— А там? — спросил кавалер, указывая на восток.

— Фринлнад. Фамильные вотчины курфюрстов Ланна.

Они повернули на север и поехали вдоль реки. Река стала заметно уже и заметно быстрее. И места по берегу ее были совсем иные, чем на западе его земель. Там холмы и овраги, а тут сплошные низины вдоль реки. По оврагам с запада сюда стекли десятки ручьев, и земля была от этого сыра. Так сыра, что следы от конских копыт начинали заполняться водой. И трава во многих местах росла не полевая, а болотная. Во многих других местах стояли большие и давние лужи, заросшие желтой, склизкой тиной. И в которых резвились разные гады. Унылы были места эти, никак не веселее, чем заросшие репейником и кустами овраги на западе. Хотя сама земля была не так красна как на западе.

Волков опять мрачен и от боли в ноге, и от земли такой бедной. Казалось бы, чему тут радоваться, а Еган вдруг говорит довольно:

— Вон сколько тут земли, глазом не обвести.

— Так разве то земля? — спросил у него кавалер.

— А что же? — удивляется новоиспеченные управляющий.

— Болото. Тут и не вырастит ничего.

— Так болото оно почему? — опять радостно спрашивает Еган.

— Почему?

— Из-за лени. Вот, помнится, барон Рютте, вы ж его помните, отобрал у нас выпас. Он однажды нам говорит, что выпаса больше нам не даст. Не он сам, конечно, говорил, а управляющий, тот, которого вы того… — Еган показал многозначительный жест. — Говорил, мол, самому барону нужно. Так вот, а мы и говорим: «То болото, что у реки, отдадите нам?». Он говорит: «Да берите хоть навек». Ну, мы с мужиками собрались и за неделю канав нарыли, через месяц вода и ушла, теперь там луга были лучше, чем у барона. Вот.

Волков и про ногу забыл, смотрит на Егана с интересом:

— И что, тут тоже можно из болот луга сделать?

— А как же, конечно можно.

— И что для этого нужно? — спрашивает кавалер.

— Хороший дрын, — заявляет управляющий.

— Какой еще дрын? — не понимает Волков и хмуриться, ему кажется, что Еган над ним смеется.

— Дрын, что хорошо от лени помогает, — заявляет управляющий. — Ничего, сейчас поле вспашем, у мужиков время появиться, и этими болотами я займусь.

Кавалер смотрел на него недоверчиво, и Еган, видя это продолжал:

— Земля, конечно, вам досталась небогатая, но и на ней жить можно, ежели руки-то приложить. А ежели лежать да ленится, то и на богатой земле в нищете прозябать будешь.

— Истинно, — заметил землемер, который прислушивался к их разговору, — тем более, что не так уж земля ваша и бедна, — он указал на зеленые поляны, что лежали западнее их пути. — Вон, Южные Поляны, двенадцать тысяч десятин хорошей, самой лучшей вашей пахоты.

— Так отчего же не ее пашут мужики? — спросил Волков.

— Так далеко до Эшбахта, — объяснил Куртц. — Два часа верхом, а для телеги и вовсе нет дороги. Даже если урожай и будет, как с ним быть? Куда деть?

— Эх, дураки, — сказал Еган, — дороги нет, а река-то течет прям тут. Чего урожай в Эшбахт тащить, когда купчишки по реке шныряют. Амбар какой-никакой на берегу поставь, мостушки, чтобы причалить можно было поставь, да кликни купчишек, так они сами приплывут. Еще и в драку будут брать. Паши земельку да продавай урожай, чего тут мудреного? Говорю же, здесь руки надо приложить малость.

И опять слова Егана Волкову казались дельными, он молчал, но думал обо всем сказанном все больше.

И тут он остановился и спросил у Куртца, указывая на берег реки:

— А это что? Это тропинка, что ли?

— Да, — сказал тот, приглядевшись, — тут река быстра, плыть против течения невозможно, тут баржи тянут по берегу наемные мужики с конями. В упряжь баржу берут и тянут вверх. Тот берег крут, и течение там быстрее, вот они по вашему берегу и ходят. Вниз-то баржи по течению плывут, а вот обратно их тягать приходиться. Вот мужичков с конями для того и нанимают.

— И кто же их нанимает?

— Так кто же, как не купчишки из Фринланда.

— Купчишки, значит из Фринланда? — переспросил Волков, хотя ответ ему был уже, кажется, и не нужен.

Да, он смотрел на быстрые воды реки, как у другого берега вода водовороты вертит, и опять думал, что наверное Еган-то прав. Нет нужды злиться да обиду лелеять, тут можно ужиться. Нужно только руки приложить. А кое-где и кулак не помешает. Главное — больших свар с соседями не учинять, чтобы герцога с канцлером не злить. И все. И тут Волкову даже лучше стало, веселее, словно вещь дорогую нашел, на которую думал, что потерялась она.

— Что ж, теперь мне понятно, какова земля моя, — он взглянул на Егана. — Значит, говоришь, нужно руки приложить?

— Да уже не без этого. Придется ручки приложить. Придется.

После этого они поехали в Эшбахт, уже не останавливаясь, чтобы быть там к ужину. И все были в добром расположении духа. И даже нога у кавалера не так болела. Временами, за мыслями о земле своей, он про нее и вовсе забывал.

Игнатий Вальковский и вправду знал толк в лошадях. Он выпряг их из кареты и, стреножив, пустил пастись. Не ясно, конечно, чья это была земля, так до утра хозяин всяк не объявится. Он развел костер и пригласил свою спасительницу и ее служанку к огню. Ночи Агнес давно уже не боялась, так как в темноте, как ей казалось, у нее у нее никогда не болят глаза, а вот на свету такое случалось, особенно на солнце.

И тут у костра ей было очень хорошо, они купили молоко и хлеб у мужика на окраине деревни, и голодна она не была. А вот уважение, что выказывали ей и Ута, и Игнатий было как раз тем, что она так искала. Ну, со служанкой было все уже ясно, а вот большой и крепкий мужчина, что склонял голову и беспрекословно шел к ней, как только она звала его — это особенно радовало девичье сердце. Повелевать, оказывается, было так сладко.

Служанка укрыла ее одеялом, что они украли в постоялом дворе еще в Малене, до присяги господина. И уже под ним Агнес опять раскрыла книгу, которую читала всю дорогу, несмотря на ухабы и кочки. Иоганус Тотенхоф, «Знание трав и растений. Создание зелий, настоев и микстур, что придают человеку сил или отнимают их». Ах, как это прекрасно звучит, по одному названию видно, что писал книгу мудрый человек. Казалась, книга огромна, но как быстро читаются это большие страницы. Она уже осилила треть. Порой Агнес откладывала книгу, чтобы остановиться и растянуть удовольствие. Но долго это продолжаться не могло. Книга словно манила ее, и сидеть просто так рядом с ней было для девушки невыносимо. Попробуй усидеть, если ты дошел до главы, в которой говорилось: «Как любого самого сильного мужа сделать бессильным временно, чтобы члены его были ему непокорны и лишь разум и зрение повиновались только». Она уже хотела это попробовать. Сотворить его и посмотреть, как люди бессильны пред ним. Но о многом она еще не знала. Казалось бы, все знают о болиголове, и вдруг их оказалось три вида. И каждый действует по-разному. Попробуй сотворить, если не знаешь, какой тебе нужен. Одним можно отравить, другим обездвижить, третьим продлить мужскую страсть. Просто нужно знать, как и с чем их смешивать.

А еще она прочитала, что никакой волчьей ягоды нет! Девушка удивилась, узнав, что так называют пять разных растений, что даже и не похожи друг на друга. Особенно ей интересна была та волчья ягода, что на самом деле звалась Вороний глаз. Три раза перечитала о нем и настойке из него, что вызывала у выпившего сначала радость, затем сонность, а потом, после сна, полное беспамятство. Такое, что человек три последних дня вспомнить никак не мог. И всего-то для человека нужно три капли той настойки. Три капли и памяти нет.

Она читала это и все запоминала сразу, память у нее была редкостная, перечитывала скорее для удовольствия и для размышления. И думала она о том, что ей нужна специальная посуда для изготовления микстур и зелий, о которой все время писал Иоганус Тотенхоф. Вот и думай, где ее взять. И был еще один вопрос, который она сама разрешить не могла. Она не так уж хорошо разбиралась в травах и местах, где их нужно искать. Да, в книжке были картинки, и увидев растение, она бы его сразу узнала, но растение-то нужно было еще увидеть. И это опять не все. На какой рецепт ни глянь, так в нем нужна мандрагора. Ну, конечно, не во всех рецептах она была надобна, но уж точно в половине. И все, что о ней было написано, так это что растет она под висельниками. Что редко она цветком выходит, почти весь ее рост уходит в корень.