— Тебе очень идёт это платье, — Фридхельм восхищённо окинул взглядом меня всю: от вуалетки до туфелек.

— Ты ещё не видел остальные, — улыбнулась я, пристраивая платья на вешалки.

— Такую красоту нельзя прятать в шкафу, — он провёл ладонью по золотистому шёлку. — Давай завтра сходим в «Прагу»?

Он выжидающе смотрел на меня, словно ждал какой-то реакции.

— Как скажешь.

Название мне ни о чём не говорило, но я и не обязана знать каждое заведение в городе. И вообще, надо уже расслабиться. Фридхельм не Ягер какой-нибудь, пристальное внимание на мелочи не обращает. Так что выдыхаем и продолжаем наслаждаться отпуском. Неизвестно, когда мы снова сможем беззаботно развлекаться.

* * *

Боже, как же хорошо в кои-то веки выспаться! На фронте ясное дело встаёшь ни свет, ни заря, да и здесь я как-то не решалась забить на принятый распорядок и дрыхнуть до обеда. Наслаждаясь тишиной, я выползла на кухню. Фридхельм с утра куда-то успел убежать, Вилли тоже не было видно. Не факт, что он вообще явился ночевать. Чертыхаясь, я попробовала распалить древнюю плиту, чтобы сварить кофе, но безуспешно. Ну, не умею я топить углём. И кстати, до этого мне благополучно удавалось избегать этого фиаско. Фрау Винтер не напрягала меня с готовкой, а вот Фридхельм, может, и задуматься, почему я не умею делать элементарных вещей. Вздохнув, я направилась в кладовку. Раз опции розжига мне недоступны, займусь пока приготовлением завтрака. Посмотрим, удастся ли мне замутить пиццу. Всего и нужны-то мука, яйцо, вода, а с начинкой что-нибудь придумаю. В конце концов, колбаса или сардельки у них найдутся, и сыр тоже. Я услышала, как хлопнула входная дверь.

— О, ты уже проснулась, — Фридхельм протянул мне букет.

— Как ты угадал, что я люблю именно их? — растроганно спросила я.

Всегда любила пионы, вот только мои поклонники почему-то предпочитали дарить банальнейшие розы или что-то совсем уж экзотичное вроде орхидей. Это довольно странно, но, прожив вместе полгода, мы довольно мало знали друг о друге. Как-то под свист пуль не тянет обсуждать любимые цветы или подобные пусть и важные мелочи. Где-то я видела подходящую вазу. И кстати, вот он удачный момент без палева справиться с долбанной печкой.

— Ты не распалишь пока плиту?

Надеюсь я не спалю в ней свою пиццу. Было бы обидно. Она даже сырая выглядит так, что я уже хочу её слопать. Пока я возилась с тестом, Фридхельм успел сварить кофе.

— Представляешь, почти всех с моего курса забрали в армию, — рассказывал он, пока я бдительно следила за духовкой, ориентируясь на время, ибо, как можно уменьшить, огонь я не представляла. — Правда кое-кто остался во внутренних войсках.

— Ты тоже можешь перевестись, — я вспомнила подслушанный разговор. — Правда для этого придётся сделать сам знаешь что.

— Думаешь, мне будет легче здесь? — с горькой усмешкой ответил он. — На фронте по крайней мере стреляешь в безымянных врагов, а здесь рано или поздно придётся отправиться на арест кого-то из соседей или сокурсников.

Я облегчённо выдохнула. Несмотря на то, что война меняет нас, это всё ещё мой Фридхельм. Мальчишка, остро чувствующий несправедливость этого мира и пытающийся сохранить в себе то, что для него важно.

— Чёрт, — я метнулась к плите, успев вовремя вытащить своё творение.

— Ум-м-м, пахнет вкусно, — оценил Фридхельм. — Что это?

— Что-то вроде пирога, только несладкого, — ответила я, нарезая истекающую расплавленным сыром пиццу.

Надо будет как-нибудь роллов накрутить, там же ничего сложного. Только боюсь без нужных ингредиентов это будет рыбный плов с огурцами.

— А где все? — наконец-то наш гуляка выполз из берлоги.

— И тебя с добрым утром, — хмыкнула я.

Вилли явно мучился похмельем, а может, и не только им. Он мрачно воззарился на меня, видимо, припоминая, при каких обстоятельствах мы вчера виделись, и осторожно перевёл взгляд на Фридхельма, но тот как ни в чём ни бывало улыбался лёгкой, солнечной улыбкой.

— Что с тобой? Перебрал вчера? Я даже не помню, когда ты вернулся. Садись завтракать.

— Дайте лучше кофе, — промычал он, плюхаясь на стул.

В прихожей зазвонил телефон, и отвечать пришлось Фридхельму. Вилли осторожно сделал глоток кофе и поморщился.

— Анальгин дать? — спросила я, сжалившись над страдальцем.

Он помотал головой, всё так же настороженно поглядывая на меня. Как всегда потянуло сказать какую-нибудь колкость вроде: «Боишься, что я расскажу Чарли о твоих похождениях? Ну, не знаю, всё будет зависеть от тебя. Если будешь и дальше гнобить меня…» Или так: «Расслабься уже, бро. Всё, что было на Миле, остаётся на Миле».

— Так где мама? — спросил Вильгельм, осторожно отпив кофе.

— Они уехали на несколько дней в Мюнхен, — Фридхельм смотрю с утра на позитиве.

Ну ещё бы! Как только папик отчалил, не только мне стало легче дышать. Я-то знала, что он почти ежедневно изводил его нотациями, промывая мозги, чтобы сын-бунтарь не дай бог не опозорил его безупречную репутацию образцового нациста. Я оставила их, удалившись готовиться к вечеру. Наконец-то приму нормальную ванну, а то всё скромничала. Всё-таки я в гостях и оккупировать стратегически важную комнату на пару часов было бы как-то некомильфо.

Пены и соли, конечно же, не нашлось, но я щедро бухнула шампуня, который прикупила вчера. Лёжа в тёплой ароматной водичке, я почти задремала. Несмотря на косые взгляды старшего Винтера, в кои-то веки после своего перемещения сюда я была полностью довольна. Война осталась где-то далеко, угроза разоблачения, можно сказать, миновала, и наконец-то я могу носить красивые вещи. Глядишь, наловчусь пользоваться примитивными хитростями для наведения красоты. Фена и плойки у фрау Винтер не было, и мне пришлось сушить волосы над плитой, вытягивая пряди щёткой на манер утюжка. Получилось, кстати, на удивление неплохо.

— Поможешь? — платье хитроумно застёгивалось на спине.

Фридхельм медленно застегнул молнию и, не удержавшись, наклонился, коснувшись губами моей шеи.

— Довольно опасно с твоей стороны просить меня о помощи в таких делах.

— Придётся тебе немного потерпеть, — впрочем, я особо не протестовала, когда он вжался в меня, скользнув руками по бёдрам. — Иначе мы так никуда и не выберемся.

— Ты права, — нехотя отстранился он. — К тому же такие красивые платья не должны пылиться в шкафу.

— Значит, это платье красивое, а не я?

— Ты же знаешь, для меня ты всегда красавица, — он поправил бретельку, норовившую соскользнуть с плеча.

На этот раз мы попали действительно в ресторан. Пафосно-строгий зал, элегантная публика, приглушенно играющий оркестр.

— Я уже спустила вчера все свои сбережения, продолжаем гулять?

— Должны же мы что-то запомнить, прежде чем снова вернёмся на фронт, — ответил Фридхельм. Надо отдать должное — кормили здесь обалденно. Мясо в какой-то сложной подливке, почему-то любимая немцами спаржа, запечённые ломтики картофеля. Официант ещё предлагал всяких устриц и прочих гадов, но я благоразумно отказалась. Понятия не имею, как их хомячить, когда ты в образе принцессы. Ещё мне понравилось вино. Кисло-сладкое, с лёгким фруктовым акцентом, по-моему, мы приговорили на двоих бутылки две не меньше.

— Десерт? — вежливый официант периодически маячил у столика, бдительно следя, чтобы тарелки и бокалы не оставались пустыми.

Я лишь покачала головой. Фрау Винтер итак закармливает нас выпечкой, не хватало мне ещё растолстеть. Я ж не знаю, какое тельце мне досталось в этом плане: можно ли жрать как не в себя или лучше не стоит.

— Знаешь, я кое с кем всё-таки увиделся, — задумчиво рассказывал Фридхельм. — Так странно… Те ребята, с которыми год назад было столько общего, сейчас кажутся…чужими, что ли. Они так уверены, что война это что-то эфемерное, что русские только и делают, что бегут от нас и вот-вот всё закончится.

Весь вечер мы не поднимали эту тему. В ресторане среди беззаботных, благополучных парочек было легко забыть что где-то идёт война. Они здесь ещё не прочувствовали в полной мере, что происходит в мире. Собственно, что они могли знать, если СМИ вещает что всё гут, победа не за горами и фюрер the best.