— Прикрой меня.
Нужно не дать им опомниться, подбить и второй. Нащупываю гранаты — все, что остались, — и одновременно раздаётся залп миномёта.
— Видали! — прокричал кто-то из парней. — Мы обратили иванов в бегство.
Окутанные густым облаком дыма, танки медленно отступали. Орудия перенесли огонь на дальние позиции русских, повсюду раздавались предсмертные вопли и стоны. Кто-то, обезумев от радости, во всю глотку заорал «Зиг хайль!» Похоже, нам удалось отстоять госпиталь.
— Заносите их сюда, — я открыл тяжёлые двери, пропуская санитаров с носилками.
Мельком заметил испуганные глаза Вальтера. Похоже, ему раздробило ключицу. Крови много, но жить будет. Мальчишка чем-то напоминал мне Фридхельма и, конечно, ему сейчас страшно. Как-никак, первое ранение.
— Если я умру, обязательно отправьте матери вот это, — он попытался всунуть мне в руку какой-то медальон.
— Успокойся, — я потрепал его по макушке. — Ты не умрёшь. Поверь, я видел достаточно раненых, ты поправишься.
Я решил задержаться, чтобы убедиться, что Вальтеру окажут помощь, и огляделся, высматривая своих. Даже не знаю, сколько моих парней ещё живы. В коридоре было столпотворение. Медсёстры помогали дойти до палат тем раненым, кто был эвакуирован в подвал, санитары складывали носилки с новыми прямо на пол. Обшарпанная дверь распахнулась, и доктор в заляпанном кровью халате устало оглядел свой фронт работы, затем остановил проходившую мимо медсестру:
— Начинайте перевязки, я осмотрю сначала самых тяжёлых.
Повинуясь какому-то порыву, я заглянул в комнату, из которой он только что вышел. Серые кафельные стены, даже полы были в кровяных брызгах, а на операционном столе слабо постанывал какой-то солдат.
— Я сейчас подойду, — Чарли торопливо выбросила окурок в форточку и обернулась. — Вильгельм… — её глаза блестели от слёз, губы дрожали. — Что же это? Они едва не разгромили военный госпиталь…
Сейчас она была похожа на маленькую девочку, которая потерялась. Вот только маленькие девочки не носят медицинский халат, в который намертво впиталась чья-то кровь. Сердце обожгло тошной виной. Она приехала на фронт ради меня, ведь послужить фюреру и принести пользу стране можно было и в Берлине, там тоже есть больницы. Я шагнул ближе, чтобы обнять её.
— Тш-ш-ш, всё хорошо…
— Столько новых раненых, а у нас почти кончился морфий, — она всхлипнула. — Когда же всё это закончится?
— Закончится.
Я аккуратно отвёл с её щеки прядь волос. Ей нужно услышать, что всё будет хорошо, что когда-нибудь мы снова станем жить по-прежнему.
— Обязательно закончится.
Я склонился ближе, почти коснувшись её губ, в последний момент смещая поцелуй к щеке. На минуту забылось всё… Что мы стоим в пропитанной чужими страданиями комнате, что где-то рядом догорают вражеские танки и нужно быть готовыми к новому бою.
— Мы вернёмся, — я нежно коснулся губами её виска. — И соберёмся на Рождество, пусть и не этой зимой…
Я должен сказать ей: «Уезжай сейчас», — но не имею права даже на это.
— Шарлот, доктор Йен тебя ждёт!
— Иду, — она снова стиснула меня в объятии. — Береги себя.
Мне тоже пора возвращаться. Я прошёл на задний двор, но оказывается, большинство машин уехали.
— Ты проверил, сколько у нас раненых? — спросил я Кребса.
— Не успел. У них не хватает санитаров. Пришлось помогать.
— Ладно, поехали, — я попытался вспомнить, где последний раз видел Фридхельма.
* * *
— Что значит попал в плен?!
— У нас кончились патроны… Мы едва не погибли от взрыва гранаты, — неловко пробормотал Ленц. Так, нужно успокоиться. Фридхельм жив, это уже хорошо.
— Нужно отправиться за ним, — неожиданно вмешалась Эрин. — Я могу проникнуть в лагерь русских под видом медсестры и попробую его вытащить.
Вот только её самодеятельности мне сейчас не хватало. При последней с стычке с русскими она опять отличилась — стояла и хлопала глазами, чуть ли не подставляясь под выстрелы.
— Сначала стрелять нормально научись, — отмахнулся я, но эта упрямая ослица уже побежала к Файглю озвучивать свой бред.
Гауптман, разумеется, велел ей успокоиться и отправил домой.
— Пойми, прямо сейчас мы ничего не можем сделать, — я попытался убедить её. — Как только получим приказ отправиться в наступление, разумеется, сделаем всё, чтобы освободить наших парней.
— Да их там расстреляют, пока вы получите этот грёбаный приказ! — сердито ответила она. — Или отправят в какую-нибудь Сибирь! Не понимаю, как ты можешь мямлить «не могу», когда решается жизнь твоего брата?
— Приди в себя! — рявкнул я.
Не собираюсь сейчас выслушивать её колкости. Если она чихать хотела на Устав, я такого себе позволить не могу.
— Я не могу оставить свой взвод накануне боевой операции, ясно?!
Впрочем, если и нет, мне плевать. Голова идёт кругом и без её истерик. Я с досадой щёлкнул зажигалкой, которая часто барахлила на морозе. Бесило то, что я прекрасно понимал, что она в чём-то права. Фридхельм может не дожить, если нам не дадут танковую поддержку в ближайшее время. План она предложила неплохой, надо признать, но тогда нужно, чтобы кто-то отправился с ней, обеспечивая прикрытие, а я не могу ни отправиться сам, ни отправить никого из парней. Долг к родине стоит на первом месте для всех, и я не буду исключением. Я развернулся, чтобы пройти на склад. Нужно проверить, сколько у нас патронов и гранат, распорядиться выдать пайки. Когда получим приказ выдвигаться, будет не до того. Возвращаясь к бараку, я заметил женскую фигуру. Наверное, какая-то местная баба идёт с утра пораньше к соседке. Хотя мы же установили комендантский час. Тут что-то не то… Почему она свернула в сторону леса?
— А ну стой! — громко окликнул я.
Женщина ускорила шаг, подтверждая мои подозрения. Возможно, она держит связь с партизанами.
— Стой, кому говорю! — даже если она не знает немецкий, уже должна была остановиться.
И что делать? Стрелять? Но если она действительно из партизан, тогда её нужно допросить. Путаясь в тяжёлых полах шинели, я бросился за ней. Чёрт, ну и шустрая же дрянь.
— Попалась, — я сбил её с ног и, споткнувшись, упал придавил её.
Ну, сейчас будем разбираться, кто ты такая.
— Пусти.
Я услышал знакомый голос и недоверчиво всмотрелся, разворачивая беглянку. Да какого ж чёрта?!
— Ты совсем рехнулась? — я со злостью дёрнул Эрин за руку. — А ну быстро вставай!
Ты смотри, всё уже продумала, даже переоделась в местную, но ничего. Не понимает по-хорошему — посидит под замком. Я давно ей это обещал.
— Пусти!
Зараза, брыкается так, словно я тащу её на расстрел. По пути в казарму я выслушал много чего интересного. И что я ведомый баран, и бесхребетный отмороженный тормоз, и бессердечная скотина, который способен любить только себя.
— Всё сказала?
Я втолкнул её в комнату и захлопнул дверь. Засов на двери присутствовал, осталось найти замок. Парни столпились в дверях столовой, пытаясь понять, что происходит.
— Принеси замок, — кивнул я Крейцеру. — Кто сегодня в карауле?
— Вечером заступаем со Шнайдером, — отозвался Кох.
— Отвечаете, чтобы она не сбежала.
— Вильгельм, неужели ты вот так бросишь его? — лучше бы продолжала ругаться ей-богу. Слышать отчаяние в её голосе было в сто крат хуже. Если бы я мог, отправился бы за ним сам. Меня останавливает даже не угроза трибунала, а то, что на кону стоят жизни моих солдат. Я обязан провести их в бой, но разве Фридхельм менее важен, чем пресловутый долг? Я дал обещание матери, я всегда защищал его как мог, а теперь он сидит в какой-нибудь землянке без малейшей надежды на спасение. Мы давно не дети, и он прекрасно понимает, что старший брат уже не придёт на помощь, и от этого почему-то невыносимо горько.
— Что с вами, Вильгельм? — внимательно посмотрел на меня Файгль и, видимо, вспомнив, он вздохнул. — Понимаю… Наберитесь терпения. Мы все ждём приказа генерала.
Я сдержанно кивнул, понимая, что не стоит даже заикаться, чтобы попросить его отправиться на вылазку.