— Кажется, Карл скоро получит ещё одно боевое крещение.

— Ну надо же самая симпатичная девчонка и кому достаётся, так нечестно.

— Не слушай их, малыш, пользуйся моментом.

Я невозмутимо грызла яблочко, слушая их трёп и вовремя поддакивая. Фронтовая, мать её, семья. Кох, когда мы готовили не в полевых условиях, всегда норовил подсунуть лишнюю вкусняшку. Штейн почти научил играть меня в эту дурацкую карточную игру. Вербински до войны занимался боксом и однажды вызвался показать мне пару приёмов. Типа раз уж я не боюсь постоять за себя, надо уметь это делать. Самое смешное или наоборот ужасное, что они постепенно переставали быть для меня безликими врагами.

Я не уставала поражаться их глупости, пока они всё ещё мечтали завершить к рождеству завоевание Союза. Я ненавидела их каждый раз, когда слышала очередной выстрел винтовки, означающий, что кто-то из красноармейцев сейчас истекал кровью, отдавая жизнь за Родину. Я не хотела видеть в них обычных людей, но это было всё труднее и труднее. Они скучали по семьям, мечтали после войны обзавестись фермой или открыть автомастерскую, писали невестам, поддерживали друг друга — в общем-то были семьей, как и говорил мне Вильгельм. Я не собиралась сочувствовать своим врагам, но иной раз пробивалось что-то похожее на лёгкий укол. Вот куда ж вас идиотов понесло, сидели бы в своей Германии, поднимали бы страну из кризиса. Ну как можно, не думая своей башкой, переться на войну, только потому что какая-то усатая мразь так решила?

— Не самая удачная затея крутить любовь с местными девушками, — неожиданно выдал наш ботан.

Я даже жевать перестала. С того памятного дня синеглазка ходил сам не свой. Даже в глаза мне не смотрел. Оно-то понятно — наверняка первый раз в жизни решил к кому-то подкатить и умудрился так налажать. Что там интересно в его головушке творилось? Он вообще по жизни гей или действительно под влиянием гормонов попутал берега?

— Да ладно тебе, Винтер, — усмехнулся Бартель. — Завидуешь, так и скажи.

— Это неправильно, нельзя пользоваться своим положением, — упрямо продолжал он.

— А кто пользуется? — раздражённо рыкнул Шнайдер.

Я знала, чего он так злился. Многие бы уже были не прочь последовать моему примеру и замутить с бабами хотя бы незатейливые потрахушки, но наш правильный лейтенант под угрозой трибунала запретил всякое насилие и принуждение. — Девка сама готова лечь под нашего красавчика, и Майер дураком будет если откажется.

Ну не знаю как там насчёт лечь, но девушка уже несколько дней исправно таскала яблочки, свежее молоко и прочие подношения, каждый раз смущённо опуская глазки и заливаясь краской. Мне было смешно и в то же время в этом было что-то неправильное, не давало покоя. Шестое чувство иногда подсказывало мне, что пиздец не за горами, а к чуйке нужно прислушиваться.

— Хорош лезть в мои дела, — осадила я, выразительно глядя на Фридхельма. — Никого я ни к чему не принуждаю.

— Даже если и так, нельзя забывать, что мы для них враги, — он обращался вроде ко всем, но смотрел при этом на меня. — Девушка может улыбаться в глаза и преспокойно отравить. Или уже забыли?

Загадочный случай с борщевиком помнили все, и, чёрт, почему я сразу об этом не подумала? Яблочко комом стало в горле, но я быстро взяла себя в руки. В глухой деревне вот прямо роскошного выбора ядов скорее всего быть не могло, а горечь стрихнина я бы уже почувствовала.

— Что, Майер, испугался? — хохотнул Шнайдер. — Из тебя получится неплохая Белоснежка.

— Угощайся, — я бросила в него второе яблоко. — Или тоже боишься?

* * *

Мой "роман" продвигался полным ходом. Пару раз я рыцарски помогла своей зазнобе достать ведро из колодца, раза три проводила её до калитки. Спрашивается на хрена мне это было нужно? Всё просто. Пусть и нехорошо кого-то использовать, но девчонка — ключик к моему спасению. Тем более подставлять её я не собиралась. Раздумывая стоит ли мне честно открыться и попросить помощи, я после долгих колебаний всё же отвергла такой вариант. Спасибо, наслышана, как в советском обществе принимали тех, кто хоть как-то сотрудничал с врагом. Она мне не поверит, да и не рискнёт привести к своим. А вот если я прослежу, где у них сходка, да переоденусь в женские тряпки, тогда можно будет «случайно» заблудиться в лесу и попросить помощи доблестных красноармейцев. Вариант конечно рискованный, но ещё больше я рискую, оставаясь среди немцев.

По-другому и не сбежишь — одна я в лесах не протяну и недели, а вся ближайшая территория в оккупации. Она же нужна мне как прикрытие — если из немчиков кто и заметит, что я ночами где-то болтаюсь, то спишут на горячую свиданку. К тому же если она будет уверена, что добренький лопух-немец без ума от её прелестей, возможно, рискнёт смыться, когда на посту буду именно я. Всё же меньше шансов, что попадётся и словит пулю в затылок.

— Ну, дурачок, давай повторяй за мной, О-ле-ся, — хихикнула девушка, усиленно строя мне глазки.

Я, прикинув, как бы это мог сделать мужик, окинула её оценивающим взглядом с головы до ног, задержавшись на пышной груди. Девчонка правда хорошенькая — ладная фигурка, чуть лукавая улыбка и такой наигранно-ласковый взгляд. Наигранный, потому что я слышала, какими эпитетами она меня осыпала, уверенная, что я ни хрена не понимаю. — А-ли-са, — ломано повторила я.

Главное не поехать кукухой — постоянно играть немца, да ещё и парня уже не так и смешно. Тем более не отпускала мысль, что подвох в столь нелогичном поведении этой красотки где-то да есть.

— Даже имя и то умудряешься испоганить по-вашему, — скорчила гримаску Олеся. — Но что с вас, псин, взять. Своё так и не скажешь?

Пожалуй, нет, ведь немец по идее понимать не должен.

— Интересно, что же ты задумала, моя хорошая? — я знала, что могу молоть по-немецки что угодно.

***

— Эй, Майер, когда ты уже оприходуешь девчонку? — лениво процедил Шнайдер, наблюдая, как я убирала котелки после ужина.

— А с чего это тебя так волнует? — не оборачиваясь, ответила я.

— Да если тебе слабо, может, уговоришь её на свидание с нормальным мужиком? — н-да, это для него больной вопрос.

Девки здесь почему-то никак не велись на его довольно смазливую внешность. Вербински, например, периодически шастал в избу, где обреталась молоденькая вдовушка, снабжавшая немцев самогоном. Кох с его неизменной шоколадкой в кармане имел успех у такой же пухленькой блондинки. Так что у Шнайдера были все основания беситься, учитывая, что все амурные похождения должны проходить на добровольной основе.

— Не превращайся в мальчишку, у которого мыслей о сексе больше, чем самого секса, — вроде как добродушно посоветовала я.

Шнайдер не поленился встать и в пару шагов преодолел расстояние между нами, вынуждая притиснуться к стене.

— Наш малыш, смотрю, совсем осмелел, — с плохо скрытой злостью процедил он, нависая над моей тушкой. — Будь ты девчонкой, я бы уже нашёл, чем заткнуть твой рот.

— Не советую без спроса так делать ни с девчонками ни с мальчишками, — я заставила себя стоять спокойно, не буду я кругами бегать от этой сволочи. — А то так и члена лишиться можно.

— Ах ты мелкий говнюк, — Шнайдер опасно сузил глаза и шагнул почти вплотную. — Думаешь, наш лейтенант всегда будет тебя защищать? Мир, знаешь ли, тесен. Не боишься, что мы как-нибудь встретимся без свидетелей и разберёмся, у кого из чего там яйца сделаны, а?

— Боишься пока что здесь ты, — я выдала самую наглую улыбку из своей коллекции, зная, что вполне могу себе это позволить.

Вилли действительно тогда прописал ему выговор, припечатав, что не потерпит, чтобы вот такие лоси притесняли мальчишек. Так что пусть себе бесится сколько угодно.

— Можешь прямо сейчас попробовать проверить.

О-о-о, если бы взглядом можно было убивать, то меня уже можно сказать придушили, расчленили, сожгли и пепел по ветру развеяли. Не знаю, решился бы он сейчас мне врезать, учитывая, что за меня неожиданно подпряглись пацаны. — Ну что вы опять сцепились?