— Кажется, кто-то не хотел слишком быстро возвращаться к надоевшим бумагам.
По пути в госпиталь я заметил в стороне от основной дороги небольшой пруд. Он чем-то напомнил мне тот, в котором мы с Вильгельмом частенько купались в детстве, когда приезжали к бабушке. Деревянные мостки, несколько плакучих ив и густые заросли камыша — всё это навевало умиротворение.
— Здесь правда красиво, — Рени присела, попробовав рукой воду. — Но купаться пожалуй ещё рано.
— Значит, просто поваляемся, — я опустился на траву. — Иди сюда.
— Э-эм, не думаю, что это хорошая идея. Кто знает, сколько в этой траве клещей?
— Никогда об этом не задумывался.
Вильгельм раньше шутил, мол где я встречу девушку, которая будет с таким же увлечением читать всё, что попадётся под руку, но Рени, пожалуй, переплюнула меня в этом.
— Тебя послушать, так всё опасно. Нельзя пить воду в ней микробы, мыши переносчики заразы. Теперь вот клещи, — я решил её немного подразнить. — Не надоело всего бояться?
— Вот знаешь, ни разу не смешно, если тебя цапнет такая тварь. Они переносят такую болячку, после которой мозги на всю жизнь останутся набекрень, — Эрин осторожно присела рядом.
— Откуда ты всё это знаешь?
Я бы понял, если бы она собиралась поступать в медицинский институт, но представить школьницу, запоем читающую серьёзные научные труды, как-то сложновато. В её глазах тенью мелькнуло смятение, словно я задел неприятную тему.
— Когда умерла мама и бабушка, я делала всё возможное, чтобы отец поменьше обращал на меня внимание, — медленно, нехотя всё же ответила она. — Вот и читала всё, что было в семейной библиотеке. В том числе медицинские книги, оставленные дядей.
— Прости, — первый раз вижу, чтобы человек так неохотно рассказывал о себе.
Невольно вспомнились те загадочные, непонятные стихи. В конце концов у всех есть свои личные тайны, и если Эрин хочет забыть о своём прошлом, это её право, но я должен узнать одну вещь.
— Он тебя… обижал?
Домашнее насилие зачастую встречается даже в тех семьях, которые с виду кажутся благополучными. Грета сбежала из дома едва ей стукнуло семнадцать, предпочитая жить в крошечной комнате над баром, чем с отцом, который периодически напивался и поднимал на неё руку.
— Нет, ничего такого, — Эрин правильно поняла мои опасения. — Всё дело в том, что маму он любил, а вот меня… нет. Сам знаешь, нет ничего хуже, когда тебя воспитывают лишь из чувства долга.
Я подвинулся поудобнее, укладываясь головой на её колени. Эрин притихла, ласково ероша волосы на моём затылке. Расслабившись от этой нехитрой ласки, я прикрыл глаза.
— Помнишь ту речку?
— Ещё бы не помнить. Не пойди я тогда у тебя на поводу, узнал бы намного раньше, что ты не Карл, — сейчас я уже могу с улыбкой вспоминать, как страдал, чувствуя непонятное влечение к мальчишке. — О чём ты думаешь? — я заметил её, словно погруженный в себя взгляд.
— Да так, — Рени неуверенно улыбнулась. — Нам же когда-нибудь положен отпуск?
— Вообще да, а что?
— Ну, домой я вряд ли вернусь, так почему бы не попутешествовать?
— А куда бы ты хотела поехать? Нам конечно вряд дадут одновременно отпуск, но мало ли?
— Что толку мечтать? Ты ведь захочешь съездить домой, — домой-то я конечно съездить хотел, но глупо было бы торчать там несколько недель, только ради матери.
— Ну, раз мы мечтаем, то дома я бы пробыл пару дней, а потом мы бы могли съездить на море.
— Море это хорошо, но у меня есть идея получше, — Эрин полезла в сумку, доставая какой-то журнал. — Смотри.
— Что это? Похоже на какую-то больницу.
— Ну да, это санаторий для туберкулёзников, — Эрин нетерпеливо перевернула страницы. — Зато посмотри, где он. В Альпах!
— Ты хочешь поехать туда?
— Почему нет? Тихая маленькая страна, соблюдающая нейтралитет. Вкуснейший сыр и шоколад, горный воздух. Короче, рай.
— Ты же сейчас не об отпуске говоришь да? — я так понимаю, сейчас снова услышу очередное предложение бросить всё и сбежать.
— Ну как сказать, — усмехнулась она. — Можно поехать для начала в отпуск… а потом просто не вернуться.
— Рени, я знаю, ты устала, но ведь всегда можно перевестись хотя бы в госпиталь.
— Да не хочу я в чёртов госпиталь! — от её хорошего настроения не осталось и следа. — Я просто не понимаю тебя. Ты же сам не хотел участвовать в этой войне и прекрасно видишь, к чему всё идёт.
— Да, не хотел, но дезертиром быть тоже не хочу, — податься в бега теперь, когда у нас всё хорошо и можно надеяться, что после войны мы сможем жить как обычные люди? — К тому же не всё так ужасно, как ты говоришь. Сейчас обстановка на фронте немного стабилизировалась. Сама слышала, мы взяли контроль над Чёрным морем, на очереди Кавказ.
— А если я права? Представь, что через пару лет будет не за что сражаться?
Если бы не был так в ней уверен, решил бы, что она знает секретные планы русских. Она говорит о нашем проигрыше так, словно это неотвратимо.
— Если такое случится, обещаю, что отвезу тебя в безопасное место.
Я готов пообещать ей что угодно, лишь бы она успокоилась и не поддавалась панике. Конечно я сдержу своё слово, если потребуется, но надеюсь, до такого не дойдёт.
* * *
— Рени, ты готова? — Вильгельм уже заходил, предупредив, что через пятнадцать минут мы выезжаем, а она до сих пор крутится перед зеркалом. — Ты и так красивая, зачем тебе вся эта косметика?
— Да что ты говоришь, — раздражённо отозвалась она. — Как тут не пользоваться косметикой, когда боженька одарил ресницами как у альбиноса?
— По-моему, ты преувеличиваешь, — она яростно швырнула на стол какой-то тюбик.
— Преувеличиваю?! Если я не буду краситься, люди даже не догадаются, что у меня есть эти гребаные ресницы.
— Всё же поторопись, — я решил не маячить, раз она не в духе. — Жду тебя во дворе.
— Долго она ещё? — недовольно спросил Вильгельм. — Нельзя заставлять Чарли ждать.
— Будто ты не знаешь, как девушкам важно выглядеть красивыми, — примирительно ответил я, вспоминая, что Грету мы обычно ждали не меньше часа.
Ну, ничего себе! Я конечно считал, что Рени красива и без всяких женских ухищрений, но надо отдать должное — сейчас она выглядела просто потрясающе. Только эта красота была теперь другой — опасной, соблазняющей. Изящное чёрное платье выгодно подчёркивало изгибы её фигуры, подведённые глаза и красная помада делали её старше.
— Что-то не так? — она чуть насмешливо улыбнулась.
— Я… гм… не ожидал, что моя девушка, оказывается, кинозвезда, — благодаря туфлям на каблуке мы временно почти сравнялись в росте.
— Мы едем? — Вильгельм нетерпеливо открыл водительскую дверь.
***
— Какое роскошное место, — Чарли с интересом оглядела просторный зал. Мы уже привыкли к аскетично обставленным русским избам, но этот ресторан был чем-то похож на один из наших. Мраморные колонны в холле, хрустальные люстры, бархатные портьеры и шёлковые скатерти.
— Скорее всего, это бывший банкетный зал для элиты их партии, — заметил Вильгельм.
Официант проводил нас за столик.
— Интересно, здесь только русская кухня? — Чарли раскрыла меню.
— Даже если так, ты не будешь разочарована, — улыбнулась Эрин.
— Мы с Вильгельмом как закалённые солдаты будем рады, если еда будет просто горячая.
— Вы готовы сделать заказ? — на этот раз к нам подошла молодая женщина, судя по акценту из местных.
Хотелось привычной еды. Вроде той, что готовила мама, так что Вильгельм попросил принести шницели с картошкой и салат.
— Их водка слишком крепкая, я заказал нам вина, — улыбнулся он. — А пока откроем шампанское.
— За тебя, — я отсалютовал бокалом. — Надеюсь, твоя карьера и дальше пойдёт в гору.
— Я так за тебя рада, — просияла Чарли. — За нашу скорую победу.
— Поздравляю, — сдержанно улыбнулась Эрин.
Я уже давно понял, что ей претят тосты за фюрера и нашу победу. Ну, откуда такая уверенность, что мы проиграем? И как она не боится, что это заметит кто-то ещё?