Конечно, это не так. Тишина за древними стенами полна звуков, потому что ее слушают. Хогвартс живет в вещах, которые его населяют. И он слышит.

Правда, пока вещь служит человеку, замок старается не вмешиваться. Ну разве что иногда сквозняк при закрытых дверях тронет край портьеры на окне или ни с того ни с сего сорвется с полки книга, упадет на пол и откроется на первых страницах какой-нибудь занятной истории... Люди списывают это на магию или проделки Пивза. Что поделаешь, они всему любят находить объяснение.

Вещи сломанные, забытые людьми или не нужные им больше Хогвартс забирает себе. Да-да, та самая Выручай-комната, истинные размеры которой никому неизвестны.

Они не магические — все эти шкафы и комоды, заваленные всевозможным хламом, трехногие стулья, диваны с порванной обивкой, часы без маятников, рамы без картин и даже вон то темное и бесформенное за мутным зеркалом... Но неживое, долго находясь рядом с живым, перестает быть только полированными досками, только стеклом, только паклей набивки под потертым плюшем.

Вещи говорят — камень слушает. Кто-то жалуется, другой шутит, третий грустит... Болтуны и молчуны, нытики, весельчаки, зануды — за столетия в Выручай-комнате собралась пестрая компания. Хогвартс знал историю всех своих обителей, но одну вещь всегда отличал особо.

Ей на редкость не везло. Украли, на века забыли в развалинах, затем нашли, но тут же украли снова. Наконец вор принес ее в замок, но не затем, чтобы вернуть на место, а чтобы спрятать ото всех. Бархатный футляр, скрытый в помятой жести, остался в Выручай-комнате, и когда человек ушел — вещи попятились. Новенькая не издала ни звука, и в ее молчании было что-то одинаково чужое и вещам, и людям. Такая тишина наступает, когда обрывается, захлебнувшись, последний крик отнимаемой жизни.

Шли годы. К мертвому молчанию привыкли. Постепенно странную гостью обступили другие жильцы, она скрывалась все глубже, сохраняя между собой и остальными незримое кольцо ледяного безмолвия. Не потускневший за столетия сияющий круг из серебра и янтаря.

Хогвартс немного удивился, когда привидения привели к диадеме человека — но не того, что когда-то ее украл. Как и его собратья, человек не слышал голоса вещей или не обращал на них внимания. Впрочем, замок доверял привидениям и не вмешивался в их дела.

А затем появился вор. Он пришел в чужом обличье, но память камня вернее любых глаз узнала его. Хогвартс ненавидел воров.

Дверь Выручай-комнаты лязгнула за спиной пришельца неожиданным засовом. Человек — он напоминал гвоздь длинной худобой тела и широким ободом вокруг головы, — испуганно отскочил и заозирался.

Похоже, он знал, как ориентироваться среди пыльной рухляди. Примолкшие вещи настороженно наблюдали за его продвижением. Сомнений не оставалось: вор пробирался к украденному.

Круглый обеденный стол, мимо которого он только что прошел, исчез, как и не было. Стоявшие на нем кувшин с отбитой ручкой, гнутый шандал и чей-то бюст повисли в воздухе и последовали за столом.

Человек удивленно остановился. Вещи пропадали одна за другой, замок брезгливо отодвигался от вора, убирая свое добро от недостойных рук. Несколько быстрых ударов сердца — и Выручай-комната опустела. Даже пыли не осталось на плитах под ногами, и паутина больше не висела по стенам. «Люмос» дрожал на кончике волшебной палочки, боясь соперничать с огромной пустотой и темнотой.

— Как же так? — упал в тяжелую тишину растерянный голос.

— Так!.. так!.. — хохотнуло откуда-то хриплое эхо.

Человек едва не выронил палочку:

— Меня же пропустили!

— Или-или! — потешалось эхо, — или-или!

— Она моя! — попробовал крикнуть человек. — Отдай!

— Ай-ай-ай! — насмешливо загудело из темноты. — Ай-ай-ай!

Палочка принялась выписывать в воздухе замысловатые фигуры, вор что-то забормотал, но на все его усилия отзывалось одно ахающее и ухающее эхо.

— Ты пожалеешь! — неизвестно кому пригрозил человек.

— Ешь, — посоветовало эхо, удаляясь. — Ешь...

«Люмос» съежился в тусклую искорку. Пространство стало плотным и твердым. Оно упругой ладонью давило на незваного гостя, тесня его к выходу. Человек сделал шаг, другой, потом не выдержал и побежал к спасительному прямоугольнику в стене.

* * *

— Короче, вышибла Выручайка Тома под зад коленом, — заключил Пивз и протянул пустую кружку Барону. — Плесни-ка еще, в горле пересохло.

После ночей, проведенных рядом с Квирреллом, Пивз и привидения по негласному уговору больше не называли его собственным именем. «Квиринус» для них был связан с человеком, а не с тухлой тенью, что ходила нынче по Хогвартсу. У призрачных хранителей замка длинная память, они способны видеть суть вещей и людей. Тень при жизни носила имя Том.

— Он тебя не заметил? — призрак наклонил бочонок с лунным над посудиной.

— Нет, я под потолком сидел. Сверху лучше видно!

Послушать полтергейста в кабинет слизеринского декана стеклись Охотники во главе с сэром Патриком, Толстый Монах и Серая Дама. Хотели разбудить хозяина кабинета, но за него вступилась Моргана, напомнив, что людям, в отличие от привидений и пивзов, в четвертом часу пополуночи полагается спать. С ней согласились, а шумный дух к тому же пообещал утром пересказать все еще раз персонально для Северуса.

Происшествием в Выручай-комнате повествование не ограничилось.

— Я думал, Том после всего к себе уберется, — продолжил Пивз. — А он прямиком направился в Восточное крыло, в подземелье, где зеркало стоит.

— Бедный Пушок, наверное, опять его заколдовали, — вздохнул Делэйни-Подмор. Большой призрак питал слабость к могучим животным и очень переживал за трехголового пса, которому временами доставалось от раздражительных волшебников.

— Дрых твой Пушок как убитый. В подземелье есть другой ход, без всяких ловушек. Им и прошел. Так вот, подходит он к зеркалу...

Полтергейст, как опытный повествователь, сделал многозначительную паузу. Барон демонстративно убрал бочонок под стол.

— Эй, верни на место! — забеспокоился Пивз. — Всё понял, больше не буду останавливаться. Значит, зеркало стоит себе, стенку отражает. А камешек-то в нем! Сам видел, как директор его туда пристроил. Том аккуратно так подходит... — рассказчик вскочил на ноги, сгорбился и на цыпочках пробежался по кабинету, изображая своего героя. — И р-раз! Сунулся прямо носом! А потом как отскочит, как задрожит!

— Что ж он такое увидел? — ахнула Серая Дама.

— Себя! Только прежнего, молодого, — шумный дух вернулся в кресло и отхлебнул из кружки. — И в руках камень светится.

— А дальше что было? — нетерпеливо поинтересовался Патрик.

— Он и палкой, и заклинания читать, а все без толку! Принялся кулаками колошматить, да только старые мастера вещи на совесть делали, на стекле ни царапины, а у него костяшки в кровь... А тот, в зеркале, улыбается, будто дразнит. Ну, Том притих, на себя-красавчика попялился еще, а потом и говорит — то ли ему, то ли себе: «надо попробовать с мальчишкой».

— Вот эти слова ты завтра Северусу в первую очередь перескажи, понял? — Барон потряс возле уха бочонком и решительно вставил затычку в отверстие донца. — И хватит тебе на сегодня, а то к утру не проспишься. Где сейчас Том? У себя?

Пивз что-то утвердительно пробурчал, обиженно наблюдая, как заветный бочонок скрывается в стене. На его счастье, Толстый Монах, увлеченный рассказом, забыл о своей кружке, и она, почти полная, парила у его плеча. Полтергейст быстро цапнул кружку, осушил в два глотка, и, показав нахмурившемуся Барону язык, нырнул под стол.

* * *

— Минерва, я обычно не вмешиваюсь во внутрифакультетские дела, но не слишком ли вы суровы? Сто пятьдесят баллов в минус — это не шутка.

Снейп удивленно посмотрел на Дамблдора. То же сделали Спраут, Флитвик и все учителя, присутствовавшие на очередном совещании. Творилось неслыханное: директор выговаривал гриффиндорскому декану. Конечно, очень мягко, не выговор, скорее, осторожный вопрос, но тем не менее... Впрочем, МакГонагалл смущенной не выглядела.