– Отправьте кого посмышлёнее, чтобы нашёл, может… тамошних купцов или, может быть, старосту, нам придётся у них покупать необходимое. Нам нужны там будут свои люди.

– Дело это серьёзное, возможно, тот берег станет нашим тылом, в таком случае думаю отправить туда Дорфуса.

– Да, это как раз по его силам.

И не успели они закончить этот разговор, как сам майор Дорфус подъехал к ним.

– Я передал майору Пруффу ваши пожелания, господин генерал.

– И что же ответил наш артиллерист?

– Мягко говоря, – Дорфус сделал паузу и усмехнулся, – он с ними не согласен.

Генерал и полковник переглянулись и тоже стали посмеиваться. Они-то как никто другой знали сварливый нрав артиллериста.

– А ещё майор сказал, – продолжал Дорфус, – что для того, чтобы втащить пушки на холм, ему потребуется сто человек помощников.

– Полагаю, мы найдём для этого людей, – отвечал ему генерал. Он смотрит на майора и понимает, что тот о чём-то думает.

– Что, майор? Чего вы стесняетесь?

– Вы разрешили людям снять доспехи, они сейчас садятся есть… Только у двух капитанов люди в доспехе и готовы начать дело.

– Да, и что же вас смущает?

– Может, нам…приказать ещё одному капитану вооружить своих людей?

– Думаете, еретики могут начать дело? – спросил генерал.

– А разве такого быть не может?

– Большими силами они не придут, – уверенно заявил Брюнхвальд. – Их корпоралы сейчас как раз начали делить награбленное.

– А малые мы отобьём, – договорил за него Волков. – Причём отобьём с большими для нападающих потерями.

Волков был лет на десять старше майора, а Брюнхвальд и того больше. Старые воины своим спокойствием вселили в Дорфуса уверенность. Но он всё равно спросил:

– Значит, сегодня они уже не заявятся?

– Только если пришлют парламентёров, – заявил много-много дней проведший в осадах полковник.

– Ах парламентёров?! – воскликнул майор.

– Да, и те будут ближе к вечеру, – отвечал ему полковник.

Генерал знал, что Брюнхвальд не ошибается, предсказывая то, что враги пришлют парламентёров. Он полагал, что это случится не сегодня. А, например, завтра, сразу после завтрака.

Он, раздав все указания, уже вернулся к себе в шатёр, который Гюнтер хоть немного, но прогрел при помощи двух жаровен. Барон был страшно голоден, ведь ел он ночью, чуть позже полуночи, поэтому зачерствевший хлеб с подливой от петуха в вине, да и сам холодный и жилистый петух и солдатские бобы с салом вполне его устраивали. Особенно если всё это запивать горячим токаем с корицей и мёдом.

Безумный ледяной ветер трепал стенки шатра, понемногу выдувая из него тепло, но всё равно это было лучше участи младшего офицера, что следит за работами, выполняемыми подчинёнными. Что уж там говорить про простых солдат.

Генерал думал выйти уже перед закатом, посмотреть, как идут работы. Не то чтобы он не доверял полковнику Брюнхвальду, просто считал, что и его незаменимый Карл может понять его слова не так и сделать что-то не то, что было нужно. Поэтому он и собирался посмотреть, как копают ров, вырубают лесок у южного холма и ставят палисад у реки. А до этого барон решил поваляться на перинах, приказав поставить жаровни поближе и наказав Хенрику, если вдруг заснёт, разбудить его в три часа пополудни.

Он уже начинал дремать и, кажется, услышал трубу. Генерал насторожился и несколько мгновений лежал и прислушивался, думая, что мог и ошибиться. Но он не ошибся, так как труба, перекрывая ветер, снова зазвенела где-то не очень близко. Разобрать сигнала он не смог, но поднялся и сел на перине.

«Атака? Под вечер еретики надумали напасть? Да нет же, что за вздор, едва бы они начали строиться где-то поблизости, дежурный офицер уже прибежал бы с докладом! Кавалерия? Полезла на рогатки и палисады? Ещё больший вздор!».

А труба снова где-то вдалеке звонко играет. И снова он не разбирает сигнала: играют «строиться», что ли?

И только тут, откинув полог, в шатёр заглянул Хенрик.

– Господин генерал, приехали еретики, один генерал и три офицера, с трубачом, просят дозволения говорить с вами.

Барон на мгновение задумывается, а потом начинает отдавать распоряжения:

– Доспех мой приготовить, буду надевать, собрать всех старших офицеров и знаменосца со знаменем, поставить моё кресло перед шатром, но так, чтобы, встав передо мной, еретики не видели лагеря.

– Так, чтобы не видели лагеря? – уточнил молодой офицер.

– Они приехали сюда не только говорить со мной, но и смотреть, сколько нас. Нельзя позволять им этого, ни палаток считать, ни знамён. Пушки уже выставили?

– Для кулеврин позиции уже готовы, но орудия ещё туда не втащили, а для больших ещё и площадку не расчистили, – отвечал Хенрик.

– Хорошо, зовите слуг, а сами прикажите собирать офицеров.

Ветер не утихал и разгонял облака, то и дело выглядывало солнце, но было холодно, день пошёл на убыль, и солнце уже не спасало от приходящего ноябрьского студеного вечера.

Кресло для генерала поставили чуть ниже шатра, нашли удобное место, шлем он надевать не стал, и подшлемник тоже, надел от холода только каль, что выглядело как-то по-домашнему. Может, этот предмет туалета и не вязался с его роскошными доспехами, зато подчёркивал не очень серьёзное отношения генерала к приехавшим парламентёрам. А вот его офицеры были при параде, доспехи сияли, ветер трепал бело-голубые шарфы, лежащие у них через плечо. Офицеры встали сзади его кресла. Брюнхвальд был ближе всех, у правой руки барона. А прибывших господ еретиков поставили ниже по холму – так, что, усевшись в кресло, он смотрел на них едва ли не сверху вниз. Правильно их поставили.

Проходя к креслу, Волков увидел Максимилиана и, надо признаться, почувствовал облегчение, он был безусловно рад, что тот вернулся с непростого задания невредимым.

Барон, несмотря на то что его ждали парламентёры, остановился возле прапорщика.

– Вы вернулись? Отчего же не пришли ко мне с докладом?

– Не хотел тревожить, – сразу ответил Максимилиан, – Хенрик сказал, что вы изволите отдыхать.

Волков махнул рукой.

– Я бодрствовал. Как прошло дело?

– Успел взять две большие лодки и четыре небольших рыбачьих, но все без вёсел, хозяева их забирают из лодок.

– Как велики большие лодки?

– Достаточно велики, думаю, что двух коней или два десятка людей смогут взять, – отвечал прапорщик.

– Всего шесть лодок удалось найти?

– Да, а потом там среди домов появились спешившиеся кавалеристы, они уже и сёдла с коней сняли, так мы убили двоих, а они стали собирать арбалетчиков, и мы отошли.

– Хорошо, шесть лодок это уже кое-что; потом, ночью, направим кого-нибудь в деревню на разведку, заодно и выкупим вёсла, – сказал генерал и пошёл к своему креслу.

Генерал специально расспрашивал Максимилиана так подробно, чтобы прибывшие видели: не так уж он и заинтересован в разговоре с ними. И главное, не так уж и боится их мощного войска.

Парламентёры стояли чуть ниже, глаз им, конечно, завязывать не стали, но и увидеть лагерь с их места они не могли. Барон прошёл, как обычно, чуть прихрамывая, сел в кресло, и тогда вперёд вышел майор Дорфус и громко представил Волкова:

– Господин Эшбахта, барон фон Рабенбург, рыцарь Божий, хранитель Святого Престола и меч Господа, генерал Фолькоф.

Волков специально объяснил майору, чтобы тот обязательно упомянул и про «рыцаря Божьего», и про «хранителя», и про «меч» в последнюю очередь. Чтобы это запоминалось еретикам, последнее всегда запоминается лучше. Пусть знают, кто он, и пусть знают, что даже перед лицом самых свирепых врагов он не побоится упоминать эти свои титулы. Враг сразу должен понять, что он не струсит и не сдастся на милость, не будет просить пощады. Ни он, ни люди его. И что тут, на этих холмах, он готов умереть, но при этом погубить и врагов своих во множестве. Во множестве! Прибывшие шляпы и шлемы снимать не стали. Как и кланяться. Старшим у парламентёров был генерал де Гриис – простенькая кираса, недорогая лента через плечо, – с ним был офицер фон Боленген, имя следующего офицера барон не расслышал, а вот четвёртый офицер среди парламентёров его удивил. Это был уже знакомый ему молодой человек, тот самый Мориц Ригсфельде, что был пленён солдатами Волкова всего пару дней назад. Теперь же он был в дорогой одежде и отличной кирасе. Он, кажется, был рад видеть удивление генерала и чуть надменно улыбался: что? Не ожидали?