— Потому-то я и попытался подговорить Эйвери, — вздохнул заговорщик. — Надеялся, что «Авад» будет хотя бы две... Тебя я не уговариваю, ты ведешь какую-то свою игру.

— Это самоубийство, Эдгар.

— Знаю. Но так лучше, чем в петлю, в тюрьму или под начало сбрендившей нежити.

Лицо Мальсибера перекосила гримаса боли. Он потер грудь.

— Азкабан доконал меня. Пока есть силы, надо хотя бы попытаться исправить старую ошибку, — он сжал пальцами левое предплечье. — Потом расскажи матери все, Северус. И наш разговор — обязательно. Хочу, чтобы она не стыдилась своего сына.

На впалых висках выступил пот, дыхание сбилось, сделалось неровным. Ссутулившись, беспомощно уронив на колени мосластые кисти, на кровати сидел старик.

— Тебе нужны деньги? — тихо спросил Северус.

— Мне хватит, спасибо... Я не заставлю вас ждать.

* * *

Очередное собрание в Малфой-мэноре началось как обычно. Вещал что-то Волдеморт, почтительно безмолвствовал поредевший полукруг Пожирателей, зловеще растолстевшая в последнее время Нагини лениво ворочалась у подножия хозяйского трона.

...Двери в зал распахнулись и с громким треском ударились о стены. Человек, открывший их бесцеремонным пинком, шагнул через порог.

От такой наглости онемел даже Темный Лорд.

В статном красавце, облаченном в роскошную мантию черного бархата, с трудом угадывался недавний полуживой сиделец. Северус поймал взгляд, в котором светилась нездешняя отрешенность, и похолодел: не только от того, что должно было вот-вот произойти, но и потому, что никто, кроме него, этого не понимал.

Нет, в безжизненном лице Волдеморта что-то дрогнуло... Северус был готов поклясться собой, Квиринусом, Поттером, да хоть всем Хогвартсом — это был страх! Мальсибер, очевидно, тоже его заметил, потому что улыбнулся почти счастливо и, пройдя мимо бывших товарищей, торопливо уступавших ему дорогу, остановился напротив Волдеморта.

Тот словно окаменел; не двигалась и змея.

В тишине раздался звучный, уверенный голос:

— Ты безумное чудовище, Том Реддл. Авада Кедавра!

Волдеморт исчез в потоке изумрудного пламени. Казалось, магия такой силы должна расточить не только плоть и кости, но и сам камень дома... Ослепшие, оглушенные, люди застыли, ожидая неизбежной и ужасной развязки.

Из огня и безмолвия послышался смех. Так могла бы смеяться пустыня, глядя, как со дна высыхающего колодца испаряется последняя капля.

Волдеморт небрежным жестом смахнул что-то со своих мерцающих одежд и, посмеиваясь, разглядывал Мальсибера, который едва держался на ногах.

— Экспеллиармус, дурачок. Давно меня так не веселили, — высокий голос переполняла издевка. — Пока один шут в тюрьме, взять, что ли, тебя вместо него? Будешь по вторникам открывать двери ногой, по пятницам обзывать меня чудовищем и кидать «Аваду». Однако это тоже скоро сделается скучно...

Из черных рядов выметнулось алое пятно — Беллатриса Лестрейндж упала на колени перед Волдемортом:

— Отдайте его мне, мой господин! Я сумею развлечь вас!

Красные глаза испытующе сузились, задержались на разом побледневшем лице женщины, вернулись к искаженному судорогой отчаяния лицу мужчины...

— Он твой. Но смотри: если мне не станет весело, ты будешь наказана.

— Вам будет весело, мой господин.

Беллатриса поднялась с колен и подошла к Эдгару. Северус, стоя в толпе позади него, не видел, что она сделала, но Мальсибер отшатнулся, как от сильного толчка.

— Раздевайся, — приказала Лестрейндж.

— Надо было дать тебе утонуть, Белла, — у Эдгара нашлись силы на насмешку.

— Круцио!

Боль согнула мужчину пополам, но он не упал.

— Стерва...

— Диффиндо! — визг Беллатрисы действовал не хуже Разрезающего заклинания. — Раздевайся, мерин!

— Мерин — твой муж... — прохрипел Эдгар.

«Моя честь не позволяет служить преступному безумцу... — эхом раскатилось в сознании Северуса, — ...чтобы мать не стыдилась своего сына...»

Удар милосердия — не только способ избежать предсмертных мук. Иногда это средство избавления от позора. Прости, что в спину, гордец.

— Авада Кедавра!

Черные полы мантии плеснули крыльями подбитой птицы и накрыли неподвижное тело. Эдгар Мальсибер выполнил обещание, которое дал сестре.

— Кто посмел?! — заорала Беллатриса.

Северус встал над трупом друга.

— Я.

Она захлебнулась бранью вперемешку с заклинаниями. Мутный грязно-желтый луч, похожий на струю гноя, ударил в его сторону и разлетелся ядовитыми брызгами, встретившись с молниеносно поднятым «Протего Максима».

— Одна скотина подохла, с другой повеселимся, — Алекто Кэррроу оттолкнула брата, пытавшегося ее удержать. — Бей его, подруга!

Чары Щита продержатся еще две секунды. Довольно для глухого шипения сквозь зубы «С-сектумсемпра!» и двух скупых взмахов палочки — локоть, колени.

Алекто взвыла и выронила палочку, пытаясь одновременно зажать раны на правой руке и ногах, откуда хлестала кровь. Вовремя подоспевший Амикус уволок сестрицу в дальний угол зала.

— Круцио!

«Протего» рухнуло. Боль хлестнула раскаленным бичом, отнимая дыхание и волю. «Стерва!» — вслед за мертвецом подумал Северус и метнул навстречу чужому заклятию свое.

Говорят, лучшие пыточные заклинания получаются у тех, кто вкладывает в них самую заветную злобу и всю тайную грязь, что хранится на дне души. Лестрейндж считалась непревзойденной мастерицей пытки, особенно после дела четы Лонгботтомов. Она била уверенно, мощно, непрерывно — голова, грудь, пах. Еще немного, и носатый урод не выдержит: сломается, заскулит, и обожаемый господин рассмеется... Она не успела выставить «Протего»: огромный багрово-черный протуберанец, посланный противником, швырнул ее к стене, распластал, прожигая внутренности. Беллатриса выгнулась и застонала почти сладострастно: в этой боли было что-то от мучительных ласк повелителя.

— Ладно, хватит, — брюзгливо распорядился Волдеморт. Снейп опустил палочку, с трудом переводя дыхание. Беллатриса грудой тряпья упала на пол. — Ты не справилась. Мне не было весело. Нагини, угощайся, он еще теплый.

Змея приподняла голову. Язык плохо слушался Северуса, но он заставил себя говорить почтительно и смиренно:

— Повелитель, взыскую вашей милости. Позвольте передать матери труп сына.

— Я не против, но моя милая Нагини хочет кушать, — с убийственной лаской в голосе возразил Волдеморт. — И, между прочим, не очень любит падаль. Кем ты заменишь труп этого неудачника? Можешь собой, я не возражаю.

Тупоносая морда повернулась к нему с плавностью, больше свойственной механизму, нежели живому существу. Желтые круглые глаза с черными прорезями зрачков смотрели оценивающе. «Почувствуй себя едой», — промелькнула в голове шальная мысль.

— Осмелюсь предложить госпоже Нагини прекрасного молодого барашка, — сказали рядом негромким дрожащим голосом. — Вскормлен самой сочной травой, пил только ключевую воду. Замечательное парное мясо...

Нарцисса Малфой побледнела так, что стали заметны синеватые жилки на висках. В глазах стояли слезы, руки дрожали, она спрятала их в широкие рукава мантии, — и продолжала расхваливать барашка.

— Северус, забирай свою падаль, — наконец согласился Волдеморт. — А вы, дражайшая миссис Малфой, ведите сюда вашего барана.

— Благодарю, повелитель, — склонился в поклоне Северус и добавил шепотом: — Спасибо, Нарцисса! Я твой должник.

Женщина в ответ только тихо всхлипнула.

* * *

Над Хогвартсом неторопливо плыл августовский вечер. Упав за горы, догорало солнце. Небо никак не могло выбрать между розовато-лиловым и темно-синим, и как модница, примеряло то один оттенок, то другой. От озера тянуло прохладой. Где-то в глубине Запретного леса ревели единороги: у них начался осенний гон.