Не сбылись мечты Клемансо — не помогла ему сила в грозном споре с большевиками. На ветер бросал свои хвастливые слова, подобно пану Заглобе, генерал Галлер — его меч не раздвинул границ панства до Днепра. Не осуществились вожделения Пилсудского — Украина не подпала под его страшную диктатуру. И не сбылись обещания Петлюры — земля панов перешла в руки украинских трудящихся. Сбылись лишь вековые мечты трудящихся Галичины. В 1939 году они навечно соединились с Советской Украиной, чьи законные границы шагнули далеко на запад в отроги Карпат.
В этом втором освободительном походе участвовал и призванный из запаса потомственный пекарь Назар Турчан…
И В ЭТИ ДНИ…
«Богомолец»
С тех пор прошло много-много лет. За последние годы он не раз посетил родные места. И вот снова столица… Хотя среди киевлян было немало участников освободительного похода на Западную Украину 1939 года и Великой Отечественной войны, в которых Назар Турчан активно действовал, его больше всего тянуло не к ним, а к самым первым товарищам по памятным боям и походам гражданской войны, по боевой службе в примаковском войске.
Его славные полки заложили основу всем вооруженным силам Украины. В рядах того войска началась настоящая боевая жизнь Тертого Калача Назара Турчана.
В первую очередь больше всего он ждал встречи с ветеранами гражданской войны. Но и к ним он пойдет лишь после посещения Гидропарка, где раньше находилась Предмостная слободка…
Вот новшество — водяная мельница, появившаяся на берегу широкой затоки, с настоящими плицами недвижимого бутафорского колеса, со старыми истертыми жерновами на подступах к ней, с просторными балконами — открытыми верандами для любителей чистого воздуха. То был новый, неустанно гудящий веселыми голосами ресторан «Млын». Там посетителей потчуют ароматной «юшкой мирошника» и сочными душистыми варениками.
В глубине парка Назар увидел срубленное из ошкуренных бревен, похожее на славянский шатер сооружение — «Колыбу», внутри которой с утра до вечера дымил очаг. Там сами гости поджаривали себе жирные шашлыки на длинных металлических шампурах. Экзотика.
Назару очень понравилось — в разговорах и действиях молодежи ничто не выходило из рамок пристойности. Один паренек — обладатель приятного голоса — бренчал на гитаре, напевая вполголоса модную песенку. Прервав резко игру, гитарист грустным взглядом посмотрел на плакучие ивы, на их подзолоченные тонкие пряди, на огненно-красные кроны осин. Тихим голосом, скорее даже полушепотом сказал, что ничто так не волнует его, как прогулка в осеннем лесу. И вновь забренчали звонкие струны в такт его задушевным словам:
Печален осенью в лесу я,
И счастлив я, и очень рад,
Настолько он меня чарует —
Деревьев красочный наряд.
И я не знал любви так бурно,
Понятьям всем наперекор,
Как в дни, когда леса пурпурный
Прощальный ткали свой убор…
А потом вдруг, энергично нажав на струны, парень приблизился к краснощекой девушке из своей компании и запел во весь голос:
Что ты ходишь, что ты бродишь, сербияночка моя?
Пузырьки в кармане носишь, отравить хотишь меня…
Назар встрепенулся. Не поверил своим ушам. Оказывается, не только запахи напоминают прошлое. Звуки, а с ними и слова старинной пошловатенькой песенки городских предместий разволновали его. Посмотрев суровым взглядом на гитариста, пробурчал в усы: «Ну и чмурики…»
Через высокое голубое небо протянулась широкая гряда темно-синих, феерически подзолоченных туч. Сквозь их просветы устремились на землю струи мощного серебряного потока.
Полыхало сияние рвавшегося из тучевого заслона на простор золотого предзакатного солнца.
Увешанные колючими зрелыми плодами, застыли в легких сумерках киевские каштаны. Словно чеканные, выстроились вперемежку с каштанами гибкие рябины с их резным филигранным листом и яркими гроздьями сочных ягод. Розовая дымка тумана окутала зеленые днепровские склоны.
Словно заколдованные, над кромкой реки окаменели с удочками в руках нахохлившиеся рыбаки. Густо заполненная гуляющими широкая набережная напоминала пестро расшитый узбекский ковер. А на гребне крутых склонов, чуть ли не в орлиных далях, на фоне вечернего неба вырисовывались четкие силуэты — пары, пары, пары…
Старый Назар вспомнил молодые годы. И, шевеля своими грозными запорожскими усами, сказал почти вслух: «Тут любой куточек — земной рай. И хоть не совсем рай, то, как говорят люди знающие, филиал рая…»
Почти полгода назад, в конце мая, он заглянул в новый ботанический сад на бывшем Зверинце. Том Зверинце, где в 1918 году несколько дней полыхали фронтовые артиллерийские склады. Их потом подожгли и диверсанты пана Пилсудского, уже вынашивавшие планы захвата столицы Украины и создания государства «от можа до можа». Люди сплошным потоком шли в раскинувшийся на склонах Выдубецкого монастыря питомник сирени — сирингарий.
Покинув Гидропарк, Назар Гнатович направился в центр. С полчасика он провел на широких скамьях уютного подземелья станции метро «Крещатик». Затем вместе с плотной толпой поднялся на эскалаторе. В вестибюле у лотошниц купил парочку ватрушек. Хотя гость с Ворсклы и проголодался изрядно, но продукцию мастеров ресторана «Метро» он съел без всякого удовольствия. Куда тем заурядным ватрушкам до кондитерских штучек, которыми за четыре года до Отечественной войны угощал его в Киеве дорогой для него человек. И кто? Тот хромой солдат-фронтовик с простреленным подбородком, его «крестный батько». В то время он заправлял всеми столичными пекарнями и кондитерскими. Не шутка! А потом не стало слышно того крепкого большевика, которого он вырвал у Долбычки почти что из пасти прожорливых днепровских щук. Того видного героя Печерска и обеих слободок.
С Крещатика Назар Гнатович направил свои стопы к Советской площади. Он шел мимо площадки, где когда-то помещалась «Панорама Голгофы». Туда он не раз бегал тайком от матери с медным пятаком в потной руке.
В древнюю Софию, как всегда, шло множество иностранцев. Какой-то прохожий бросил реплику: «Это все интуристы. А есть и свинтуристы — падкие на всякое свинство…» Назар помнил: в былые времена такими же густыми толпами брели в Лавру обшарпанные богомольцы, странники, паломники.
Он и себя считал «богомольцем». Но не тем, кто ходит на поклон к богу и к его апостолам, а тем, кто тянется к святым для его памяти местам и к дорогим его сердцу революционным реликвиям.
Обгоняя зарубежных гостей, шли и шли к памятнику Богдану Хмельницкому с охапками свежих полевых цветов в руках построенные в парные цепочки нетерпеливые подростки.
«Да, а все же правда берет верх», — подумал ветеран, покидая шумную площадь у древней Софии, то памятное место, где горе-кандидат в гетманы Украины Симон Петлюра, картинно, по-наполеоновски заложив правую руку за борт куцего жупана, полвека назад провозгласил своим безусым «рыцарям»: «Я требую не славы, а борьбы!» Ту самую площадь, в центре которой, как и полвека назад, на грозном боевом коне, лицом к Москве, восседал гетман. Не перебежчик и азартный игрок Мазепа, ставивший на зеленое поле судьбы счастье миллионов, а мужественный и мудрый Хмельницкий, указавший верный и прямой путь народу на многие века…
Одну группу школьников Назар Турчан встретил под тенистыми каштанами на пятачке у станции метро «Арсенал». Он разговорился с юными экскурсантами и их учителями. Они прибыли на ярко-зеленом автобусике из деревни Иванькив, что под Киевом. Пионеры сообщили, что возложением полевых цветов к подножию постамента памятной горной пушчонки защитников «Арсенала» они аккуратно отмечают день рождения их славного земляка генерал-майора Силы Мусиевича Мищенко.
