Сделавшись жребием, девушка, — а это всегда должна была быть девушка, — лишалась глаз навсегда.

Поначалу ей было страшно и больно. Больно — когда вырывали глаза, страшно — когда пришло осознание, что она стала слепой навсегда, и больше никогда не увидит этот мир.

Настойки и зелья делали свое дело, убирали пульсирующую в глазницах боль. А через неделю боль исчезла уже сама. Остались лишь пустые глазницы. Временно пустые. Скоро в глаза ей вставили два идеально подобранных камня, один с символом жизни, другой с символом смерти. Ее векам поначалу было больно, но со временем они загрубели, и вообще не ощущали вставленных камней.

Потом она училась вращать камни. То, ради чего все и было нужно.

Руки первые разы слушались плохо, скорость была недостаточной.

Важно было вращать камни настолько быстро, чтобы даже Охотник бы не усмотрел, где и какой камень лежит.

Постоянные тренировки и несколько лет потраченного времени дали ей небывалую сноровку. За ее руками было невозможно уследить. Даже ее предшественница была не способна на такую запредельную скорость.

Сурия знала эти два камня, которые решали судьбу детишек — идеально. Каждую щербинку, царапинку, выемку, хоть посторонним и казалось, что они идеально гладкие, она знала — это не так.

Кроме того, один был более гладкий, другой более твердый. Сурие даже не нужно было щупать низ камня, где выбиты символы, чтобы знать что там выцарапано — крест, или овал. Ее ладоням это и так было понятно.

Наверное, первые несколько десятков лет она ничего не чувствовала. Камни как камни. Ничего особенного.

Только потом, через десятки лет, она поняла, что камни — это нечто большее.

За внешней простотой скрывались символы жизни и смерти. Крест — смерть, круг — жизнь.

Она начала чувствовать это сначала руками, а затем и всем телом целиком. Камни обладали силой. Один был воплощением смерти. Тяжелый, темный, его тяжесть отдавливала руку почти до онемения. Черная клокочущая субстанция по недоразумению заключенная в камень.

Второй же…воплощение жизни. Не менее страшный — он словно пытался прорасти в ладонь, такой всеподавляющей жаждой жизни обладала энергия заключенная внутри него. Сурия не знала, что лучше — всепожирающая жизнь или всепоглощающая смерть.

Конечно, ошибки случались: иногда она отправляла ребенка с символом Жизни на Испытание, и наоборот, с символом Смерти домой, к матерям. Так она проверяла свою теорию. И конечно же ребенок отправленный домой, через непродолжительное время умирал, а ребенок отправленный на Испытание выживал.

Но делала она так не часто. И не видела в этом никакого нарушения своей функции в племени. Все честно. Она жребий — она и решает.

Теперь же, через две недели после последнего Испытания, она ставила себе другое задание — гадать на случайных прохожих племени.

От взрослых Охотников и детей, до женщин и глубоких стариков.

Она начала гадать не делая никаких различий, и не ставя никакой цели. Просто узнать, кого ждет смерть, а кого жизнь.

Иногда, когда мимо нее проходили женщины, - дети, даже Охотники, она, к их страху, начинала гадать на камнях. Вид этой слепой старухи перебирающей камни в каждом вызывал потаенный страх.

Жизнь или смерть. Она крутила, крутила, крутила. Пока камни не сливались в одно сплошное кольцо непрерывного движения — так быстро двигались ее руки для стороннего наблюдателя.

На каком камне остановится рука, такая судьба скоро и ждет случайного прохожего.

Ее охватил небывалый азарт.

Целый день она гадала и…подумала что либо в ней, либо в камнях произошел слом.

Она ни разу не вытащила камня со знаком жизни.

Она раз за разом крутила камни, руки. Но результат был один. Смерть. Смерть. Смерть.

Даже ее, - любившую такие мрачные прогнозы, - это испугало.

Она остановилась на сотне. Сотня смертей.

Сурия застыла, пытаясь понять такую странность.

Такого никогда не бывало ранее, а прогнозы…она знала, что прогнозы ее всегда сбывались. Проверить это у нее была вся жизнь, которая подтверждала неумолимость и безошибочность ее прогнозов.

Пару часов она не решалась прикоснуться к камням. Было страшно.

Неужели она потеряла способность предсказывать? Не может быть! Невозможно!

Но как тогда объяснить такой безоговорочно одинаковый и роковой конец для всех.

Наконец, - она рискнула сделать то, чего никогда не делала, - предсказать на себя.

Немного дрожащими поначалу руками она начала крутить камни.Вот теперь нужно завращать камни с такой скоростью, чтобы даже она не знала какой камень где, чтобы все было случайно.

Смерть. Жизнь.

Быстрее!

Смерть. Жизнь.

Еще быстрее. Еще быстрее.

Руки все еще четко различали, где какой камень. Круговорот завертелся невозможно быстро.

Стоп!

Рука легла на камень.

Смерть.

Липкий страх покрыл ее душу.

Камень ведь означал не просто смерть, а всегда скорую смерть.

Она сидела неподвижно, не в силах пошевелиться. Она всегда думала о смерти других, и никогда о своей.

Поверить в то, что она ошиблась, в то, что камни врут, она не могла — это значило бы бессмысленность всей ее жизни и веры.

Для нее проще было внутреннее примирение со смертью.

Значит скоро — подумала она.

Совсем скоро она услышала ВДОХ и все поняла. Десяток мгновений прошло, прежде чем пришла смерть. И все равно она пришла слишком быстро, чтобы ее осознать. Но кое-что все же успело проскочить в ее сознание, прежде чем жизнь силком вырвали из тела. Одна маленькая, торжествующая мысль.

Я не ошиблась. Они все умрут.

С улыбкой на устах ее тело высохло, моментально превращаясь в замерзшую мумию.

****

Водонос, посылая проклятья тупому старику, который увел куда-то детей, нахлестывал плеткой по ящерам, стараясь одновременно, чтобы бурдюки с водой не повылетали за борты телеги.

Слазить и затевать драку он не хотел.

Дети как будто не боялись старика, но это ничего не значит. То, что он увидел там детей Охотников, лишь подстегнуло его решимость во всем разобраться. Правда, с помощью стражи, а не самому.

Детей никогда не пускали к источнику. Из-за опасностей, которые все же могут их подстерегать.

Водонос Мхар не сразу заметил, что стало значительно холоднее.

Минут десять он проехал, прежде чем понял что стало вдруг действительно холодно. Так холодно, что начало сводить ноги и руки.

Что за ерунда!

Какой-то плотной одежды гоблины не носили, а водонос так и вообще ездил в одной только длинной безрукавке.

Еще больше он удивился, когда начал замечать по стенам, на полу какой-то белый налет, а изо рта начали выплывать облачка белого пара.

Да и ящеры стали почему-то тяжелее дышать и сбавили темп. Однако, спешить было уже некуда. Вот он — выход из тоннеля, вот она — родная пещера.

Кое-что впереди заставило Мхара затормозить, а после совсем остановить ящеров.

Он увидел два тела. Вернее…ему показалось, что это тела.

Спрыгнув с телеги он подошел поближе.

Стражи!

Вернее то, что когда-то было ими. Узнавались доспехи, тела же разлетелись на куски, будто были глиняной посудой.

Боже! Как же холодно! — вновь подумал Мхар.

Он сделал еще несколько шагов в пещеру, внутрь. Его поразила мертвая тишина, стоявшая в ней. Он не слышал ни одного живого звука. Единственными звуками оставались его осторожные шаги.

Мхара начинало бить дрожью от холода, а потом и от резко нахлынувшего страха, когда он увидел сотни других тел.

То, что было когда-то телами. Высохшие лица. Детей, стариков , женщин. Всех изгоев, но какая уже разница.

Все мертвы!

Значит те дети не врали, и старик — тоже.

Это действительно настоящий кошмар.

Пока глаза Мхара воспринимали, вернее пытались воспринимать реальность, сознание раз за разом отказывалось принимать ее, верить в увиденное.