Паучья кровь послушно затопила глаза Зур”даха и даже то немногое, что он мог разглядеть под покрывалом пропало. Мир полностью погрузился во тьму. В голове возникло чудовищное напряжение от переизбытка паучьей крови и появились точки…Сердца других детей вокруг. Они слабо светились — какие-то сильнее, какие-то слабее, в зависимости от жизненной силы. А на его руке, где находился паук никакой жизненной точки не было. Пустота.
Всего миг продлилось это состояние, когда он видел чужие жизни, и уже в следующее мгновение он провалился в тягучую тьму чужого сознания. Сознания паука.
В этот раз отличалось всё. Будто он оказался не в живом сознании, как бывало раньше, а в какой-то замороженной зоне застывшего времени. Нет, тут были всё те же круги паутины, расходящиеся вокруг центра-сознания паучка, но никаких мыслей, желаний, намерений не было. Зато было другое — статичные образы.
Кроме того, паук явно знал, что Зур”дах внутри, но вообще никак на это не реагировал.
Каждый образ был скрыт вуалью тьмы, поэтому чтобы увидеть что там, нужно было прикоснуться к нему — мысленно, усилием воли. Зур”дах не удержался и дотронулся до первого образа. Им оказался он сам, и, к его удивлению, его образ сопровождали эмоции удовольствия и радости от того, что он кормил паука такой вкусной тьмой. И этого никак нельзя было ожидать от создания тьмы, которое и живым-то не являлось. Зур”дах на мгновение опешил. А еще он четко понял что когда он скармливает пауку именно капли тьмы, то тот растет и развивается, а вот остальные кристаллики и песчинки лишь поддерживают его не-жизнь.
Интересно…
Значит… — оно всё же что-то чувствует.
Его собственный образ занимал мало места, всего лишь небольшое облачко среди паутины сознания.
Зур”дах вынырнул из него, и погрузился во второй образ, он выбрал самый большой — ему стало интересно, что же там?
И сразу об том пожалел.
Потому что на него накатила такая волна ненависти, что его собственное сознание скрутило до тошноты.
Ай!
Зур”дах увидел Праматерь, ту самую, которую видел во тьме, — внутри тела огромного паука, — прекрасную белокожую женщину с паучьими глазами и белоснежными волосами, окутывающими ее тело целиком.
И вот ее паук люто ненавидел. Откуда в голове маленького паучка взялся этот образ — Зур”дах не представлял. Не мог же он ее видеть вживую?
А потом до него дошло. Может он видел ее во тьме? Как Зур”дах в Ямах?
Ведь такой крохотный паучок вряд ли мог далеко уползти из этой пещеры.
За что он ее ненавидит? Он ведь тоже тоже паук!
Это ему было непонятно. В его представлении каждый паук, как и огневки в пещере Праматери, должен испытывать восторг по отношении и паучихе. Но спутать с чем-то другим эмоцию, которая кружилась плотным коконом вокруг образа Праматери было невозможно — это была ненависть; древняя, непримиримая, затаенная. Но почему существо плоть от плоти паучихи ее ненавидело? Гоблиненка аж самого затрясло от эмоций, который он уловил, настолько они были сильны.
Но уже через пару мгновений Зур”даха выбросило обратно, в паутину сознания.
Ему сразу полегчало.
Возвращаться и проверять другие образы не хотелось. Потому что тошнота и какой-то неприятный горький привкус после посещения этого образа, остались в нем, будто он и сам должен ненавидеть Праматерь.
Несколько секунд он приходил в себя, а потом, стряхнув эмоции решил продолжить.
Ладно, — подумал он, посмотрев на центр паутины, — Надо попробовать.
Миг, и он устремился к центру сознания паука.
И…тот впустил его, добровольно. В ту же секунду он стал как бы незримым спутником паука, исчезла паутина сознания и он теперь смотрел его глазами.
Никакого контроля или чего-то подобного — паук был полностью самостоятелен, и Зур”дах даже не пробовал толкать в него свои мысли или пытаться перехватить контроль, — он ЗНАЛ что этого делать НЕЛЬЗЯ. Его пустили простым наблюдателем, не более. Поэтому нарушать это хрупкое доверие не стоило.
Возможно потом можно рискнуть, но точно не сейчас. Не во время первого контакта.
Паук, наевшийся и довольный пополз прочь — выполз из покрывала, будто перетек в щель пола и залез на стену. Жидкой каплей скользнул между кладкой и оказался снаружи, после чего взобрался на крышу казармы. Паук двигался плавно, но быстро.
Привык к новому зрению Зур”дах не сразу, только через несколько минут, когда паук обустроился на крыше и, перебирая лапками, застыл, наблюдая за окружающим миром.
Объекты реальности казались неестественно огромными. От этого стало страшно. И любопытно.
Потому что он сразу увидел массу деталей, невозможных для обычного зрения. Даже каменная крошка и пыль на крыше обрели детали и не казались такими маленькими — он разглядел на них щербинки, оттенки серого и черного цветов. Одновременно всё обрело поразительную четкость. Весь мир, куда бы паук не сфокусировал свой взгляд становился как под увеличительным стеклом.
Мимо прошел дроу-стражник, и он казался прям-таки огромным черным гигантом-колоссом, который чеканил каждый шаг, громыхая. Кроме того, он через тело паука ощущал вибрацию от каждого такого шага.
Не думал, что они ходят так громко…
Потому что для него дроу ходили практически беззвучно, в отличии от тех же гноллов или обычных гоблинов-надсмотрщиков.
Значит паук ТАК их слышит?
Зур”дах не помнил таких обостренных чувств в тех пауках, в которых вселялся раннее, тут же…всё было кристально ясно слышно и видно.
Вдруг гоблиненок понял — ведь паук может заходить гораздо дальше, чем их пускают.
Я же смогу увидеть больше! Надо только чтобы он послушался меня!
Но самым удивительным было то, что паук будто прочитал мысли Зур”даха и тут же сдвинулся. Спустился со стены казармы и исчез в щели пола. Следующие несколько минут гоблиненок видел только трещины-щели в полу, которые для него были тоннелями.
Вынырнул паук через несколько строений от их казармы и точно так же поднялся на крышу уже другого здания, трехэтажного, будто поняв, что Зур”дах хочет смотреть как можно больше вокруг. Он застыл на крыше, и Зур”дах смог взглянуть далеко-далеко. Увидел справа Разлом, слева тренировочные площадки и одноэтажные строение, а впереди высокую башню, — особняк Айгура, Хозяина. Чем больше паук отдалялся от казармы, тем сложнее было удерживаться в его сознании. Теперь Зур”даху приходилось сильно напрягаться, чтобы не вылететь из паука.
Пещера оказалась гораздо больше чем он думал. И гоблинов тут было много, сотни и сотни. Дроу намного меньше. Ту сторону, где видимо были гноллы, он разглядеть отсюда не мог. Ему захотелось чтобы паук прополз еще дальше, еще больше посмотрел, но вдруг, неожиданно он наткнулся на ответную мысль.
Она обозначала и нет, и не могу, и не хочу, и страшно, и всё это одновременно. Дальше этого здания паук ползти не мог.
Значит, дальше этого здания он не ползает. Совсем как мы.
Зато, будто в компенсацию этого отказа, паук пополз обратно, и начал показывать Зур”даху видимо свои любимые места. Темные уголки, нычки, и показателем того, что тут он часто бывает была черная паутина сплетенная из тьмы. Некоторые трещины в полу вели близко к Разлому, но по ним паук тоже далеко не заходил, будто боялся тьмы разлома.
Частичка этого страха передалась гоблиненку.
Свое небольшое путешествие паук закончил на крыше их казармы, где тоже оказалась сплетена большая сеть из тьмы, в которой лежали мертвыми десятки пойманных насекомых, от мотыльков и мошкары до довольно крупных летающих жуков.
Вот куда уходит тьма! Вот зачем она ему нужна.
А паутины было много и чем-то она напоминала те самые капли тьмы, которые он формировал – так же поблескивала и казалась живой.
За всем этим Зур”дах не заметил как сильно начала болеть голова. Слишком он был увлечен всем тем, что паук показывал ему, не обращая внимания на всё остальное, поэтому гоблиненок заметил боль только когда она стала совсем невыносима.