Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Шо? — встрепенулся Назар, словно на него обрушился провод высоковольтной передачи. — Не такой уж я норовистый алкоголист…

Тут лукаво усмехнулся хозяин:

— Грешным делом, пришел на ум наш старый мастер Костя-бородач. Помнишь, как про него говорили? «Как бог работает, как черт зашибает…»

— Именно! Скажу лишь одно — я не фельдфебель. Тому выпивохе-одиночке звание не позволяло бражничать с компанией. А я только при радостной встрече. И лишь с хорошим другом. Да и то не перегиная нормы. То есть не менее полста грамм и не перескакивая через полтораста…

Хозяин энергично похлопал гостя по плечу:

— Молодчага, Назар! Люблю нашу калачную братию…

— А ты делай, как Нестор Минович, — посоветовала хозяйка, пододвигая гостю посудинку с его любимым вишневым вареньем. — Пришел в компанию — клади перед собой возле салфетки бумажку с двумя словами…

— Добавь, Дуся, с волшебными словами…

— Какими же? — повел грозными бровями изумленный гость.

— Вот этих два волшебных слова: «Остановись, безумец!»

— Шо? Пособляет? — живо поинтересовался Назар.

— Еще как! — подтвердил Нестор Минович. — Уж на каких только «воскобойничках» и сабантуях не бывал, уж с кем только не приходилось халабудничать, а своей святой нормы, как ты говоришь, не перегинал…

— Это сколько же?

— Полчарки. И то через час по чайной ложке…

Вдруг в квартиру Недогонов ворвались извне душераздирающие звуки самого модного твиста. Соревнуясь с ними, оттуда же стали долетать четкие слова из радиоточки городской сети.

Кто-то речитативом самодовольного псаломщика говорил об успехах археологов.

— Закрой, Дуся, окно! — попросил хозяин дома. — Нет сил…

— Сколько об этом пишут… — возмущалась Евдокия Федоровна. — Выступают по телевидению. Распинаются без конца о вреде городских шумов. Произносят речи. Вывешивают воззвания в подъездах домов. И все зря… Глас вопиющего в пустыне. И впрямь стихийное бедствие…

Занервничал хозяин дома. Стал шагать из угла в угол просторной кухни. Прихрамывая, закинул назад правую руку, потом засунул ее за пояс пижамных брюк.

— Не зря сказано, что бог, пожелав наказать человека, дал ему сварливую жену, свирепого начальника, громогласного соседа…

— Да, соседи в наше время — это два колеса одного велосипеда. Надо притираться друг к дружке…

— Сущая беда, — добавила хозяйка, — ведь те радиолихачи мудрое средство просвещения превращают в дикое орудие угнетения.

Подняв рюмку, Нестор Минович чокнулся с гостем. На дне его чарки оставалось еще несколько капель «волшебной влаги».

— Ты, Назар, просил меня двинуть тост. Что ж? Двинуть не двину, а произнести произнесу. Скажу: тост должен быть не нудным, не подхалимным и не пространным. Я против самодержавия, но считаю, что в каждом доме должна быть своя королева… — Тут он протянул руку с зажатой в ней чаркой в сторону хозяйки. — Пью за Явдоху, за свою королеву.

Хозяин незаметно подмигнул гостю.

— Ну, где же, Нестор Минович, твоя совесть? — внезапно зарделась «королева». — Ну, Назар, что ты скажешь о моем грозном повелителе?

А Назар продолжал делиться своими столичными впечатлениями.

Заглянул он в Центральный гастроном на Крещатике. Побывал даже на боковых улочках центра и совсем на отшибе. Места знакомые. В гастрономах всего полно. Еще гуще, чем до войны… Того коньяку хоть, залейся. Но вот вопрос — шибко кусается та микстура. Не по его «прибытку».

Нельзя сказать, что гость был лишен чувства такта. Всегда в нем ощущалась врожденная деликатность. Он хорошо знал, что друзья не заподозрят его в желании их подковырнуть. Выслушав гостя с добродушной улыбкой, хозяин сказал:

— Эта микстура, как ты изволил выразиться, Назар, и не по нашему балансу. Хотя я и получаю наивысшую персональную пенсию. Был в нашей охране, когда вывозились из Киева ценности в восемнадцатом году, юноша. Ну вовсе малолетка. Лет с пяток назад нашел он все же меня. Как и ты, Назар, с помощью телевидения, куда меня зовут частенько выступать…

— Спасибо тем телевизионщикам, — перебил Нестора Миновича гость. — А то сколько я перевел марок зря, пока вас разыскал.

— Да, — продолжал «грозный повелитель». — Он генерал. И не в малых чинах. Все по заграницам снует. А вот не забыл…

После небольшой паузы Нестор Минович продолжил свой рассказ. В былые времена приходилось не раз перелопачивать того юношу и даже через частое сито просеивать. Но вышла добрая крупчатка… Недавно он заглянул по дороге из Праги в Москву. Завез им эту ценную пляшку.

— Тот, кто подарил нам бутылку бренди, бывал здесь не раз. И всегда слышали от него одно и то же: «Если я для вас чужой, ведите в столовую, а если свой — посидим на кухне…»

Гость придвинул поближе к себе налитый ему стакан крепкого чая. Спросил — почему до переоценки трудно так было с тем коньяком?

— Я не спец по этому делу, — ответил Нестор Минович. — Моя дудка, как знаешь, — это хлеб насущный и все хлебное дело. Но вот в парке Славы, где действует словесный циклотрон, я услышал… Все дело, мол, в бытии. Появился достаток. Растут заработки. Зажиточность. Кто раньше пил коньяк? Дворяне! И то не ниже помещика. Медицина! И то не ниже профессора. Военщина! И то не ниже полковника. Потом он стал доступен многим. А вот теперь…

— Ну и что? — повела плечом Евдокия Федоровна. — Подумаешь, проблема! Это не сахар, не чай, не соль, не ситец…

— И не крупа, не мясо… — добавил Нестор Минович.

— Надо как-то обуздать выпивох… — продолжала хозяйка дома. — Не беда, пусть коньяк и ему подобные, вещи снова станут предметом роскоши. Нельзя, по-моему, стереть грань между буднями и праздниками. А то праздники, как покой и радости, заслуженные большим трудом, потеряют свой смысл. Пусть эти радости включают в себя кое-что для материи, кое-что для духа. И пусть человек в дни напряженного большого труда воодушевляется и большими ожиданиями этих праздничных благ… А если все это будет доступно каждый день, в будни, то и жизнь в конце концов станет скучной… Может, я ошибаюсь, но это мое личное мнение… Мы с Нестором Миновичем требовали так воспитывать наших внуков…

Древнейшая профессия

Гость круто повернулся к хозяйке дома.

— За бандероли еще раз спасибо.

Хозяйка в смущении энергично замахала обеими руками, а Назар, продолжая свою мысль, поведал, что теми книгами пользуются все жители густонаселенного пятиэтажного дома.

— Но не таюсь, никому не даю и понюхать листка, пока сам не сниму пробы… Вот насчет этого я в самом деле беспредельный пропойца… Бывает, врубаюсь в книгу через всю ночь до самых арьергардных петухов… На очереди — сочинение маршала Жукова.

— Очень тепло сказал маршал о вашем командире Примакове. Не обошел его. Ты и облобызай в самом деле ручку хозяйке, — сказал Нестор Минович.

Копошась у газовой плиты, у этого, как она не без иронии называла, пульта домохозяек, Евдокия Федоровна спросила у Турчана, не читал ли он книгу «Всадники». Если нет, то советовала обязательно попросить в своей библиотеке. Со всем пылом она уверяла, что книга Яновского — изюминка украинской прозы. И добавила, помня встречи с автором, что у Юрия Яновского была тонкая поэтическая душа. Ею писатель покорял людей. Уже в те далекие времена он стремился быть братом человеку.

Старый Турчан, нагнувшись над рукой «королевы», охотно выполнил совет хозяина. Затем спросил:

— Вот только не додул я, Евдокия Федоровна, почему ты не схотела выслать мне одну книгу. У нас она в большой моде.

Евдокия Федоровна от слов «не додул» поморщилась, словно от зубной боли.

— Что скажешь, Назар? Здорово? Вот моя Евдокия Федоровна, хоть и вышла на пенсию, дома не засиживается. Все среди книг.

— А вот и не все. К сожалению. Есть еще плита, стирка, натирка полов… — отозвалась «королева» дома.

А потом добавила, что вот сразу после войны позвали ее учить молодых дипломатов хорошему тону. Но выпадало и такое — трудно поверить: приходилось грузить на баржи мерзлую картошку. На пустой желудок. Не раз вспоминала тогда годы, когда кругом был хлеб, хлеб, хлеб… Перепадало всякое. И считала счастьем то время, когда не было несчастья. Шутка ли, в одном конверте два извещения! И каких! А разве только это?

119
{"b":"868836","o":1}