— Далеко не отходите, вы ещё нужны мне, — окликнул Ягер.

Можно подумать, я куда-то денусь с подводной лодки. Здесь особо и пойти некуда — всё перерыли сапёры. Коля нашёлся неподалёку, безучастно сидел на поваленном бревне возле импровизированной парковки.

— Держи, — я протянула ему кружку и присела рядом. — И это тоже.

Воду он выпил сразу, а вот бутер отложил в сторону. Представляю каково ему сейчас. Чувствовать себя проигравшим, зная, что ничего не можешь изменить. Честно говоря, я втайне ждала, что по пути сюда он устроит кровавую баню прямо в машине. Чиркнёт конвоира скальпелем по горлу, ну или хотя бы возьмёт в заложники. Видно всё-таки не доверяет мне, хотя мог бы убедиться, что я не сдала его после той дурацкой выходки. Или всё же не стал подставлять местных под удар? В принципе он может воспользоваться моей идеей и позже. Я почему-то была уверена, что окончательно сдаваться Ягеру он не собирается. Свои догадки я разумеется держала при себе. Во-первых, понятно что ему сейчас не до разговоров, запросто может и послать, а во-вторых, его караулит вермахтовский хлопец. Ягер и так заметил мой интерес к пленному, ни к чему подкидывать ему пищу для размышлений. Увидев, как резво направляется к нам солдатик, я заподозрила неладное.

— Герр гауптман ждёт вас, — да что ему ещё нужно? — И скажите этому ивану, пусть тоже идёт.

— Ягер снова требует тебя, — Коля резко повернулся, бросив на меня острый взгляд.

Но я-то знала, что про украденный скальпель гауптман узнать не мог. Зачем тогда позвал? Неужто отдаст приказ расстрелять? Но тут тоже пробоина в логике. Потратить на пленного столько времени и лекарств, чтобы через пару дней казнить? Следуя за солдатом, мы добрались почти до окраины деревни. Предчувствия меня не обманули. Немцы снова согнали жителей в одну кучу. За столько месяцев я почти смогла убедить себя, что самое лучшее никуда не вмешиваться, ведь в конце концов Союз одержит победу. Старалась отгородиться от презрительной враждебности наших, накручивала себя, что особисты могут устроить мне «весёлую жизнь» не хуже эсэсманов, но сейчас, глядя на заплаканные лица женщин, испуг в детских глазах, я понимала, что правильная сторона может быть только одна. Пусть Винтер старался придерживаться более-менее благородных принципов, и парни ни разу на моей памяти не издевались над пленными, это не имеет никакого значения. Они все до одного здесь для того, чтобы убивать. Как бы я ни открещивалась, что это не моя война, то, что я сейчас стою рядом с немецким гауптманом, готовая переводить явную херь, делает меня виновной не меньше его.

— Вас не раз предупреждали, что любая помощь партизанам будет караться незамедлительно. Мы выяснили, кто поддерживал диверсантов, которые заминировали мост, — Ягер сделал паузу, дождавшись, пока солдаты выведут вперёд обвиняемых.

Они грубо вытолкнули из толпы пожилого мужчину, девочку-подростка и двух женщин. Один из солдат грубо потянул за локоть молодую женщину возле которой испуганно жался мелкий пацан.

— Мама! Отпустите её! — истошно закричал пацанёнок, вцепившись в её юбку.

Мужик естественно не обратил на это никакого внимания. Малой не унимался. Схватил его за руку, пытаясь оттолкнуть, и по-моему, даже укусил.

— Васенька, не надо! — вскрикнула женщина.

— Проучить бы тебя, щенок, — прикрикнул ублюдок, со всей дури отпихнув его.

Пацан кубарем полетел на землю, какая-то женщина быстро подхватила его, помогая подняться. Приговорённых отвели в сторону, Ягер вскользь оглядел их и огласил приговор. В наступившей тишине зловеще щёлкнули затворы винтовок.

— На прицел!

Я отвела глаза. Прекрасно знала, что сейчас чувствуют эти несчастные. Бежать под пулями тоже страшно, но хотя бы надеешься выжить, а вот когда тебе уже целятся в лоб или накинули верёвку на шею, понимаешь, что сейчас твоя жизнь оборвётся навсегда. И нет ничего хуже этого ожидания.

— Огонь!

Как бы я ни старалась не смотреть, от реальности не спрячешься.

— Что она говорит? — Ягер требовательно подхватил меня под локоть и потащил ближе к месту казни.

Одна из женщин была всё ещё жива. Она оперлась на руки, и подняв голову прохрипела:

— За нас отомстят! Всех не перестреляете, нас много!

Ягер быстро шагнул к ней и без колебаний выстрелил в затылок.

— Отвратительно стреляете! — прошипел он, окинув презрительным взглядом солдат. — Вы что разучились целиться? Проверьте остальных!

Остальные были мертвы. Я заметила, что каждый стрелял куда придётся. Мужчину застрелили выстрелом в грудь, одной из женщин снесло подбородок. Девочка в последний момент наверное пыталась закрыть лицо — одна ладонь повисла на сухожилиях.

— Такая судьба постигнет каждого партизана и тех, кто осмелится выступить против германской армии, — как ни в чём ни бывало продолжал Ягер. — Но мы можем быть с вами гуманны при условии, что вы примите новый режим. Мы могли расстрелять сегодня всех. За то, что вы живы, благодарите его, — он кивнул на Николая. — Он поступил благоразумно, согласившись перейти на нашу сторону, и помог обезвредить диверсантов.

Вот же тварь! Коле теперь не жить, если сбежит и вернётся к партизанам. Поймав его взгляд, я почувствовала, как знакомо обожгло изнутри тошной виной. Мы оба предали свою родину, каждый по своим причинам. Только он переживает это намного острее, чем я. Никто из этих испуганных людей не проронил ни звука, но от того, что его не осыпали проклятиями, понятное дело легче не было. Ягер мастерски раскатал его словно катком. Заставил предать, да ещё и отрезал все пути назад. Я тоже идиотка, думала, что так легко смогу нахимичить с переводом. Невозможно балансировать на грани серого. Здесь только два выхода: или геройски помереть, успев до этого момента как можно больше подгадить немцам, или молча смотреть на всё, что творится вокруг, что я собственно и делаю.

— Вам нехорошо, Эрин? Не хотелось бы получить выговор от нашего доктора, — вроде даже заботливо спросил Ягер.

Я нехотя повернулась к нему:

— Рука болит, — что было в общем-то правдой.

Чувствую, долго мне ещё будет аукаться этот перелом.

— Мы скоро приедем.

Я упрямо смотрела в окно, всем видом показывая, что не расположена к задушевным беседам. Надеюсь, теперь мы будем меньше пересекаться, а там глядишь и выписка подоспеет.

— Вам конечно пришлось тяжело, но вы не представляете насколько помогли армии Вермахта.

— Я думаю, вы бы прекрасно справились и без меня. Вы же не блефовали, когда собирались отправить местных разминировать мост?

— Считаете меня чудовищем? — в его глазах мелькнула подначивающая насмешка.

Что толку объяснять ему, какой он мудак? Думаю, он и сам это знает, а может, и нет. Уверен как и все немцы, что творит правое дело. Как там в теории нацизма? Есть «право имеющие», а все остальные — твари дрожащие?

— Я понимаю, что жестокость на войне — необходимая мера, — пришлось прикусить язык и пробормотать более-менее подходящий ответ.

— Я не одобряю бессмысленную жестокость, — да ты поступаешь ещё хуже чем Штейнбреннер, который ебашит всех подряд из огнемёта. — Безусловно было проще отправить местных баб проверить поле, но зачем разбрасываться ресурсами? Союз — огромная территория, понадобится немало рабочих рук, чтобы обрабатывать эти земли. Если бы мальчишка продолжил упрямиться, конечно пришлось бы так поступить, но я предпочитаю многоходовые стратегии. Этот боец может оказаться полезным, но по своей воле никогда бы не перешёл на нашу сторону, а теперь, когда я отрезал ему все пути к бегству, очень надеюсь, он пересмотрит свои взгляды. А какой способ разговорить пленного бы придумали вы?

Тьфу на тебя, ну и вопросики!

— Так сразу и не скажешь, — я постаралась улыбнуться. — Боюсь, я совсем не сильна в стратегиях.

— Это так, — усмехнулся гауптман. — Но мне кажется, у вас есть потенциал со временем освоить это искусство. Что-то не нравится мне наша беседа. В голове уже давно зажглась красная лампочка — ахтунг, опасно!