— Я бы может и хотел иногда спрятать тебя от всех, — Фридхельм улыбнулся «фирменной» улыбкой: немного смущённой, немного ироничной. — Ну, а если серьёзно, то я прекрасно понимаю, что у красивой девушки всегда есть поклонники. Я доверяю тебе.

Ну, слава богу, сцены ревности к каждому фонарному столбу мне не грозят.

— И это правильно, — я потянулась, поцеловав его в уголок губ.

Теперь, когда мы женаты, для меня позади даже относительно невинные шалости. Я отмахнулась от воспоминаний о недо-поцелуе со Шнайдером.

Н-да, занятный сегодня выдался денёк. Давненько у меня не было такого напряга. А тут ещё это… Вспомнив недавний приступ слабости, я заподозрила неладное. Операция операцией, но риск незапланированного залёта никто не отменял. Раздолбайство, конечно, предохраняться методом «прерванного акта», а что делать, если острый дефицит презиков? Я-то думала, что хоть в столице вдоволь разживёмся резинками. Наивная… Меня слали подальше уже не в одной аптеке. Ну да, у них же чем больше киндеров родит баба, тем лучше! И аборты, оказывается, под официальным запретом. Блин, а чем тогда предохраняются девчонки в борделях? Я кое-что прикинула в уме, подсчитывая дни цикла. Который, мать его, всё ещё был нестабильным! Да нет, вроде бы не должно, «те дни» были совсем недавно…

— Ты такая молчаливая… — Фридхельм остановился, испытующе глядя на меня.

— Пытаюсь забыть, что наговорил Ягер, — что, кстати, тоже было правдой. — Я мог бы тебе помочь.

Он ласково притянул меня ближе, увлекая в сторону от освещённой дорожки. Нежно коснулся моих губ, постепенно углубляя поцелуй. Что ж, это всегда помогало забыть ненужную хрень. Обнимаю его за плечи, сминая ткань рубашки, в то время как он скользит языком по моим губам. Надеюсь, нас никто не увидит. Успеваю подумать об этом, прежде чем Фридхельм прижал меня к дереву.

— Что ты делаешь? — вяло протестую, когда он через шёлк платья сдвигает чашечки бюстгальтера. — Помогаю тебе отвлечься, — его ладони легонько обхватывают грудь, дразняще касаясь сосков. — Кажется, кто-то недавно был шокирован подобным зрелищем, — взываю к его совести.

Не то чтобы я была совсем против разврата, просто… Это же Фридхельм! Который до сих пор краснеет, случайно увидев чьи-то поцелуи.

— Забыла, как дразнила меня тогда в ресторане? — усмехнулся он, задирая подол моего платья и пальцами поддевая край трусиков.

— Надо же, какой ты оказывается злопамятный, — с трудом удерживаюсь от стона, когда он вталкивает в меня один палец, другим обводит клитор и смотрит так, словно хочет прочитать малейшие оттенки эмоций в моих глазах.

— Угум, — мурлычет он, продолжая неторопливо двигать рукой.

Нетерпеливо ёрзаю, подаваясь ему навстречу, и он без слов понимает, чего я хочу, добавляя второй палец и начиная двигаться чуть жёстче, сильнее. Он накрывает мои губы поцелуем, толкаясь языком в таком же темпе, в котором его пальцы входят в меня. Все мысли словно выжгло, меня сейчас даже не заботит, что нас действительно могут увидеть.

Он сгибает пальцы, раздвигает их внутри меня, задевая нужные чувствительные точки, и я могу лишь беспомощно стонать в его губы, чувствуя, как удовольствие рассыпается по коже сотнями горячих сладких иголочек.

— Не боишься, что я отомщу? — пробормотала я, всё ещё цепляясь за его плечи, чтобы не запутаться в собственных ватных сейчас ногах и не навернуться с каблуков.

— Не-а, — улыбается он, поправляя на мне платье.

Мы постарались незаметно от развесёлой компании прошмыгнуть через холл. Я смотрю, они тоже время зря не теряют. Именинницу уже целовал под жасминовым кустом паренёк из их компании, а Тилике по ходу продолжает путать баб. Если я не ошибаюсь, сосётся он сейчас не с блонди, а с её подруженькой. Ладно, не буду включать ханжу. Особенно после того, чем мы только что занимались.

— Рени… — Фридхельм захлопнул дверь и нетерпеливо прижал меня, обжигая горячими поцелуями шею, расстёгивая пуговички на платье, сминая мешающую ткань.

Похоже, наше маленькое приключение завело не только меня. Пора и мне его удивить в этом плане. Я потянула его рубашку, путаясь в пуговицах, одновременно помогая ему снять моё платье. Наша одежда в очередной раз осела у кровати небрежно сброшенной кучей. Фридхельм потянул меня, увлекая на постель. Я склонилась над ним, покрывая его шею, грудь лёгкими поцелуями и постепенно спускаясь ниже.

— Эрин… божемойчтоты…

Как по мне, сложно не догадаться, даже если ты полный профан в сексе. Фридхельм чуть вздрогнул, когда я осторожно обхватила губами его плоть. Я не ласкала так откровенно никого уже давно, но это даже лучше. Приходится всё время помнить, что я не должна выглядеть чересчур искушённой в плане секса. Его тихие стоны, стоило только насадиться глубже или приласкать вздутые на стволе венки языком, губами, пальцами, подстёгивали продолжать. От его прерывистых вздохов, расфокусированного словно у одурманенного белладонной взгляда меня тоже повело. Я понимаю, что он не избалован подобным, но на меня так реагировали впервые. Так открыто и настолько чувственно. Его руки аккуратно легли мне на затылок. В этом жесте не было желания контролировать или управлять. Он лишь ласково сомкнул пальцы. Медленно провожу языком, играя с ним, дразня лёгкими прикосновениями, затем плотнее сжимаю губы, начиная двигаться в неспешном ритме. Фридхельм глухо стонет, напрягается, пытаясь не толкаться на всю длину. Пальцы, поглаживающие мои волосы, слегка дрожат.

— Хочу тебя, — ласковые сильные руки ложатся на плечи, мягко перемещая выше.

Горячее твёрдое тело прижимается сверху, и я забываю обо всём. Мир снова вращается вокруг нас двоих, погружая в чувственный морок. Лёгкий запах его одеколона, гладкая разгорячённая кожа, нежное прикосновение губ, чуть хрипловатые стоны. Влажное дыхание на моей шее, сбитый шёпот: «Моя… люблю…» Жадные поцелуи. Руки сильные, сжимающие в нерасторжимом объятии, стискивающие гладящие именно там и так как надо. Член то вбивающийся, то скользящий медленно и осторожно. Мы словно читаем желания друг друга, впитываем близость каждой клеточкой тела.

* * *

Утро выдалось весёлым. Через стенку было прекрасно слышны разборки наших соседок. Блонди, похоже, спалила вчерашние шалости подружки и теперь вопила как умалишённая:

— Как ты могла, Ирма? Мы же подруги!

— Нечего строить из себя оскорблённую супругу, — ответила та. — Он уедет и не вспомнит ни тебя, ни меня!

Тоже, кстати, верно, так что любитесь во все тяжкие, лишь бы всем было хорошо.

— Чем сегодня займёмся? — Фридхельм лениво потёрся щекой о моё плечо, сонно щурясь.

— Ну, учитывая, что завтра нам предстоит объяснение с твоими родителями и сборы на фронт… — я задумалась. — Будем до одури купаться и валяться, греясь на солнышке, а вечером видно будет.

— Сегодня будет идти «Антоний и Клеопатра», — подбежала к нам Софи. — Вы идёте?

Ой, не-е-е, не фанат я исторического гротеска, но Фридхельм, похоже, не против сходить в киношку.

— Ладно, — скрепя сердце, согласилась я, уже представляя, как буду зевать в кинозале.

Может я конечно всё ещё мыслю стандартами двадцать первого века, но не могу без улыбки смотреть, с каким детским восторгом здесь народ взирает на простенькое кинцо.

— Какой ужас! — рыдала подружка Софи над драматичным и всем известным финалом киноистории. — Они умерли, держась за руки…

— Ну, а что ещё им было делать? — пожал плечами её друг. — Она же была императрицей, вот и предпочла смерть бесчестию. Да и Антонию деваться было некуда, после того, как просрал столько сражений.

— Нет, это потому что они не могли жить друг без друга, — всхлипнула Софи. — Как это ужасно… сунуть руки в кувшин со змеями…

— Когда не видишь смысла жить без человека, это, наверное, не так уж и страшно.

Меня всегда поражала жертвенность книжных и экранных героев. Я бы сроду не стала выпиливаться из-за мужика. Фридхельм шёл какой-то притихший. Мы, не сговариваясь, отбились от дружной компании, свернув на набережную. Заходящее солнце медленно тонуло в толще воды, на причале мирно расселись поздние рыбаки. Как легко привыкнуть к безмятежности этих ленивых дней и как же не хотелось возвращаться. Почему чтобы оценить элементарное — мирное небо, безопасность тех, кого любишь, — человечеству постоянно требуется развязать очередную кровавую бойню?