Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ошеломленный неожиданной встречей, Алексей не спускал глаз с полузабытого, сильно изменившегося лица Виктории.

— Киев. Институт благородных девиц. Это ведь вы поручали мне опустить письмо для Юрия Львовича. Вот только сейчас узнал, что и вы Ромашка. Мне было известно лишь ваше имя.

— Значит, вы… тот фортепьянный мастер… приносили в институт газеты… — посветлели глаза Виктории.

— И томик Белинского, — добавил Алексей.

— А сейчас вы комиссар полка?

— Как видите!

На лице Ромашки появилась озабоченность. Он прижал к себе сестру.

— А что стряслось с тобой? Как ты попала сюда?

Лицо Виктории посуровело. Она встала, взяла из рук Алексея шаль, накинула ее на плечи.

— У тебя есть папироса? — обратилась она к брату.

Ромашка, пошарив в карманах, поднес гостье кисет с табаком.

Закурив, Виктория глубоко заглянула в глаза Булату, болезненно вздохнула.

— Я думаю, — начала она, — Алексей человек большой души. Таким я его запомнила с нашего первого знакомства в Киеве. Он меня поймет и не осудит. Стряслось со мной, Юра, страшное. И как я еще живу, не понимаю. Очевидно, ребенок держит меня на этом свете, заставляет цепляться за жизнь.

Ромашка, нежно погладив сестру, участливо заглянул ей в глаза.

— Говори, говори, Вика, мы слушаем.

— Попрощались мы с Павлом в Мармыжах. Усадил он нас с малышом в теплушку эшелона, который уходил в Тамбов. Там у нас не было ни друзей, ни знакомых. Сняла я угол на окраине у одной старушки. Дошла до нас весть, что на станцию Мармыжи залетел деникинский бронепоезд. Но я думаю почему-то, что Павлу удалось уйти на север с частями девятой дивизии. Затем белые ворвались в Тамбов. Три дня я никуда носа не показывала. В городе творилось что-то страшное. Грабили, резали, безобразничали. Потом пошла я на станцию и там столкнулась с Натали Ракитянской. Она была в окружении шкуровцев. Меня повели в контрразведку. Сижу, а сердце разрывается на части. Малыш дома остался с хозяйкой. Вечером вызвали меня, и знаешь, Юра, куда? Прямо к генералу Мамонтову. Он огромный, жирный, с усами до плеч. Как сейчас помню — на указательном пальце два обручальных кольца. «Вы дворянка и стали женой красного, — говорит он. — Мы вас можем расстрелять, а я вас осчастливлю своим вниманием, мне нравятся такие бутоны». Я ответила, что лучше пойду на расстрел. А он: «Это, уважаемая, мы успеем всегда». Ах, боже мой! — Глаза ее вновь стали безумными. — Почему я не попала под пулю, под снаряд! Я страдаю оттого, что не могу встретиться с этой мерзавкой — Натали. Я бы ее задушила своими руками… — Виктория вновь зарыдала.

— Эта тварь свое получила, — сказал Алексей, потрясенный рассказом несчастной женщины. — Жаль только, что она с такой легкостью отправилась к праотцам…

— Что вы? Как, когда, где? — Виктория схватила Алексея за руку.

— В один и тот же день были ее свадьба и похороны, — ответил Булат и вкратце рассказал о том, что произошло в Ракитном.

— Потом я покинула Тамбов, — продолжала Виктория. — Как добралась сюда, в слободу, не помню даже. Нашелся здесь сердобольный лесничий, приютил. Семья его в Курске, а дом пустует…

Алексей, присев к столу, что-то набросал на бумажке. Протянул ее Виктории.

— Дня через два-три за нами проследует штаб дивизии, а потом, возможно, и штаб армии. Передадите эту записочку товарищу Боровому или Марии Коваль. Они что-нибудь придумают для вас.

— Спасибо, спасибо, товарищ Алексей… Помнится, вы мне говорили: «Я не господин Алексей, а просто Алексей».

Зябко кутаясь в шаль, Виктория вышла из столовой.

Ромашка встал, налил себе еще, выпил. Шатаясь, подошел к дивану и, уткнув голову в подушку, затрясся в рыданиях.

Тусклый свет коптилки освещал огромное, заставленное мебелью помещение. Черным пятном выделялась на подушке голова Ромашки. На пол свисал его тяжелый сапог. В углу, на сдвинутых стульях, устроился полковой адъютант. Алексей лег на кушетку.

За окнами стонал мороз. Покрытые серебристым инеем, ходили взад и вперед часовые.

…Кнафт тихо поднял голову. Осмотрелся. Опустив ноги на пол, выпрямился. Тихо скрипнула дверь, Кнафт вышел. Постояв с минуту у двери, решительно направился вглубь коридора. Приоткрыв дверь кухни, шепнул:

— Оленка!

— А?

— Слышь, Оленка, выйди на минутку ко мне.

— Не пойду.

— Пойдем!

— Не пойду, говорю. Ясла до коней не ходют…

38

Утром Булат пошел искать командира полка.

Он решил заявить Парусову сейчас же, не затягивая вопроса, что Грета Ивановна должна немедленно выехать из расположения части. Если командирша застрянет в полку, думал Алексей, найдутся и другие женщины, которые пожелают следовать ее примеру. И тогда в какой-то степени воскреснет то, что являлось лихом Чертова полка.

А в это время Грета Ивановна, не волнуясь, настойчиво внушала своему мужу:

— Понимаешь, Аркадий, близятся решающие дни. Ростов будет для большевиков тем же, чем был Орел для добровольцев. Ты это пойми, mon ami. Не надо быть дальновидным политиком, чтоб…

Алексей постучал. Ему разрешили войти.

Парусов стоял у окна. Грета Ивановна сидела в кресле и, положив ногу на ногу, похлопывала ладонь левой руки столовым ножом. Алексей на миг поколебался, затем, овладев собой, потребовал ее выезда.

— Не поеду! — вскочила со стула Грета Ивановна, выслушав требование комиссара полка. Ее пышная грудь высоко поднималась. — Я вам не игрушка!

— Видите ли, Грета Ивановна, — остановил ее вежливо Булат. — Я не могу вами распоряжаться. Вы мне не подчинены. А поэтому я обращаюсь не к вам, а к командиру полка.

— Ладно. Но командир полка не сделает того, что вы хотите. Он тоже не ваш подчиненный.

— Совершенно правильно. Командир полка не мой подчиненный, но он будет делать то, чего требуют интересы дела, полка.

— Товарищ комиссар, я сегодня уеду на три дня… У меня есть разрешение… — твердо заявил Парусов. — Я отвезу Грету Ивановну в обоз. Думаю, что это вас устроит вполне. А Ромашку прошу вас послать ко мне, я ему вручу боевой приказ.

— Вот как! — тяжело, в изумлении опустилась на стул женщина.

Алексей повернулся к двери.

— Послушайте, — остановила его Грета Ивановна, в руках она держала сложенный вчетверо помятый документ. — Это акт по делу… Ракитянской, помещицы, и… о коллекции. Таковая взята в слободе Мантуровской. — Лицо Греты Ивановны перекосилось злостной усмешкой. Быстрым движением она впихнула за пазуху документ. — Вы только умеете воевать с беззащитными женщинами. Бедную старушку Ракиту-Ракитянскую расстреляли…

Выпалив все это, Грета Ивановна, сорвавшись с места, выскочила из комнаты, шумно хлопнув дверью. Собрался уходить и Алексей.

— Постойте, — остановил его Парусов. — Можно Ромашку не посылать. Вы сами, насколько я понял, метите в командиры. Вот вам приказ, передайте его Ромашке, моему заместителю. И смотрите сюда, — комполка развернул карту. — По неточным данным, первый Марковский полк намеревается нанести удар нашей Симбирской бригаде. Она занимает северную половину Яруги, полковник Докукин с марковцами — южную. Нам приказано перейти в Яругу, связаться с пехотой, вести поиски разведчиками и в случае наступления белых обеспечить фланги симбирцев. Ясно? — Парусов, вспомнив давешние похвалы Алексея, уже мягче добавил: — Не выскакивайте вперед. Будьте возле вридкомполка Ромашки. Ваши советы могут ему пригодиться.

Алексей взял приказ. Спрятал его за обшлаг шинели. Пожелав Парусову счастливого пути, вышел. На улице навстречу ему попался Гайцев.

— Вы ездили в Ракитное к обозам? Что там за шум с помещицей? Парусова о чем-то на всех углах брякает…

— Пошли ее, комиссар, к чертовой маме и без никоторых данных. А насчет помещицы, то правильно. Какие-то там приезжали, раскопали их. Всякие разговоры идут. Говорят, помещицу разменяли, а сундучок с коллекцией куда-то пропал.

Алексей повел Гайцева к часовому у знамени. Показал опечатанный сундучок с ценностями, отобранными у грабителя — деникинского полковника.

64
{"b":"868836","o":1}