Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— По бороде наистарший, по чину самый низший, а в комиссары пнешься! — не унимался Пузырь.

— Какой из меня к лешему комиссар? Просто коммунисты народ справедливый, — продолжал Чмель, — и я себя полагаю не плохим. Хоть сзади, а в одном стаде. Возьми-ка вехотку и заместо пустой брехни лучше поскобли мне спину. Говорю — в бой они первые, к куску последние. Хорошего человека в обиду не дадут. Жил я с ними в теплушке вплотную пять ден, присмотрелся. Не матерятся. Я матершинников в смерть не терплю. Правда, был среди них один подъялдычник, величать его Медун. Его уже нынче в нашей дивизии не видать. И вот што тебе скажу, Василий, насмотрелся я в семнадцатом этих баб из «батальонов смерти» — халда на халде. А ехала с нами наша начальница, та, што поранили под Тартаком, эх, поглядел бы ты, как коммунисты обходительно себя вели с ней. А она — душа-человек! С ребятами строгенькая, аккуратненькая, хотя и, как случается по-фронтовому, лежала с ними вповалку, можно сказать… Хватит, Васька, тереть спину, подставляй свою…

— Где ты, брат Селиверст? — глухо раздался в бане голос Кашкина.

— Ступай сюды, Хрол, — отозвался Чмель. — Вот тебе шайка, вот вехотка, вот мыло. Вот тебе баня ледяная, веники водяные, парься, не ожгись, поддавай, не опались.

— Спасибо, Селиверст. Твой сверток рядом с одеждой товарища Дындика положенный. Сверху шинелкой прикрыт.

Чмель, выжимая на ходу воду из бороды, выскочил под навес. На морозе его щуплое, разгоряченное тело исходило паром. Торопясь, разобрал одежду и, прыгая на одной ноге, старался угодить другой в горячие после прожарки кальсоны.

— Не промахнись, товарищ Чмель, целься спокойнее, — посоветовал ему Алексей.

— Чмель не промажет, товарищ комиссар. А за баньку благодарствую…

— Тебе, дорогой, спасибо. Ловко ты все оборудовал.

— Ваше дело приказывать, наше сполнять. Понимаешь, товарищ Епифан, — повернулся бородач к добровольцу из Казачка, — это товарищ комиссар устроили нам, вновь обращенным, вроде святой купели. Владимир-князь после крещения Руси тоже повел народ ко Днепру.

— Не туда ты загнул, — рассмеялся Алексей. — При чем тут крещение, если красноармейцев заели паразиты. Деникинцы растрясли их повсюду.

— Да, — поддержал комиссара Твердохлеб, расчесывая голову частым гребнем, — не взял он нас своей кавалерией, решил одолеть тифозной пехтурой.

А Чмель, предаваясь своим размышлениям, продолжал:

— Подвезли нас, значит, некрутов, к Киеву ночью. Издаля города не приметишь, а видать только высоко в небе крест. Весь он в лектрических лампочках, так и горит, так и сияет. А што оказывается? Князь Владимир стоит на высоком хундаменте с тем самым крестом! Вот я так располагаю, товарищи, как покончим с Деникой и настанет замирение, обязательно надо поставить на такой же хундамент статуй Ленина, а в руки дать ему пятиконечную звезду да уткнуть ее поряснее электрическими лампочками. Пусть та звезда сияет и горит над тем же Днепром…

Заметив командира полка, приближавшегося к навесу, Селиверст замолчал. Со свертком свежего белья под мышкой в баню пришел вместе с Парусовым и адъютант полка Кнафт.

29

И вот где-то в районе Ельца кончились наконец беспрерывные отходы. Отступать начал выдохшийся враг, 42-я дивизия теснила белых на юг.

Донецкий кавалерийский полк шел на фланге Симбирской бригады. По обеим сторонам дороги валялись вывороченные телеграфные столбы. У самого Ельца, с исковерканными фермами, повис взорванный мост. Таких руин по пути следования мамонтовских банд было немало.

Прямо полем, по свежей пороше, в расстегнутом тулупчике, наперерез полку бежал пожилой крестьянин. Запыхавшись, припал к коню Ромашки.

— Недалече… на хуторе… Деникин… офицера́…

В сопровождении нескольких кавалеристов Булат, Ромашка и Дындик полетели в туманную мглу.

У хат, оборвав бешеный галоп лошадей, всадники спешились. Поставив караул у привязанных к ограде деникинских тачанок, Алексей снял звезду с шапки. Поправил на себе английскую трофейную шинель. Решительно распахнул дверь.

— Кто вы? Кто? — посыпались вопросы.

— Белореченского полка поручик, — ответил Булат.

Закусывая салом, угощались самогоном офицеры знаменитого Марковского полка. Их легко можно было узнать по черным погонам и вышитым на рукавах мрачным эмблемам — череп со скрещенными костями. Деникинцев, основательно подвыпивших, даже не потревожило появление незнакомых кавалеристов. Они приняли Булата за своего.

— Пожалуйте, господа, прямо с мороза к столу. Потчуйтесь чем бог послал…

— Оружие! Драгоценности! И поживей, ваши благородия! — скомандовал в ответ Дындик.

Вяло падали на стол браунинги, наганы.

— Документы в кучу! — скомандовал Булат.

— П-п-п-жалуста! — один из марковцев протянул Алексею толстый бумажник.

— На стол! — Алексей отшатнулся от самогонного пара.

— А кольца, кольца, господин поручик, — сказал усатый есаул и сам бросил на стол узелочек с золотом.

— Ч-ч-ч-его ввяжешься, б-б-барабанная шкура? — презрительно посмотрел захмелевший деникинский поручик на усатого.

Усач рассвирепел, вскочил, размахнулся. Его железный кулак вот-вот опустится на переносицу обидчика. Красноармейцы схватили буяна, увели его за печь.

— Так твою так, барская кровь! — не унимался есаул. — Забыл Полтаву и богатых евреечек. Тогда я тебе напомню Кубань. Наших несчастных кубанцев послали на фронт, а сами губернаторствуете! Вождя нашего Рябовола повесили, сволочи. Несчастную нашу Кубань англичанам продали. Ристократы, голубая кровь! Царя вам надо! Единую неделимую!

— С-с-сволочи, — лепетал поручик. Он пожирал кубанца выпученными глазами. — Б-белые большевики. В-в-вы хотели, чтоб за вас, кубанцев, воевала Д-д-добрармия. Ч-чтобы к шапочному разбору у нас о-осталась с-слава, а у вас и у донцов б-бат-батальоны! У-у-умники!

Есаула поддержал полупьяный, обросший щетиной капитан:

— Правильно-с излагаете свою мысль, господин есаул-с. Где же в самом деле справедливость? Мы с вами, капитаны, командуем взводами-с, поручик — и моложе годами и чином — командует ротой.

— То-то же.

— Правильно вы отметили, есаул: привыкли феодалы загребать жар чужими руками.

— Вы тоже хороши, капитан, — огрызнулся кубанец, — ему подавай англичанина, а вам все француза. Франция спасет Россию! Подумаешь, спасители!

— Нынче много охочих спасать русский хлеб, — отозвался какой-то солдат, очевидно офицерский денщик. — Почитай, всю Кубань густой метелкой подмели. Талдычили — хлеб для армии, а грузят на французские парохода́.

— Ваши, капитан, ценности? — потребовал Алексей.

— Он смирный, — пояснил кубанец, — предметов не трогает. У него у самого в Москве такие дома, будьте уверены! Не дома, хоромы!

По одному, сгибаясь под низкой притолокой хаты, выходили на улицу марковцы.

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь! — шумел Епифан.

Пленный солдат в кубанке застегивал английскую сумку.

— Ми готові. Нам давно такі потайні карточки роздавали, по яких сказано: нам, кубанцям, одна путь — «мир з більшовиками, війна Денікіну».

Есаул махнул рукой:

— Не теперь, так в четверг. Все одно первый манифест Деникина в Москве будет против большевиков и кубанцев…

Забился в истерике пленный солдат:

— Братцы, рубать будут, рубать будут нас…

Усмехнулся кубанец-казак:

— Баран безголовий! То охвицера лякали, щоб не ішли до більшовиків.

Есаул, протрезвившись, спохватился:

— А господина вольнопера забыли, господа!

— Какого это еще вольнопера? — спросил Булат.

— Один из наших, — правда, не офицер, умом тронулся, — ответил капитан, московский домовладелец. — Уж больно тонкая психика у этого молодого человека. Не по его силенкам оказался весь наш вертоград. Взбесился. Пришлось связать. Да, собственно говоря, из-за него и застряли мы здесь… Взвинтил нам нервы тот столбовой дворянин из Белой Церкви своими акафистами… Хорошо, везли мы с собой самогончик и коньячок…

51
{"b":"868836","o":1}