Он сделал шаг вперед, и, как и ожидал, доктор, да и дурак с молотом сразу на это среагировали, и коса и молот, взвились в небо, чтобы опуститься на него. И тогда он сделал шаг в сторону, в ту сторону, где поднимал топор дурак с разрубленной головой, быстрым движением, мечом, отодвинул поднимающийся топор и плечом, с силой толкнул дурака, тот не устоял на ногах, уселся на мостовую и кавалер двумя быстрыми ударами, разнес ему остатки головы. Так, что куски разлетелись. Уродец улегся и упокоился, хотя топора так и не выпустил из рук. Волков сделал еще два шага назад, чтобы не попасть под молот, коса его волновала меньше, косой доспех не пробить, только если в лицо попасть. А ты еще попробуй, попади. А вот с молотом шутки были плохи. Хорошо, что молот был у дурака, а не у доктора. Он огляделся и произнес:
— Ну вот, одним меньше. Ты уже не так болтлив, вшивый доктор?
Доктор и вправду больше не болтал, он оскалился и, подвизгивая, и пританцовывая, как дурак, кинулся на кавалера, попытался колоть его в лицо своею косой, и дурак с молотом тоже попытался нанести удар. Бил он однообразно, поднимал молот к небу и старался со всей силы опустить его на Волкова.
Удар был медленный, но уж если попал бы, то кавалеру пришлось бы худо. И что мешало Волкову быстро расправиться с этими двумя, так это то, что действовали они слаженно, били почти одновременно, заходили с разных сторон, так, что ему приходилось все время перемещаться, и ждать своего шанса. И еще доктор все время нервно и противно похихикивал от азарта. Наконец шанс кавалеру выпал, доктор, отошел слишком далеко, чтобы зайти сбоку, а дурак не стал его ждать и попытался в очередной раз обрушить молот на кавалера. Волков опять легко ушел от удара и, сделав шаг навстречу, дотянулся мечом до недоумка. Он самым кончиком меча достал до правой руки, и как бритвой срезал тому правую кисть. А дурак снова стал поднимать молот к небу одной рукой, поднял и удивленно уставился на свою отрубленную кисть, которая все еще весела на древке молота. Рискуя получить удар косой, вместо того, чтобы уйти в сторону, Волков решил довести дело до конца. Пока недоумок разглядывал свою кисть, он сделал быстрый шаг к нему и точным движением отсек ему и вторую руку. Молот вместе с руками упал на мостовую. И тут же он получил удар косой, по плечу и шее. Коса только звякнула о доспехи. Кавалер сделал шаг в сторону, снова чуть поправил шлем и сказал:
— Еще одним меньше, — и одним движением срубил удивленному дураку, который стоял и рассматривал свои обрубки, голову. — Так, что ты там говорил, вшивый уродец, про молитвы и обгаженные портки.
Доктор Утти остановился, его омерзительная пасть выдала нечто среднее между собачьим визгом и хихиканьем, затем по его брюху прокатился огромный ком, вздымавший одежду и на камни мостовой из него выпала огромная крыса. Черная, жирная, она лежала на мостовой одно или два мгновения, стуча по камням хвостом с которого слезала желтая кожа, а толщиной с он был с большой палец руки взрослого мужчины. Крыса была больше кошки. Волков никогда не видел ничего подобного, хотя крыс то он повидал, особенно в тех местах, где враги не давали друг другу похоронить покойников. А доктор залился лаем-смехом, ему нравилось видеть, как кавалер реагирует на его крысу:
— Дураков моих ты убил, ры-ы-ыцарь, так познакомься с моими подружками.
Крыса тем временем уселась на мостовой, стала умываться было и вдруг… В два прыжка: раз, два и она уже летела к Волкову, зацепилась лапками с когтями за его наколенник и попыталась его грызть. Но грызть железо, даже если ты огромная крыса, дело пустое, и животное прыгнуло выше, зацепилась за край кольчуги, что свисала из-под кирасы. Любой бы стал скидывать ее, и Волков стал, стал краем щита ее отдирать от кольчуги, а крыса не сдавалась, пока не он не подцепил ее мечом. И тут он получил сильнейший удар по шлему и по шее, такой от которого в ушах зазвенело, и который пошатнул его, только многолетний инстинкт подсказал сделать ему шаг назад. И это позволило ему избежать следующего удара, коса доктора высекла искру из мостовой. Щитом и мечом он сбросил крысу с себя, и сапогом раздавил ей голову, поднял глаза и опять едва увернулся от нового удара. И увидал еще одну крысу, вывалившуюся из доктора. А доктору все нравилось, он просто заливался смехом-визгом в очередной раз, пытаясь ударить рыцаря косой. Но если первая крыса обескуражила кавалера, то ко второй крысе он был готов. Жирное животное прыгнуло в его сторону, и еще раз, и во время второго прыжка он рассек ее напополам прямо в воздухе, и сразу увернулся от косы. Потом остановился, стряхнул каплю крысиной крови с благородного клинка и произнес:
— Ну, что вшивый, у тебя есть еще какие-нибудь чудеса или будем заканчивать?
— А-ха-ха, — залился тонким смехом доктор, — храбрый ры-ы-ыцарь, не знает поражений, рубит и топчет крыс, и придурков доброго доктора не пощадил. Порубил их, порубил. А теперь и доктора хочет убить. Хочет… Нет управы на храброго рыца-а-а-аря…
И тут Волков сделал шаг к нему и, пытаясь разглядеть под маской глаза сказал:
— А ведь ты никакой не доктор, кто ты такой?
— Не доктор, не доктор, — запищал вшивый Утти, делая шаг назад, — а кто же я, кто? Ну, глупый ры-ы-ыцарь, ответь.
— А может, ты белый человек? — спросил кавалер, делая еще шаг.
Он прекрасно видел, как черные губы доктора раскрылись, обнажая осколки желтых зубов, потом закрылись, так и не пропустив ни одного звука, затем снова раскрылись, но снова он ничего не сказал и вдруг бросил косу на мостовую и, повернувшись, пошел прочь.
— Нет уж, постой, — произнес Волков и захромал следом. — Куда ты, а ну скажи, как найти белого человека.
Доктор кинулся бежать, да бежал он совсем плохо, то ли сюртук до земли с тяжелым фартуком мешали, то ли просто он не мог бегать. Даже хромой рыцарь в полном доспехе его быстро догнал. Трогать его рукой кавалер не хотел, и просто рубанул наотмашь по спине:
— Стой, тварь вшивая.
Но доктор только взвизгнул, залился истерическим смехом и продолжил бежать.
— Стой, я сказал, — Волков еще раз рубанул его на этот раз по ноге. Дотянулся и легко отрубил ее, словно она была из гнилой соломы. Нога так осталась на мостовой вместе с башмаком.
Доктор повалился и пополз на четвереньках, продолжая заливаться истерическим смехом, который выводил кавалера из себя, он стал догонять доктора и методично рубить и рубить того отрубая ему руки и ноги и приговаривая:
— Ты заткнешься, а? Заткнешься когда-нибудь?
Кавалер совсем не удивлялся, что доктор продолжает смеяться даже когда у него не осталось конечностей, и не удивлялся, что крови нет, а только черная жижа течет, да и той совсем мало. Кавалер уже ничему не удивлялся. Он просто хотел, чтобы это существо заткнулось.
Но доктор Утти не затыкался даже без конечностей, он лежал на мостовой лицом в камни и продолжал визгливо смеяться прямо в камни.
— Да будь ты проклят, адское создание, — сказал кавалер, наступил на голову доктора и одним быстрым движением отсек ее, и тут же брезгливо убрал ногу, побоялся, что вши переползут на сапог. А вшей на голове доктора было предостаточно.
На улице стало удивительно тихо. Только чайки смотрели с коньков крыш. Даже ветра не было. Дураки доктора тоже лежали не шевелясь.
Волков, мечом, развернул тряпку на отрубленной голове, дело ему казалось мерзким, да и меч марать не хотелось. Но нужно было выяснить, что пряталось за маской. А за ней ничего не пряталось, это была гниющая голова трупа, и все. Он пнул ее. Затем подошел к телу, там, на поясе висел красивый кошель. В первую встречу, Волков помнил это, доктор достал из него целую пригоршню золота. Разрубив кошель, кавалер ничего в нем не нашел, даже медной монеты. Трофеев не было, схватка была страшно убыточной. И кавалер, расстроенный, похромал к своему мертвому коню.
Да он устал и нога заныла сильнее, чем раньше, и настроение было отвратное, но он никогда бы не оставит седло ламбрийской работы, за пять талеров на мертвом коне. Ну, разве, что ему будет угрожать смерть. А сейчас он такой угрозы не чувствовал.