыдом окатило давнее воспоминание.
В разгар какой-то вечеринки как-то получилось, что мы оба вышли на свежий воздух. Всё ещё смеясь над какой-то шуткой, Грета, покачнувшись, легонько обняла меня. В тот вечер я первый раз выпил столько шампанского, близость хорошенькой девушки приятно волновала, и я не сдержался. Привлек её к себе, сжимая гибкую талию, чувствуя, как кровь тяжело стучала в висках.
— Э-эй, малыш, ты чего это задумал? — Грета особо не вырывалась, но явно не ожидала от меня такого.
— Ты такая красивая.
«Раз уж я сегодня такой смелый, надо этим пользоваться», — решил я и потянулся к её губам.
Целоваться я конечно особо не умел, но надо же когда-то начинать. Грета, имея явно больше опыта, взяла дело в свои руки, наглядно показывая, как нужно целовать девушку. До сих пор помню её губы, сминающие мои в чувственной ласке, тепло её рук на шее, горячее возбуждение и… Неожиданно всё закончилось. Грета отстранилась и мягко провела ладонью по моей щеке:
— Твоей девушке очень повезёт, Фридхельм, но мы не будем портить нашу дружбу. К тому же ты ведь знаешь, я с Виктором.
— Конечно, — немного протрезвев, я признал её правоту.
Чёрт, почему я не заметил, когда они успели с Виктором закрутить роман? Если бы я знал, ни за что бы не полез отбивать девушку у своего друга. Тем более я не был по-настоящему влюблён в Грету. Мы с детства дружили, я попал под чары её сексуальности, но всё же она была немного легкомысленна. Я прекрасно понимал, что отношения — это не только поцелуи под луной. Спутница жизни должна меня понимать и разделять мои интересы. Представить же Грету с книгой было так же невозможно, как встретить на городской площади ожившего динозавра.
— Я понимаю. Прости, мне действительно неловко, что всё так вышло.
— Ничего, — беспечно улыбнулась Грета и игриво провела пальчиком по моему плечу. — Зато я немного научила тебя целоваться.
Н-да, кто же знал, что следующим, кого я поцелую, будет мальчишка, который явно не считает, что ему дико повезло? Пытаясь разобраться, что же за чувство влечёт меня к Карлу, я понимал, что полноценного опыта в любви у меня как не было, так и нет. После того эпизода с подругой детства я так и не сблизился больше ни с одной девушкой. На нашем курсе учились по-настоящему умные девчонки, но, увы, большинство из них были настолько непривлекательны внешне, что как ни старался, я не чувствовал ни малейшего желания общаться как-то иначе, чем друг. Бойкие красотки вызывали вполне понятные желания, но элементарная порядочность останавливала от низкого поступка. Добиться своего и бросить только потому, что девушка не способна поддержать интересную беседу? Нет уж, я лучше не буду торопиться и когда-нибудь встречу её. Ту, которая станет для меня всем. И похоже, дождался… Только это совсем не девушка. Принять это было нелегко хотя бы потому, что нетрадиционная ориентация у нас карается законом. Пока я бессонными ночами мучительно копался в себе, пытаясь определиться, что чувствую к Карлу — всё-таки дружескую симпатию или влюблённость, — парни в роте решили всё сами. Наверное со стороны всё действительно смотрелось уже не совсем дружбой фронтовых товарищей. С лёгкой подачи Шнайдера нас чуть ли не в лицо дразнили педиками. Меня конечно это бесило, да и довольно опасно в нынешнее время даже в шутку говорить о ком-то такое.
Со мной на курсе учился парень и кто-то донёс на него, якобы показалось, что его дружба с однокурсником малость выходит за пределы, положенные законом. За ним пришли СС, забрав его прямо с лекции. Долгое время ходили слухи, что гомосексуалистов держат в отдельном лагере. Такой участи я не хотел ни для себя, ни для Карла. Кидаться на Шнайдера, доказывая, что я не гей — значит дать ему повод считать, что он прав. Я предпочёл как всегда презрительно игнорировать его намеки. Но не Карл. Никто не ожидал, что худенький пацан врежет главному выпендрёжнику нашей роты. Карл врезал и ещё как. Благодаря эффекту неожиданности Шнайдер проморгал удар и пару дней ходил с разбитым носом. Карлу, конечно, тоже досталось, и все попытки вмешаться были бесполезны. Парни решили, что этим двоим надо дать разобраться по-мужски. Если бы не вмешался Кребс, я не знаю, чем бы закончилась эта драка. Позже, глядя на синяки Карла, до меня стало доходить, что это всё зашло слишком далеко. Да и он, мрачно глядя на меня, попросил оставить его в покое. Что ж, по-своему Карл был прав. Но я не думал, что буду чувствовать такую пустоту без его едких шуточек и комментариев, что теперь смогу только издали смотреть на него. Пытался убедить себя, что это всё же просто привязанность. Ведь будь я действительно гомосексуалистом, это бы наверняка проявилось как-то раньше, но я никогда не чувствовал влечения к мужчинам. Что вообще привлекает гомосексуалистов? Мужская красота и отвращение к женщинам? Но отвращения к женщинам я не чувствовал, и красота других мужчин меня не волновала. Да и в Карле меня привлекла ведь не внешность. Хотя все и считали его смазливым. Ну да, есть такое. Но ведь тянуло меня к нему не потому, что он мальчишка. Да и собственно сама физическая сторона такой любви с её… анатомическими особенностями особо не вызывала вдохновения. Это же действительно извращение какое-то — совать свой член в место, для этого не предназначенное.
Я начинал потихоньку успокаиваться, что со мной всё в порядке, и я нормальный. Ведь почти получилось… А потом был проклятый авианалёт. Увидев Карла, застывшего, смотрящего на этот разверзшийся с неба ад, я, забыв о своём страхе, подхватил его, увлекая в ближайший окоп. Близость смерти и его страх вышибли из головы все мысли последних дней. Я не мог больше ни о чём думать, прижимая к себе испуганного Карла. Место и время конечно были менее всего подходящими для каких-либо объяснений, но осознание, что мы оба могли только что погибнуть, как-то всё расставило в моей голове по местам. Карл подозрительно затих, прижатый ко мне. Я же хотел хоть немного продлить эту близость прежде, чем он отшатнётся в полном шоке и оттолкнёт меня. Глядя на тонкую шею и трогательно-беззащитный затылок перед собой, я, не удержавшись, коснулся губами нежной, словно у ребёнка, кожи. Меня словно накрыло мощной волной. Изначально чувствуя нежность к перепуганному мальчишке, сейчас я ощущал нечто иное. Его запах, вроде бы самый обычный — чистой кожи и мыла — мягкость волос, щекотавших щёку, пробуждали какие-то неправильные реакции. Ещё я практически лежал на нём, изначально собираясь прикрыть от обстрела. Господи, получается я всё-таки гей? Болезненно напрягшийся член недвусмысленно указывал на окончательное моральное падение.
