Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Наконец конь с ходившими ходуном боками круто оборвал скачку. Штольц пулей вылетел из седла. Напрягая силы, он стал на ноги и бросился догонять Кнафта. Сделав нечеловеческий скачок, ухватился за его стремя.

— Сдафайсь, большефик! — все остервенелей орали врангелевцы.

Штольц, не выпуская из рук стремени, скакал рядом с конем Кнафта. На ходу он отстегнул шашку, болтавшуюся меж ног.

Кнафт безжалостно хлестал коня по бокам, по голове, по глазам. Теряя надежду на спасение, освободил из стремени ногу и изо всей силы нанес удар по руке юноши.

Мика, потеряв опору, грохнулся оземь, вскочил и снова бросился бежать вдоль Сиваша.

Почувствовав у самого уха тяжелое дыхание коня, он закрыл глаза руками и крикнул: «Мама, маменька!» На миг ему показалось, что кусок отвалившегося солнца ожег ему мозг.

Врангелевцы нагнали и бывшего адъютанта.

— Не рубайте, я ваш, я ваш, — выпустив поводья и подняв руки, в отчаянии забормотал бывший земгусар.

— Доннерветтер, — прохрипел конногвардеец и на полном скаку металлической пикой проткнул Кнафта насквозь.

Отрезанный от эскадрона, отбивался, став спиной к Сивашу, Петр Дындик. Два раза он рвал полукруг гранатами, но врангелевцы не отступали. Налетев с разгона на колониста, моряк выхватил из его рук пику и завертел ею вокруг головы.

Несколько раз конногвардейцы порывались вперед. Один из них, сняв с плеча винтовку, прицелился, но офицер скомандовал:

— Отставить.

С пикой в руках он приближался к командиру эскадрона.

Подбадриваемые Твердохлебом, всадники бросились вперед, прорвали линию белых и устремились на помощь комэску, но, атакованные свежими силами, отхлынули назад.

Оставляя за собой стену яркой пыли, двигались рысью разделенные широкими интервалами эскадронные колонны Донецкого полка.

— Скорее, скорее, командир! — торопил Ромашку Булат. — Наши «драгуны» окружены…

Офицер конногвардейцев, завертев вокруг головы пикой, двинулся на Дындика. Захрапели кони и, злясь друг на друга, поднялись на дыбы.

— Па-аслушайте! Сдавайтесь, э, Петр Мефодьевич, — услышал моряк знакомый бас.

— Эх ты, кобель-барбос! Попробуй возьми меня! — зло крикнул Дындик, узнав офицера.

— Сдавайсь, за отвагу мы тебя, э, Джек Лондон, оставим в живых.

— Мало мы такими субчиками-гадами кормили акул! «Стенвей» чертовый! — Дындик, сорвав с головы картуз, надел бескозырку, вытащив ее из-за пояса. Рассвирепев, еще пуще завертел пикой.

За спиной офицера моряк заметил наклоненные вперед, плывшие к Сивашу небольшие зеленые знамена. С диким воплем «алла, алла» приближался поток улагаевской конницы. Казалось, вот-вот он зальет всю предперекопскую степь.

Со стороны высоты 9,3 донеслись жуткие, душераздирающие звуки неслыханной в мире сирены. Скрежет тысячи циркульных пил, катясь вдоль Сиваша, резал слух. Дындик знал, что так, лишь до крайности разъярившись, шли в атаку бывшие «черти». Сейчас с этим свистом, нагонявшим жуткий страх на врангелевцев, несся на врага весь Донецкий полк.

Ракита-Ракитянский бросил пику. Достал наган, выстрелил. Под моряком упал конь. Дындик быстро вскочил на ноги, и снова вокруг головы загудела пика, ограждая комэска от наскоков белогвардейцев. Раздался еще выстрел, и пика выпала из рук моряка.

— Взять его! — скомандовал офицер и, сделав шаг вперед, яростно прохрипел: — На свою голову научил я тебя, хамло, работать пикой. За Ракитное, флотская рвань, э, я из твоей шкуры сделаю себе седло.

— А раньше… Подлый изменник! Рыжая сука! Вонючий бабник! Пропащий водкохлест! — Дындик, истекая кровью, левой рукой выхватил из-за пояса последнюю лимонку.

Бывший грузчик фирмы «Юлий Генрих Циммерман», бывший минер царского флота, командир эскадрона Донецкого кавалерийского полка Петро Дындик, мечтавший после войны поступить в рабочий университет, услышал, как, перекрывая жуткий свист приближавшихся всадников, взорвалась степь. Потухающим взором увидел молочную полоску Сиваша и вмиг почувствовал небывалую легкость. Жизнь покидала его. Недалеко от моряка, так и не одолев его, в изорванном в клочья белогвардейском мундире распластался, истекая кровью, врангелевский ротмистр Ракита-Ракитянский.

Беляки-конногвардейцы, не выдержав натиска Донецкого полка, вновь схлынули к Турецкому валу.

«Драгуны», сняв фуражки, сжимая бока разгоряченных лошадей, обступили изуродованное тело своего любимого командира.

— Вперед, вперед, товарищи! Сейчас полк атакует. Вперед, хлопцы! — торопил красноармейцев Твердохлеб. — А ну, шаблюки до горы! Рассчитаемся за нашего моряка!

— Ребята, вперед! — Медун подхватил отчаянный зов политкома эскадрона и, вытащив из ножен клинок, дал шпоры коню.

50

По широкому тракту, бежавшему от Днепра через Перекоп и Армянский базар в глубь Крыма, спешили к высоте 9,3 навстречу боевым порядкам латышей, английской выделки, врангелевские броневики. Один за другим мчались они в метелях густой таврийской пыли. Но вот навстречу им понеслись знаменитые пулеметные тачанки и, совершив лихой разворот, встретили врага дождем бронебойных пуль.

Вслед за броневиками с треском и грохотом ползли степью неповоротливые, наглухо закрытые английские ромбовидные «виккерсы». Ни ног, ни колес, — припав брюхом к земле, они безостановочно ползли вперед.

Зашумели красноармейцы:

— Танок!

— Танк!

— Танка!

— Вот тебе танта-Антанта!

— Танька, а ну встань-ка!

«Виккерсы» приближались с лязгом, шумом и грохотом. Выстрелы заточенных в них пулеметов тонули в страшном гуле моторов и грохоте гусеничных лент.

Полк медленно, отстреливаясь, отходил к высоте 9;3.

— Ну и раздули эту чертовину. Танки да танки. А вдуматься, так ничего страшного нет, — отводя эскадроны на новую линию, сказал Ромашка.

Булату нравилось настоящее или деланное спокойствие Ромашки. Алексей, наблюдая в бою с конногвардейцами за новым командиром полка, радовался. Он увидел, как вырос за последнее время человек, как, столкнувшись с настоящими трудностями, окрепла его воля.

— Мне кажется, — ответил Булат, — что всякое новое оружие действует не столь своими особенностями, как новизной.

— Правильно, — согласился командир. — Но…

Совсем близко просвистели пули, посланные одним из «виккерсов».

— Я ранен, — прошептал Ромашка и остановил коня.

— Как?.. Куда?.. — встревожился Алексей.

— В ногу, товарищ комиссар, в ногу.

— Ну, езжай, Юрий Львович… Быстрее на перевязочный пункт…

Ромашка, бледный, но спокойный, повернул коня.

Без фуражки, без сапог, бросив все это на дно свежей воронки, со связкой бомб полз, как ящерица, Епифан. Дождавшись «виккерса», носившего на борту надпись «Великий князь Михаил», встал на ноги. Засунув бомбы за пояс и опираясь разутыми ногами о заклепки брони, боец забрался на крышку чудовища.

Епифан протянул руку Чмелю, помог ему влезть на танк.

«Черти» выбрались из воронок и осторожно, неся в руках драгоценные гранаты, крались к гусеничным машинам.

Водитель «Великого князя Михаила», стараясь избавиться от непрошеных пассажиров, то давал полный газ, то резко останавливал танк. А Чмель, цепляясь пальцами за шляпки заклепок, орал на всю мощь легких:

— Возил тебя, великий князь Михаил, мой дружок Хрол, а теперь я сам на твоем горбу покатаюсь. Открой, гад! — забарабанив по броне «Великого князя Михаила», крикнул, тряся бородой, Чмель. Над его головой, содрогаясь в танковой башенке, затарахтел пулемет.

Епифан, не добившись ничего наверху, скатился вниз и, прижавшись к борту машины, сунул под гусеницу связку бомб.

Танк подпрыгнул. Стальная лента, рванувшись вверх, сшибла с ног Епифана, тяжело ранив бойца.

Распахнулись дверцы «виккерса». Танкисты — британские офицеры в черных кожаных шлемам, — выбравшись наружу, бросились наутек к Турецкому валу.

Булат пригнулся к гриве коня. Рука, зажавшая клинок, налилась тяжелым свинцом. Рядом с ним, нахлестывая лошадь, скакал разъярившийся Слива.

81
{"b":"868836","o":1}