Фридхельм бросил на меня быстрый взгляд.
— С каких пор тебя беспокоит личная жизнь Шнайдера? — спросил он, когда мы вернулись в комнату.
— Вообще не беспокоит, — я немного зависла от неожиданности. — Просто этот павлин сам делает её общественным достоянием.
Фридхельм скептически усмехнулся.
— Ты что, ревнуешь? — недоверчиво прищурилась я.
— Это глупо, ты же знаешь, мы терпеть друг друга не можем.
— Я знаю, — он примирительно коснулся моей руки. — Хотя тут можно проспорить. Только слепой не заметит, что он к тебе неровно дышит.
— Да пусть дышит как хочет, мне-то что?
— Вот и я о том же. Пусть пробует закадрить эту Катарину.
Это толстый такой намёк, что я ревную этого озабоченного козла? Ничего подобного! Просто… просто я уверена, что там ничего не выгорит, и говорю как есть. И вообще пусть делает что хочет. У меня вон муж есть.
Мы тихо-мирно готовились ко сну, когда услышали приглушённый женский визг. Представить, что это визжит наша крутая снайперша было как-то сложновато, и я решила, что кто-то из солдат осмелился приволочь позабавиться местную девчонку.
— Вот же скоты, — пробормотала я, набрасывая халат.
— Вместе пойдём, — Фридхельм тоже встал и торопливо натянул штаны.
В коридоре уже было столпотворение. Парни, определив источник шума, ломанулись к комнате Катарины. Что там могло случиться? Попытались изнасиловать? Ага, её изнасилуешь. Такая и член отстрелить может. К ней пробрался русский партизан?
— Т-там… — фрау обнаружилась в собственной кровати.
Вцепившись в одеяло побелевшими пальцами, она с отвращением кивнула куда-то в сторону. Парни недоумевающе переглядывались, я же, досмотрешись, едва сдержалась от смеха. Причиной ужаса доблестной воительницы стал обыкновенный крысёнок. Ну ладно, скажем так, полноразмерная крыса. Приятного, конечно, мало, но сейчас почти зима. Естественно, эти твари лезут в тепло. Пока все стояли и тупили, Шнайдер ловко швырнул полено, прибив нарушителя.
— Делов-то, — пробормотал он, поднимая крысиный трупик.
— Уберите её отсюда, — сдавленным голосом пробормотала Катарина.
— Что здесь происходит? — Вилли тоже протиснулся в комнату.
— Вы заселили нас в какой-то крысиный рассадник, герр обер-лейтенант, — быстро она пришла в себя. Стоило Шнайдеру убрать источник паники, она снова включила режим надменной стервы.
— Сколько вы уже на фронте, фрау Витт? Полгода? — иронично спросил Вилли. — И что до этого вы останавливались исключительно в комфортных гостиницах?
Прямо с языка снял.
— Нет, но с этой заразой надо что-то делать. Прикажите раздобыть какой-нибудь яд.
— Ну нет, — тут уже встряла я. — А если отраву съест Леди?
Вилли на удивление не стал со мной спорить. Наверное, тоже успел привязаться к щенку. Вместо этого с едва заметной улыбкой он ответил:
— Могу предложить расставить мышеловки, ну или запустить на пару дней кота, как это делают русские дикари. Кстати, тоже самое делают и у нас в Германии.
Как вариант, она может попросить кого-то из этих дурачков, пялящихся в её декольте, охранять её от грызунов. Думаю, тут очередь будет на ночные дежурства.
— Я, конечно, знала, что у всех есть свои слабости, но чтоб так… — хихикнула я, устраиваясь на неудобной постели. — Кто бы мог подумать? Бесстрашный снайпер визжит при виде крысы?
— Ты несправедлива к ней, — улыбнулся Фридхельм, обнимая меня. — Она всё-таки женщина.
Как бы там ни было, слабость Катарины кое-кому сыграла на руку. Через пару дней я улизнула из штаба пораньше, решив, пока никого нет, спокойно помыться, и направилась к бане. Более-менее обращаться с печками я уже умею, так что сейчас вдоволь попарюсь. Промозглая осень обещала вот-вот перейти в раннюю зиму. По утрам уже на деревьях сверкал иней, а лужи покрывались тонким слоем льда. Вспоминая прошлую зиму, я с ужасом представляла, как снова буду мёрзнуть. Распахнув дверь предбанника, я поняла, что меня кто-то опередил. Внутри было уже порядком натоплено, а на лавке валялась чья-то форма. Я уже собралась повернуться и уйти, как вдруг услышала характерные охи-ахи. Е-моё… Неужто кто-то из парней поменял ориентацию? Ломанувшись к двери, я осторожно приоткрыла её… Чёрт, я уже многих немчиков видела без штанов, но меньше всего ожидала увидеть именно этих. Катарина всё-таки нарушила целибат? Да ещё как! Стонет как мартовская кошка, насаживаясь на крепкий член. Её партнёра мне было не видно, но заметив блондинистый чуб, я заподозрила, что ловля крыс прошла для Шнайдера не зря. Не став на них пялиться — я ж не вуайеристка, — я незаметно выскользнула на улицу. Н-да дела… Интересно, когда Шнайдер похвастается, что завалил её? Нормальный мужик бы, конечно, так делать не стал, но этот любит трындеть о своих бабах. Правда подозреваю, сболтни он об их свидании, Катарина таки отстрелит ему яйца.
Прошла неделя, но Шнайдер на удивление молчал о своих похождениях. Они вообще оба держали покер фейс, и я уже начала сомневаться, не привиделась ли мне та горячая сценка в бане. Ну и ладно, это действительно не моё дело.
* * *
Самое паршивое на войне, что внезапная атака застаёт подчас тебя врасплох. Например, когда ты спишь или моешься.
— Что это? — я прислушалась — снаружи нарастал зловещий гул.
— Быстро одевайся, — Катарина отбросила мокрое полотенце.
Мне не нужно было повторять дважды. Я втиснулась в штаны с рекордной скоростью. Накинув шинели, мы выбежали на улицу, и я в панике зависла. Один из самолётов пролетел так низко, что казалось, вот-вот заденет крышу нашей казармы. Штаб и примыкающий к нему гараж затрещали.
— Чего встала столбом? — прикрикнула Катарина и, схватив меня за руку, бросилась к казарме.
— Там же нет подвала, — пискнула я.
— Ты предлагаешь искать сейчас бомбоубежище? — прошипела она и втолкнула меня в какую-то комнату.
— А на хрена мы бежали из бани?
— Собирай матрасы, живо! — она сгребала постели, наваливая на ближайшую кровать. — Там нас бы точно убило балками.
Кое-как мы намостили примитивное убежище.
— Под кровать, быстро!
Я без возражений метнулась куда было велено, молясь, чтобы нас не придавило, если бомба попадёт в здание. Я обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь. Я даже не знаю, успел ли Фридхельм добежать до ближайшего укрытия. Сколько ещё придётся просидеть здесь?
— Воздушный налёт долго не продлится, это ведь не город, — тихо сказала Катарина.
Мысли она что ли читает или я сказала это вслух?
— В который раз поражаюсь, что ты забыла на фронте? Ладно, стрелять не умеешь, но уж сообразить бежать к ближайшему убежищу можно было?
— Может, я открою тебе Америку, но некоторые женщины уходят на войну, чтобы быть рядом со своими любимыми.
— Это самая дерьмовая причина, — я уловила в её голосе невесёлую усмешку.
— Ну, не все же прирождённые убийцы как ты, — зло отпарировала я.
Она промолчала, и я уже пожалела, что ляпнула это. Мало ли, придушит меня ненароком и скажет, что так и было. Хотя, конечно, вряд ли я задела её чувства. Подозреваю, что их у неё попросту нет. Чёрт, как же хочется курить…
— Знаешь, почему меня бесят такие как ты? — неожиданно сказала она. — Даже не потому, что родились с серебряной ложкой во рту и росли избалованными принцессами.
— Если честно, мне похер, — огрызнулась я, подавив порыв вылезти и уйти, гордо хлопнув дверью.
— Потому что такие как ты не имеют в жизни цели, всё ведь и так преподносится на блюдечке. И здесь ты не потому, что веришь в идеалы фюрера или готова умереть за Германию. Я видела много солдат и знаю о чём говорю.
— А что насчёт тебя? В конце концов, даже фюрер говорил, что предназначение женщины — прежде всего быть матерью и женой.
— Матерью мне быть не суждено, — жёстко ответила Катарина. — А женой я уже была.
— Он… погиб? — осторожно спросила я.
— Ещё в первый год войны. Ушёл добровольцем во Францию.
— И ты решила отомстить… — ну, по крайней мере хоть что-то становится понятным.