Почему все случилось так?

Почему моя кровь помогла убить эту тварь, когда уже было поздно? Почему не раньше ? Почему паук внутри появился так поздно?

Он не понимал.

Если бы Кровь Пробудилась на пару мгновений раньше, ничего бы не произошло.

Кая была бы жива.

****

Зур”дах сидел так долго, что мелкие насекомые стали залезать на него. Поначалу он никак на это не реагировал. Однако, когда они стали залезать на Каю, он зашевелился, тряхнул головой, сбрасывая их с лица и убрал заползших на девочку. Запах исходящий от ее тела стал их привлекать, притягивать.

Он резко встал, опираясь на копье. Почти все время он просидел с закрытыми глазами, и сейчас открывать их оказалось сложно — они болели. Веки не хотели подниматься, будто весили больше булыжника. Хорошо хоть остальное тело шевелилось нормально, хоть и по нему разливалась странная слабость.

Когда глаза наконец открылись и начали различать реальность вокруг он увидел посиневшее лицо Каи и сразу отвернулся в сторону, стиснув зубы.

Ни сил, ни желания идти вперед не было, но он все же сделал несколько шагов.

Слева от него лежала и страшно воняла мертвая многоножка, по телу которой копошились сотни, если не больше тварей, пришедших поживиться легкой добычей и растерзывающих внутренности хищника, который при жизни им был не по зубам. Это был лишь вопрос времени - когда к этому огромному телу приползет еще больше падальщиков.

Вперед…Надо идти вперед.

Тело Каи стало намного холоднее, намного. И согреть его было просто невозможно. Зур”дах стиснул зубы. Он уже знал, что не останется тут. Жажда жить была сильнее, она исходила изнутри от крови, которая уже беспокойно зашевелилась и гнала его вперед, заставляя подняться и идти.

Но и бросить тело девочки он не мог.

А где же змея? — вдруг всплыл в его голове вопрос.

Убежала?

Пока он сидел несколько часов с закрытыми глазами, то ни на что не обращал внимания. Вдруг он заметил, что вокруг левой руки девочки, будто браслет, обвилась кольцами змейка.

Зур”дах дотронулся до нее. Она всегда была холодная, потому это его не удивило. Удивили мертвые глаза и жесткость тела, которое будто спазмировалось навсегда.

Умерла.

Змейка никуда не убежала, не исчезла, а просто обвилась вокруг руки девочки и так умерла.

Гоблиненок сглотнул. Это заставило его самого оцепенеть на несколько минут. Но ноги сами двинулись вперед.

Прижав Каю покрепче к себе он шел. Каждый шаг давался легче предыдущего. Но каждый раз тело Каи жестко толкалось в его грудь, напоминая о себе, и Зур”дах не мог не вспоминать о том, что при жизни, когда она прижималась к нему, то была мягкой и теплой, теперь же…

Сердце вдруг забилось с странной болью, будто кто-то с силой сжимал его, выдавливая из него всю кровь.

Дышать стало тяжело.

На мгновение слезы подступили к глазам, но это вызвало такое невыносимое жжение, что он сдержался. Все вокруг было затянуто едва заметной дымкой и он даже не смотрел куда шел. Просто вперед-вперед-вперед.

Ведь какая разница куда идти, если все равно не знаешь куда?

Иногда он останавливался, потому что хотелось есть до тошноты, но он так и не смог засунуть в себя ни гриба ни чего-нибудь другого. Пить тоже хотелось, но почему-то он решил терпеть эту жажду, будто наказывая себя за что-то.

С каждым часом жажда и голод усиливались. Все это время гоблиненок не выпускал из рук тело Каи.

На третий час у него началось головокружение. Тоннель заваливался то вправо то влево, хотя на самом деле был ровным.

Странно, что на меня никто не нападает.

Иногда ему приходилось отгонять летевших на него здоровых мух, но к этому он привык: махал рукой перед собой - и всё.

Еще через несколько часов всей прочей живности убавилось, зато появились пауки всех возможных видов. Они ползали по стенам не трогая друг друга и, что удивительно, нигде не было паутины. Просто стены, где переползали друг через друга сотни пауков. Часть из них сидела не двигаясь и лишь провожала его своими черными блестящими глазами.

В другой ситуации Зур”дах может куда-нибудь свернул — обратно, или поискал бы боковой проход. Но не сейчас…

Никакого страха перед этими мелкими особями в нем не было. Он осторожно переступал через тех, что были на полу, и шел дальше даже не оборачиваясь. Он не ощущал от них ни малейшей агрессии, да и сами они никак не реагировали ни на него, ни на труп в его руках.

Левая рука, которая прижимала девочку совсем затекла от долгой неподвижности и он ее почти перестал чувствовать.

На какое -то время Зур”дах забылся, и сказал как обычно:

— Ничего, Кая, мы найдем Драмара.

Лишь спустя десяток мгновений он осознал, что сказал это в пустоту. Это были слова, обращенные к самому себе.

После этого он с кристальной ясностью осознал что теперь остался совсем один в тоннеле. Еще недавно их было двое — он и Кая, а теперь он навсегда один. Последний из всех.

Изнутри огромной волной прорвалась жалость за всех: за Каю, за всех погибших, за себя, за маму, за племя, за несправедливость. Он заревел.

Стало очень больно. Каждая слеза вытекавшая из глаз будто прожигала огненную дорожку на лице, но остановиться он не мог и не хотел. Впервые за все время он заплакал по-настоящему. Даже после смерти мамы так страшно не было. Тогда вокруг крутились другие гоблины, был Драмар, было кого ненавидеть — теперь же даже ненавидеть некого. Только себя. За слабость.

Зубы аж хрустели, так сильно он сжимал их.

Раздался треск — рука сжимающая копье раздавила древко, и так до этого обгоревшее, в щепки: оно просто разлетелось на две части.

Не было больше ни голода, ни жажды — была только боль, идущая изнутри.

— Ничего… — прижал он Каю, не зная зачем, - Ничего…

Пауков стало меньше, но он этого даже не заметил, лишь когда появились ярко сияющие пауки-огневки он приостановился. Не обратить на них внимания уже было невозможно — они слишком слепили глаза и больно резались испускаемым светом. Его слезы прекратились сами собой.

Волна умиротворения нахлынула откуда-то извне, разогнав все его мысли.

Зур”дах удивленно тряхнул головой. Свет на стенах погас уже через мгновение.

Пауки-огневки, которые были везде: на потолке, на стенах, на полу, медленно-медленно зажигались вновь, разгораясь до яркой вспышки, а потом резко гасли. Все они пульсировали в едином ритме. Впервые гоблиненок увидел пауков таких разных цветов: синих, голубых, фиолетовых, желтоватых, красных. Тысячи сияющих во тьме огоньков.

Он сделал несколько шагов.

Тепло. — понял он через секунду.

В тоннеле стало удивительно тепло.

Уже через пару десятков шагов Зур”дах увидел, что тоннель заканчивается.

Шаг. Еще шаг. Шаги давались трудно. На него никто не нападал и не собирался. Это было странно. Бессознательным движением правой руки он прикоснулся к пауку на стене сразу ощутив горячее тепло его тела. Паук никак на это не отреагировал. Продолжил пульсировать как и сотни, сотни других своих собратьев.

Гоблиненок двинулся дальше, переступая пауков.

Чем больше он приближался к пещере, тем сильнее в нем возникало какое-то непонятное, но знакомое ощущение.

Кровь внутри вновь зашевелилась.

Когда он оказался прямо у входа, а перед глазами открылась вся пещера, он внезапно понял, что это было за ощущение — это было ощущение дома, ощущение чего-то родного. Куда-то ушла зажатость, напряженность в теле, будто кто-то погрузил гоблиненка в теплую воду. Он остановился, не совершив последнего шага.

Кровь паука внутри ликовала.

Что это?

Шаг — и он оказался внутри небольшой пещеры, размером несколько тысяч шагов как в длину так и в ширину.

Невозможное в Подземельях ощущение спокойствия и безопасности сейчас полностью заполняло его тело.