— Да я думаю так, просто, — говорил Сыч, — может, оно и неправда. Только вот одно мне интересно: серёжки да колечко кто тебе подарил? Золотишко-то, я вижу, твоё нестарое, видать не родители тебе его дарили. А может, жених дарил? Так ты скажи, кто он, мы и спросим у него.

Девочка молчала.

— Нет жениха? — Сыч победно улыбался. — Вильма подарила. Она! А с чего бы ей тебе золото дарить, если ты с ней в постель не ложилась, а? Может, от раскаяния, что родителей твоих порешила?

Эльза Фукс смотрела на него с ужасом. А Волков видел, что каждое слово Сыча попадает в цель. Каждое слово достаёт девушку.

— Ну, говори, когда она тебя взяла и где? — продолжал Фриц Ламме, и тут он влепил девчушке пощёчину, звонкую и тяжёлую.

Девушка чуть не повалилась на пол. Едва удержалась, схватилась за щеку, заплакала.

— Порыдай-порыдай, да только знай: я-то добрый и спрашиваю по добру, — он указал пальцем на Волкова, — а вот, господин мой, он не очень добрый, и с ведьмами не церемонится.

Сыч приблизился и почти в ухо говорил ей:

— Я сам видел, как он ведьме одной в пасть раскалённые кочергу совал, так у той губы да язык жарились, а вонь стояла в каморе пыточной жуткая. Хоть беги. И жарил он её пока она не сдохла. Он и с тобой так поступит, ему тебя не жаль. Он ведьм не жалует. Так что ты со мной говори, не дожидайся, пока он спрашивать начнёт.

— А что ж мне сказать-то вам? — испугано лепетала Эльза.

— Всё говори. Говори, когда с Вильмой в постель легла?

Девушка опять молчала. И тут Волков сказал холодно и сурово:

— Говори, или на костёр тебя отправлю.

Она побледнела, видно вид сурового мужчины сыграл своё и девица заговорила:

— Так давно ещё, как в приют она меня привела, так там я с ней и легла. И ложилась в её кровать, как она звала.

— А другие бабы вас не упрекнули в том? — спросил кавалер.

— Так и они все… многие так же ложились друг с другом, — отвечала девица.

«Вот так вот, — всем своим видом показал Сыч, глянув на Волкова. — Такой вот приют».

Волков был удивлён, хоть и не показывал удивления, а Максимилиан, вроде как, и вовсе не понимал, о чём говорит девица, хмурился и слушал изо всех сил. А Сыч продолжал:

— А благочестивая Анхен с другими бабами тоже ложилась?

— Нет, не видела я такого, — отвечал Эльза Фукс. — Помощница её Ульрика на колени пред ней вставала, руки ей лобзала и только. А сама она руки матушке лобзала, и всё.

— Ты дружков Вильмы знаешь? Ганса Хигеля и других?

— Всех знаю, — отвечала девица, — они сюда приходили не раз: и Ганс Спесивый, и конюх Клаус, и Чёрный Маер, и Ёган Нога. Все сюда приходили.

— Где их искать?

— Знаю только, где дом Ганса, я ему от Вильмы иногда послания относила, а где другие живут — не знаю.

— Покажешь, — сказал Сыч.

— Покажу, — кивала Эльза.

Сыч еще, что-то хотел спросить, но Волоков остановил его жестом и сам спросил, глядя на девушку как можно суровее:

— Вильма твоя — ведьма. Ты тоже ведьма?

— Нет, господин, нет, я не ведьма, — сразу заговорила она, — я не способная. Клянусь, я и в церкву хожу. Можете у отца Адриана спросить.

— И что же, ты исповедуешься отцу Адриану? — уточнил Сыч.

— Исповедуюсь. Всё как есть говорю, — отвечал девица.

— И не гонит он тебя из церкви за блуд твой?

— Не гонит, — говорила Эльза. — Ласков со мной.

— Да что ж это за город такой? — искренне удивлялся Сыч, глядя на кавалера.

Волков ему не ответил, он пристально глядел на девушку и говорил:

— Покажи ка мне зад свой.

— Зад показать? — девушке опять стало страшно. А как страху не быть, если человек с красными, как кровь, глазами хочет тебя разглядывать.

— Да, подойди сюда и зад свой мне покажи.

— Господин, там нет ничего, — лепетала она.

Но Волков сразу понял: «Девица знает, что он будет искать у неё под юбкой».

— Нет — так нет, — произнёс он. — Но ты всё равно покажи мне. На слово я тебе не поверю. Иди сюда.

Девушка послушно подошла к Волкову, к окну, повернулась к нему спиной и, стараясь не смотреть ни на Сыча, ни на Максимилиана, стала подбирать юбки, пока её зад не оголился. Волков развернул её к свету и внимательно оглядел совсем не женственный, ещё тощий, как у мальчишки, девичий зад и ничего не нашёл в нём необычного. В ложбинке, меж ягодиц, там, где заканчивалась спина, не было ни шрама, ни пятна. Волков одёрнул её юбки. Встал со стула заглянул ей в лицо и спросил:

— Знаешь, что я искал?

— Знаю, господин, — тихо отвечала девушка.

— У Вильмы он был?

— Шрам там у неё был, господин.

Кавалер понимающе кинул и сказал:

— Собирайся, с нами поедешь.

— В крепкий дом меня повезёте? — спросила Эльза, начиная всхлипывать.

— Думаем мы, что Вильма твоих родителей убила, а у меня меч украла, пока в подвал тебя сажать не буду. При мне будешь, а если поможешь мне меч найти, то и отпущу тебя после дела.

— Отпустите? — девушка пыталась заглянуть ему в глаза.

— Дом этот твой должен быть, на твои деньги его Вильма купила, на то имущество, что у твоих родителей украла. Помоги мне найти её, или, может быть, люба она тебе?

— Нет, не люба, — отвечала девушка, — не люба, она иной раз меня в постель зовёт, а мне скучно с ней идти, и ничего ей делать не охота. Лягу с ней и думаю, быстрей бы уже. А она лезет и лезет… И ногтями вечно царапала мне всё.

Максимилиан аж голову повернул к ней ухом, чтобы всё слышать, ничего не пропустить, так ему интересно было, но кавалер прервал девушку:

— Пошли, поможешь нам тогда, — сказал Волков.

— Можно мне вещи взять свои?

— Бери и пошли.

— Обождите, экселенц, — остановил всех Сыч. — Рано уходить.

И Волков в который раз, в тридцатый, наверное, уже подумал, что правильно сделал, когда не повесил его в Рютте. Сыч сказал, ласково улыбаясь, ну, насколько умел:

— А скажи-ка, девонька, а где Вильма серебро своё хранит?

— А в печке, — тут же ответила Эльза Фукс и указала пальцем, — в дымоходе.

Сыч полез в дымоход, малость перепачкался, но вытащил оттуда грязную жестяную коробку, потряс её, прислушиваясь. Там что-то звенело, немного, но была деньга. Тут же он своим страшным ножом всковырнул крышку коробки и высыпал на стол деньги. Улов был неплох, совсем неплох. Два гульдена, одна крона и тяжёлый, толстый цехин. Доброе всё золото. Да ещё семь с лишним талеров серебра.

— Молодец, Сыч, — сказал Волков и кинул Фрицу Ламме золотой гульден, остальное всё сгрёб себе в кошель.

А уж как Сыч был рад золотому. Улыбался, пошёл с Эльзой её вещи собирать.

Когда вышли на улицу, кавалер на коня не полез, подошёл к монаху и сказал:

— Голова начала болеть.

— Так лекарства дело своё закончило, ещё вам его выпить нужно, — отвечал брат Ипполит.

— Ну так дай ещё.

— Господин, не взял я его, оставили в доме лодочного мастера, — чуть извиняющимся тоном говорил монах.

— Дурень, — беззлобно сказал кавалер и хотел было уйти, но монах поймал его руку, стал озабоченно её рассматривать зашитую рану.

— Чего там? — спросил его кавалер.

— Болит? — спросил его монах.

— Дёргает, — отвечал Волков. — Плохо?

— Нехорошо, горячая она и красная. Как бы резать не пришлось. Ладно, до завтра поглядим, если горячая будет — разрежем.

— Разрежем, — бурчал Волков, идя к коню, — конечно, не тебе ж резать будем.

А Сыч тем временем показал гульден Ёгану:

— Смотри, дурень, что я нашёл. А ты коней стереги, может, тоже что найдёшь.

Ёган только сплюнул от расстройства. А Сыч помог Эльзе усесться к монаху в телегу и тоже сел на коня.

— Откуда у мошенника золото? — спросил Ёган у Максимилиана.

— Господин дал за то, что он деньги в печи нашёл, — отвечал юноша.

— В следующий раз ты коней сторожить будешь, а я с ними буду ходить.

Максимилиан не ответил, он знал, что с господином тот пойдёт, кого он с собой позовёт.

— А как ты догадался, что Вильма девку эту пользует? — спросил Волков у Сыча, когда они поехали домой. — Отчего ты умный такой?