— О, а вот и наш фронтовик. Проходи.

— Так, с Хайни ты знаком, это Эрик, — Бехтер кивнул на светловолосого мужчину, который скупо улыбнулся вместо приветствия. — Это Гейни, а это мой школьный товарищ Вильгельм.

Я заметил, что стол у них ломился от изысканных закусок: икра, гусиная печень, сыры всевозможных видов, апельсины.

— Угощайся, — добродушно улыбнулся Рудольф. — Вас же на фронте небось держат в чёрном теле.

— Вообще-то, нет, армия Вермахта прекрасно снабжена продовольствием, — возразил я.

— Да-да, я знаю, — ухмыльнулся Хайни. — Сам проболтался четыре месяца под Украиной, но такого там точно не бывает, правда? — он зачерпнул ложкой икру из вазочки.

Девушка аккуратно расставляла передо мной приборы, что меня смутило. Я привык сам обслуживать себя за столом. Да и мама никогда не прибегала к помощи прислуги. Девушка нечаянно задела вилку, и та со звоном упала на пол.

— Простите, — испуганно пробормотала она.

— Ничего страш…

Я не успел договорить. Рудольф резко поднялся и, подойдя к ней, с силой ударил по щеке.

— Неужели ты настолько тупа, что не справляешься даже с самой простой работой?

— Простите, — снова ответила она. — Я сейчас принесу новые приборы.

— Быстрее, — прикрикнул он. — И почему до сих пор не подано горячее?

— Брось, это всего лишь упавшая вилка.

Впрочем, я уже заподозрил, что дело не в этом. Немку бы он не посмел ударить за пустяковую оплошность.

— Эта девка должна мне ноги целовать за то, что не прозябает в лагере, откуда я её вытащил, — поморщился Бехтер.

Эрик усмехнулся:

— Действительно, Рудольф, ни к чему так нервничать. Ты в любой момент можешь её заменить. Только скажи, я подберу тебе кого-нибудь из свежей партии. Их постоянно привозят к нам сотнями.

Они говорили об угнанных в концлагерь людях, словно о неодушевленных предметах. Подумаешь, стул сломался. Идёшь в магазин и покупаешь новый.

— Ты не знал, что заключенных можно забирать из лагеря для работы? — удивился Бехтер. — Многие давно уже этим пользуются. Хорошо берут на фермы, на заводы, а тем, кого как вот эту, — он кивнул на девушку, — забирают на лёгкую работу, вообще, считай, повезло.

— Давайте выпьем за нашу скорую победу, — предложил Хайн. — Вино, конечно, у французов кислятина, но ты можешь выбрать, что хочешь.

На столе стояла батарея бутылок: вино, коньяк, даже русская водка. Напиваться в незнакомой компании не хотелось, поэтому я остановился на «Бардо».

— За Великий Рейх!

— За фюрера!

— Вот, кстати, расскажи нам, как продвигаются дела на фронте, — Хайн, чуть прищурившись, смотрел на меня.

Он что, не знает, о таком строжайше запрещено болтать. Да нет, скорее всего, знает и проверяет меня.

— Мы делаем всё для победы и скоро докажем русским, что Рейх непобедим, — ответил я.

— Надо признать, русские действительно проявили себя как хитрые и коварные твари, — хмыкнул Эрик.

— Ну, не скажи, — Хайни отложил на тарелку куриную ножку. — Не забывай, Эрик, что я тоже был на фронте. Стоит только начать выдирать им ногти или прижигать нежные места, раскалываются как миленькие, поверь.

— Не все, — я вспомнил партизанку, которая так и не сказала ничего Штейнбреннеру. — Некоторые проявляют стойкость и мужество, причём даже девушки.

— Мне тоже попадались такие, — согласился Эрик. — Помню, одному мальчишке пришлось переломать все пальцы, выдавить глаза, а этот паршивец всё не признавался.

— Давайте сменим тему, — Гейни выглядел так, словно его вот-вот вырвет.

Совсем ещё мальчишка, а уже обершарфюрер. Наверняка, пристроил на должность какой-нибудь родственник. Что, неужели он ни разу не сталкивался с подобным в своём лагере?

Раздался резкий звонок в дверь. Бехтер оживился:

— А вот и наши девушки, — он поднялся, чтобы встретить их. — Знакомьтесь, друзья. Ева, Мари, Лина.

Я старался не пялиться на них слишком откровенно, но наверняка выглядел со стороны словно зелёный юнец. Яркие платья, кокетливо уложенные локоны, подкрашенные помадой губы — как давно я не видел всего этого. Эрин не в счёт. Она, конечно, выглядит ухоженнее женщин в оккупированных деревнях, но по вполне понятным причинам я не позволял себе задерживать лишний взгляд на её декольте. Эрик поднялся, чтобы поставить новую пластинку.

— О-о-о, это же моя любимая певица, — восторженно пропищала, кажется, Ева.

Похоже, Грета теперь кумир для многих девушек. Рудольф игриво потянул за руку её подругу, приглашая потанцевать, Эрику томно улыбалась хорошенькая брюнетка, медленно потягивая шампанское.

— А вам нравится эта песня? — спросила меня Ева, подсаживаясь ближе.

— Да, — улыбнулся я в ответ.

— Я каждый день включаю радио только ради неё, — восторженно продолжала она.

Я чувствовал себя немного смущённо. Можно сказать, уже разучился непринуждённо беседовать с девушками. С Чарли, конечно, такой проблемы не было, но во-первых, мы с ней близки с детства, во-вторых… Я как-то не собирался заводить в отпуске романы.

— Рудольф, мне пора, — я тихонько вышел в коридор, но он, оставив свою даму, вышел следом.

— Да брось, ещё детское время. Или тебя кто-то ждёт?

— Нет, — жаль я не обладаю умением Эрин на ходу сочинять легенды, иногда бы это не помешало.

— Ну, тогда в чём проблема? Или тебе не понравились девушки? Вы вроде неплохо общались с Евой.

— Я думаю, не стоит заводить отношения, ведь через пару недель я уеду на фронт.

— О, святая наивность, — рассмеялся он. — Ева, да и остальные девчонки придерживаются достаточно свободных взглядов.

— Хочешь сказать, они проститутки?

— Строго говоря, они не шлюхи, я бы не стал приглашать к своим друзьям всяких дешёвок, но если вы поладите, она не будет требовать с тебя обещание жениться перед тем, как лечь в постель. Не нравится Ева — я уступлю тебе Мари. Она француженка и действительно знает толк в любовных утехах. В конце концов, что ты видел на фронте, кроме этих русских дикарок?

— Я никогда не спал с ними, — я хотел сказать, что не стал бы пользоваться беспомощным положением женщин в оккупированных деревнях, но он понял меня по-своему.

— Да брось, что я не понимаю? Ясное дело, что они расово неполноценные, но когда месяцами торчишь без нормальных баб, можно позволить себе маленькие слабости. Главное, не заделать ребёнка какой-нибудь русской корове. Пойдём, Ева уже высматривает, куда ты подевался.

Я подумал, что Рудольф ничем не отличается от солдат Штейбреннера. Те тоже презирают русских, но когда припрёт, оказывается, прекрасно забывают о принципах чистоты крови. И тут же в памяти всплыл неприятный эпизод.

Однажды я вернулся немного навеселе. Честно говоря не слегка, мы тогда основательно набрались с гауптманом, отмечая рождение его сына. Услышав в комнате шорох, я, чертыхнувшись, расстегнул застёжку ольстры, но это оказалась хозяйка. Я и забыл, что утром просил её принести чистое постельное бельё. Молодая женщина, закончив перестилать постель, смущённо улыбнулась и торопливо шагнула мимо меня.

— Спасибо, — я коснулся её руки, но она не отшатнулась в испуге.

Женщина была молода, примерно моя ровесница, и по-своему красива. Странно, почему славян считают неполноценной расой? У них ведь такие же светлые волосы и голубые глаза, как у арийцев. Алкоголь и возбуждение от близости женского тела сделали своё дело. Я медленно притянул её за талию и коснулся губами нежной кожи в вырезе кофты. Не встретив сопротивления, я подтолкнул её кровати, осторожно стал расстёгивать пуговицы на её кофте. Её руки мягко упирались в мои плечи, не отталкивая, но и не лаская. Взглянув ей в глаза, я увидел мелькнувшую растерянность и сразу же отстранился. Она попыталась улыбнуться и сама продолжила расстёгивать кофту, но я лишь покачал головой:

— Иди.

Может, конечно, это и внезапно вспыхнувшая страсть, но мало верится. Куда вероятнее она боялась, что если откажет, могут пострадать её дети. Для этих женщин мы завоеватели, и я не верю, что кто-то может легко перешагнуть через это и искренне полюбить немецкого солдата.