Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Ах, бедный, ах, бедный, как он осунулся! Как он побледнел! — начала причитать гостья.

Алексей, устремив неподвижный взгляд в один из ноздреватых вееров, висевших на стене, упрямо молчал.

— Как хорошо, как хорошо, что вы стали выздоравливать, — продолжала Парусова, поправляя чалму. — А мы думали, что, не дай господи, не справитесь вы с этой страшной болезнью.

Булат упорно не поворачивал головы.

— Алексей Иванович, вам сейчас нужно усиленно питаться. Вы больше всего что любите? Скажите, я приготовлю, принесу.

Не получая ответа, Грета Ивановна минуту сидела молча, рассматривая кончики своих розовых ногтей.

— А знаете ли, товарищ Булат, какие новости у нас? — Парусова, стрельнув глазами в сторону Сливы, нетерпеливо повела плечом.

— Это мой товарищ, — успокоил ее Алексей.

Добровольный санитар, победоносно посмотрев на женщину, сел в угол под образа чинить гимнастерку.

— Да, Алексей Иванович. В Московском полку новый командир полка, говорят, из кирасирских унтеров. Такой высокий, красивый, представительный мужчина. Только чудной, говорит как-то странно: «хотить», «ухи». А к нам в бригаду пригнали на пополнение эскадрон эстонцев.

Воспаленные глаза больного пристально следили за частыми передергиваниями лица нервничавшей посетительницы.

— Бригада переводится из Первоконстантиновки и Строгановки к Преображенскому хутору, — продолжала выкладывать комбригша. — Это, знаете, имение Фальцфейна, говорят, замечательный замок. Вообще, — понизила она голос до полушепота, — предстоит много нового и интересного. Я думаю, товарищ Булат, что у нас с вами больше не будет никаких недоразумений. Выздоравливайте, становитесь на ноги, и вы будете нашим другом. Мы заживем с вами чудесно. — Парусова бросила нетерпеливый взгляд на Сливу… — И есть основания предполагать, что вас скоро назначат комиссаром бригады.

Булат закрыл глаза. Он не понимал ничего. Ему казалось, что вновь возвращаются терзавшие его кошмары.

— Это длинная история. Если хотите, я вам расскажу. По секрету только, имейте в виду. Здесь, под Перекопом, как вам известно, стоит восьмая червонноказачья дивизия. Поймите, во всей той дивизии ни одного настоящего кавалериста. Говорят — имеется там у них один старый офицер, и тот коновод наштадива. Начальник штаба дивизии — еврейчик. Поймите, начальник штаба ка-ва-ле-рий-ской дивизии! Я понимаю: свобода, равноправие. Все хорошо. Но это?!

Булат, с напряженным вниманием вслушиваясь в слова Парусовой, понимал, что затевается нечто необычное.

— Командир дивизии, — продолжала Грета Ивановна, — двадцатидвухлетний недоучка. Все военные знания он получил в «шашнадцатой» роте какого-то пехотного военного времени полка.

— Но под его командой Червонное казачество разбило лучшие деникинские полки под Кромами, — не стерпев, заговорил Булат.

— Это одна из многих случайностей капризной судьбы, — авторитетно заявила женщина. — Так вечно продолжаться не может. В кавалерийской дивизии должен быть настоящий начальник. И вот я получила письмо от нашего друга — помощника начальника штаба армии — о том, что наша бригада вливается в Червонное казачество и кандидатура Аркадия Николаевича выдвинута на должность начдива. Товарищ Медун, естественно надо полагать, будет комиссаром дивизии, и для вас, товарищ Булат, открывается свободная вакансия…

— А за это? — Алексей приподнялся на локте.

— За это будем друзьями, — протянула она руку, но больной не шелохнулся.

— Значит, Парусов будет командиром червонноказачьей дивизии? — спросил он, чувствуя прилив жаркой крови в голове.

— Ясно. Он же старый, опытный кавалерист.

— А Медун комиссаром дивизии?

— Естественно. Ведь они так сработались с моим Аркадием.

— Не бывать этому, — едва ворочая языком в пересохшем рту, прохрипел Алексей.

— Я вижу, у вас жар, Алексей Иванович. Не стану вас больше беспокоить. Выздоравливайте, а тогда, надеюсь, еще поговорим. Авось вы поймете меня. Я желаю вам только пользы.

С замкнутым, высокомерным лицом Грета Ивановна поднялась со стула.

— Вот проклятущая! — выругался Слива, как только за Парусовой закрылась дверь. — Теперь и я в уверенности, что промежду вами никаких потайных взаимностей нет…

Алексей закрыл глаза… Опять мутнеет сознание… Он снова падает в какую-то бездну, на дне которой корчится в муках двуединое существо — конь-человек…

— Чую, что с недобрым направлением она манежит вокруг тебя. Послушай, товарищ Булат, — подсел Слива к больному, — давно уже говорили штабные коноводы, что у этой кошки, Каклеты Ивановны, какая-то сурьезная документальность против тебя имеется. Смотри, скрутит она тебе, товарищ, голову.

Алексей с трудом поднял веки. Всякий раз, как только он раскрывал глаза, к нему возвращалось сознание.

— Ничего. Пока она мне скрутит голову, я ей сверну шею. А помнишь, Сливуха, как ты с наганом пер на меня?

— Ну, это со всяким может стрястись, — сконфузился боец. — Уж больно тогда было горячее кипение в мозгах. Разволновался народ. Шутка, сколько было побито напрасно.

Алексей в изнеможении вновь закрыл глаза… Обеспокоенный Слива поднес чашку с питьем. Стуча зубами о края посуды, больной жадно глотал холодный напиток.

Перед затуманенным взором вновь зыбится побережье, по которому из ночи в ночь, наблюдая за морскими подступами к Хорлам и Скадовску, патрулировал рядовой второго эскадрона Донецкого полка Алексей Булат.

Возникая вдали и пенясь неспокойными белыми гривами, несется к берегу щедро залитая серебристым светом луны грозная лавина. Нельзя оторвать глаз от бурых накатов ультрамариновых стекловидных валов. Верхние, более быстрые слои водяной массы бегут неудержно и, перескакивая через вершину вала, обрушиваются вниз. Разбиваясь с оглушительным грохотом, образуют стремительно летящую к берегу ослепительно белую кипень.

Словно миллионы белоснежных зверьков, обгоняющих друг друга и перепрыгивающих через хребты отстающих, кипящая, пузырчатая пена, с глухим шумом перекатывая гальку, торопится заполнить побережье.

Алексей, вслушиваясь в тревожное, нетерпеливое дыхание моря и бесконечные удары валов о берег, с замирающим сердцем следит за великолепными фонтанами, возникающими у прибрежных высоких камней. Тысячепудовые валуны, принимая на себя удары гневного моря, дробят его грозные волны на микроскопически мелкие брызги. Словно наяву, жаждущий исцеления Булат ощущает освежающее прикосновение этой морской соленой пыли на своем разгоряченном, взволнованном лице.

45

И вот, встречая раннюю черноморскую весну, под окнами хаты, среди позеленевшего от обилия почек вишняка, звонко зачирикали воробьи.

Отражаясь в тяжелых водах Сиваша, навис над широкой Таврической степью ярко-голубой купол неба.

Алексей почувствовал, как вместе с пробуждением природы все более и более крепнет его высушенный тифозной лихорадкой организм.

— Ну, симулянт, — в комнату влетел обнаженный до пояса Слива. — Я уже и лошадок искупал. Пошли, сделаем им проводочку. Нечего протирать тюфяки. Что, товарищ Булат, мигрень — работать лень?

Алексей встал, надел английскую шинель и каракулевую, с белых верхом трофейную шапку. Посмотрел на себя в зеркало. Не узнал своего иссиня-белого, бескровного лица, оттененного черным каракулем шапки и темно-русой, давно не бритой бородкой.

Во дворе под навесом стоял хозяйский скот и кони бойцов.

Приветствуя хозяина, дончак, повернув длинную, с лысым фонарем умную морду, продолжительно и тонко заржал.

По просторному овиннику в сопровождении огромного красавца петуха, самодовольно кудахтая, бродили в поисках прошлогодних зерен тощие куры. За клуней оставшаяся без мужика хозяйка копошилась возле старенькой сеялки.

Вдохнув всей грудью пропитанный солеными ароматами морской воздух, Алексей почувствовал легкое головокружение и опустился на завалинку. В траве среди неокрепших побегов без конца шныряли усердные муравьи.

74
{"b":"868836","o":1}