— Заберу её с собой, — ты ничего умнее не придумал, нет? — А что? Здесь ей действительно плохо, а у нас найдёт работу, обживётся. Может, замуж потом выйдет, у нас вон и поляки и чехи работают.

— Ты совсем чокнулся? — засмеялся Хольман. — Она же славянка, кто её у нас возьмёт замуж?

— Ну так не еврейка же, — простодушно ответил Кох.

Не знаю, конечно, как отреагирует Вилли на грандиозные планы Коха, но в одном я была с ним солидарна. Надо быстрее отсюда валить.

***

— Я получил приказ гауптмана выдвигаться восьмого числа.

Я бросила взгляд на календарь — сегодня второе июня. Прекрасно, осталось потерпеть несколько дней.

— Что ж, мы останемся, пока не накроем это подпольное сопротивление, — невозмутимо ответил штурмбаннфюрер. — Я смотрю, ваши солдаты ещё не были в отпуске.

— Я подавал несколько раз прошения, но, значит, пока нет возможности, — ответил Вилли.

— Нужно быть понастойчивее, Вильгельм, — наставительно начал разглагольствовать Штейнбреннер. — Мои ребята почти все успели съездить домой. Вы же понимаете, что это много значит для поддержания боевого духа солдат. Да и нашему народу нужно периодически демонстрировать, что всё идёт как надо и победа уже близка. Эрин, вы наверное уже считаете дни, чтобы увидеться с родителями?

— Вы правы, — выдавила я улыбку. — Конечно на первом месте сейчас стоит победа, но и о семье забывать нельзя.

— Я научу вас небольшим уловкам, — Штейнбреннер снисходительно улыбнулся Вилли.

— Герр штурмбаннфюрер, мы поймали эту девку на окраине села, — Альфред грубо подтолкнул вперёд задержанную девушку. — Как увидела, нас бросилась бежать.

— Кто ты такая? — он медленно подошёл к ней.

Она старалась смотреть спокойно, но тлеющий огонёк ненависти в глазах скрыть было трудновато. Обычно местные выглядят более испуганными, чёрт его знает, может, и партизанка.

— Что ты делать в селе?

— Я шла в соседнее, в Платоново, — медленно ответила девушка. — Иду из города, на базаре была.

— На базаре? — усмехнулся Штейнбреннер. — И где быть твоя покупка?

— Я ничего не покупала, я яйца на махорку для отца поменяла, — она достала из кармана скрученный из газеты кулёк. — Вот.

— Идти так далеко, чтобы раздобыть курить? — недоверчиво прищурился Штейнбреннер и кивнул солдату.

— Приведите сюда кого-нибудь. Может, её здесь знают. Постой, — коварно улыбнулся он. — Веди ту белокурую фройляйн, которая обещала нам помогать.

Блин, если бы она не сорвалась в бега, может бы и не попалась. Что теперь будет? Моя помощь с переводом не нужна, и я мысленно прокручивала предлоги, которые позволят мне уйти из штаба.

— Вы знать её? — без предисловий спросил Штейнбреннер у «белокурой фройляйн».

Девчонка немного растерянно перевела взгляд на незнакомку. Явно узнала, но сомневается что ли?

— Эта девушка говорить, что идти домой, — доброжелательно, словно действительно пытается прояснить недоразумение, говорил Штейнбреннер. — Документов у неё с собой не быть. Вы можете подтвердить кто она?

— Так это Наташка Москвина, — облегчённо выдохнула недалёкая дурында. — Помните, я говорила, у неё здесь живёт мать. Ты с города идёшь, да? — обратилась она к ней.

Та зыркнула отчаянно-презрительно и отвернулась.

— Благодарю за помощь, — расплылся в улыбке этот змей. — Вы свободны.

— Ну что, похоже, нам есть о чём побеседовать, да? — Штейнбреннер взял её ладонь и небрежно поднял, демонстрируя тёмные следы от типографский краски. — В том числе и об этом.

— Я ничего вам не скажу, — отбросив притворство, девушка твёрдо посмотрела ему в глаза.

— Ты в этом быть уверена? — не повышая голоса, спросил он и вдруг резко выгнул её пальцы под неестественным углом.

Наташа болезненно скривилась и плюнула ему в лицо.

— Единственное, что вы от меня услышите: недолго вам осталось на нашей земле хозяйничать, Красная армия никогда не будет разбита!

— Заткнись, дрянь! — Штейнбреннер с силой ударил её по лицу и кивнул кивнул Альфреду. — Уведи и запри в каком-нибудь сарае, я подойду чуть позже.

* * *

Как бы я ни старалась убедить себя, что ничего не могу сделать, не думать о том, что происходит в сарае, не могла. Тем более закрыть глаза при всём желании бы не вышло. Уже не раз невольно слышала смачные подробности допроса.

— Ну и упрямая же эта дрянь. Что мы только не делали. Били её и ремнями и проводом, засыпали солью раны. Молчит.

— Интересно, если начать срезать с неё шкуру по кусочкам, она будет продолжать упрямиться?

— Герр Штейнбреннер запретил её серьёзно калечить. Говорит, пока нужна живой.

— Повесить бы эту мразь в назидание остальным, — злобно проворчал Хольман.

Никому кроме него в голову не пришло выспрашивать такую чернуху, но этот змеёныш имел, как я слышала, личный счёт к несчастной девушке. Оказывается, один из эсэсманских отморозков был ему знаком — учились вместе — и предложил нашему мажору поучаствовать в допросе. Мол пока ещё девка не истерзана пытками, надо пользоваться. Хольман решил попользоваться весьма своеобразно и поплатился за это. Девушка укусила его, да не абы за что, а за причинное место. Конечно в самой ситуации смешного было мало, но я не удержалась от злорадного смешка. Когда уже до мужиков дойдёт, что совать в кого-то свой член без согласия бывает чревато.

Но пожалуй больше, чем солдат, я ненавидела их командира. Штейнбреннер снова собрал жителей, с пеной у рта требуя выдать любую информацию о партизанах. Приказал привести на допрос мать этой Натальи, лживо обещая ей, если она убедит дочь выдать сообщников, та останется жива. Бедная женщина после увиденного едва могла идти. Её подхватила за плечи одна из женщин, торопливо зашептав:

— Пойдём, пока тебя отпустили.

— Я им говорю, не виновата ни в чём моя девочка… а этот знай ремнём её здоровенным стегает… а она губу прикусила, аж кровь выступила, и молчит… ни крика ни слезинки… а потом прошептала: «Мамочка, не плачь, недолго этим тварям осталось мучить нас…»

Я понимала, что эта Наташа не первая и далеко не последняя партизанка, которая мужественно вытерпела пытки и погибла за Родину. Понимала, что ничего не смогу сделать. Устроить ей побег под носом у караульных нереально, но и спокойно есть, спать, сидеть рядышком с её мучителями было тоже невозможно. Фридхельм, такой же хмурый, настороженно всматривался в мои глаза. Когда я возвращалась из штаба, молча обнимал, и я понимала, что ничего не изменилось. Он может и в шоке от того, что творят эти гады, но не готов послать всё к ебеням и бежать куда глаза глядят. Правда воспитательную работу провёл — парни стали немного фильтровать разговоры. Но главный виновник моих душевных метаний как раз-таки не был склонен щадить мои чувства.

— Эрин, мы зашли в тупик с этой упрямой девицей, — через пару дней выдал он. — Придётся вам немного помочь.

Я удивленно вскинула брови, не совсем понимая, куда он клонит, но уже предчувствуя, что грядёт нечто гадкое. Чем тебе помочь? Придумать новые пытки?

— Если установлено, что эта девушка виновна, почему вы её просто не расстреляете? — спросил Вилли.

— Я всё-таки надеюсь, что она выдаст своих сообщников, — задумчиво ответил Штейнбреннер. — А если нет, то её казнь должна быть достаточно впечатляющей, чтобы никто не захотел оказаться следующим.

Меня аж передёрнуло, стоило вспомнить мечущееся в огне тело и запах горелой плоти.

— Эрин, силой мы уже пробовали добиться ответов, самое время действовать хитростью, — вкрадчиво продолжал он. — Вы говорите по-русски без акцента. Вот и попробуйте сыграть роль русской разведчицы, которая может помочь их движению. Скажете, что немцы уже подозревают, где находится логово диверсантов, а они в свою очередь, потеряв с ней связь, могут совершить необдуманную ошибку. Предложите свою помощь.