Тут же повернулся к солдатам, осмотрел строй и спросил у Циммера:

– Сколько людей у вас побили?

– Два десятка, а ещё дюжина сбежала, – отвечал тот.

– Сбежала? – генерал ещё больше начал злиться. – Они перебежали к врагу?

– Нет, – отвечал капитан, – убежали в лагерь.

– В лагерь? – барон был удивлён. Ведь просто убежать в лагерь и сидеть там они не могли. Покинуть строй во время боя – дезертирство, да такое, что никакие ротные корпоралы за дезертиров заступаться не станут. Тут дело попахивает петлёй. Нет, не будут они сидеть и ждать в лагере. Генерал поворачивается к Максимилиану и говорит тихо: – Прапорщик, возьмите пару людей и езжайте проверьте лодки. Нет, лучше останьтесь при них. Если кто попробует взять хоть одну из них – не церемоньтесь.

После он немного подумал о том, чтобы вместо Циммера оставить тут старшим ротмистра из рот Лаубе, но делать этого не стал. Просто оставил того ротмистра капитану в помощь, как и три десятка пехотинцев и десяток стрелков. А сам с охраной штандарта и оставшимися людьми ротмистра Неймана поспешил туда, где без умолку грохотали пушки. К полковнику Брюнхвальду.

Тут тоже всё было непросто, артиллеристы трудились изо всех сил, с вершины холма тяжко били большие пушки, картечью, без промаха, валя по десятку, по дюжине еретиков за раз, со склона часто стреляли кулеврины, тоже не промахиваясь. Канониры пристрелялись, и весь ров возле проложенного из фашин прохода был завален телами убитых и раненых. Но, несмотря на это, колонна под жёлто-красными стягами головой своей переползла ров и упорно прогибала линии Брюнхвальда. Сам полковник уже мелькал среди своих солдат, был сейчас в первых рядах. Был он без лошади, и лишь по плюмажу можно было узнать полковника. А у плетня засели стрелки и стреляли так часто, что ветер не успевал относить дым, серая пелена так и висела в морозном воздухе. Несмотря на то, что пушки с холма сметали пехотинцев врага, положение у Брюнхвальда было вовсе не простое, потери его были также велики.

«Чёртовы арбалетчики».

Чтобы не стоять под огнём стрелков, арбалетчики перебежали на другую сторону своей колонны, подальше от плетня со стрелками, и там под прикрытием своей пехоты нещадно забрасывали левый фланг Брюнхвальда болтами, выкашивая людей. Линии там стали терять строй, кривиться, так как не было того, кто мог бы заставить людей сомкнуть ряды.

Барон уже был готов дать приказ Нейману, чтобы тот пошёл на левый фланг, но тут к нему на холм въехал вестовой. То был человек из охраны флага, что уехал с Максимилианом, и уже по взволнованному виду этого проворного бойца генерал понял, что происходит что-то недоброе. И спрашивает у посыльного мрачно:

– Ну что ещё?

– Господин, дезертиры украли две лодки, уплыли, уже к тому берегу подплывают.

– Две лодки?

– Да. А ещё те раненые, что могут ходить, приходят к лодкам и просят, чтобы их переправили на тот берег, к лекарю.

– Пусть прапорщик наберёт из возниц и обозных людей охотников, пусть возят раненых. Хотя… Те потом разбегутся, и лодок с того берега мы не вернём, – но генерал чувствовал, что всё это не главное, что не стал бы переживать этот проверенный воин из-за пары лодок с дезертирами и из-за раненых, – ну, что ещё? Зачем тебя прислал прапорщик Брюнхвальд?

– Да, есть одно дело, он боялся вас отвлекать, но, кажется, с севера в нашу сторону поднимаются лодки с людьми.

Волков похолодел.

– Болван! Почему сразу об этом не сказал? Почему с этого не начал?

– Прапорщик не уверен, что эти лодки до нашего берега доплывут. Там течение быстрое, да и лёд вдоль всего берега намёрз.

Волков не стал больше его слушать, а сразу поехал к берегу реки, отдав приказ Нейману с людьми спешить за ними. И не ошибся.

Преодолевая сильное течение, к берегу шли шесть больших лодок, в каждой из которых было не меньше двадцати людей, и первая была уже в пятидесяти шагах от берега.

Хорошо, что он приказал Нейману срочно идти за ним, лодки плыли как раз сюда. В это у него сомнений не осталось, особенно после того, как над рекой кто-то прокричал с заметным северным акцентом:

«Кидай!».

И град болтов обрушился на него, так как он стоял к реке ближе иных. Он только успел прикрыть открытое забрало левой перчаткой. За остальное ему переживать нужды не было. Доспех архиепископа арбалеты пробить не могли. Но вот коня он прикрыть не мог. Конь сразу получил десяток болтов, в том числе в голову и в шею, и, заржав от боли, встал на дыбы, чуть не сбросив барона. А потом, присев на задние ноги, повалился вбок, и генерал едва успел вытащить ногу из стремени. Конь на земле стал биться, пытаясь встать, но быстро затих. Волков же был невредим, а вот его знаменосцу Франку не повезло, один из болтов попал ему прямо под срез шлема, над глазом, и он, просто выпустив знамя, медленно стал заваливаться на бок. Знамя подхватил кто-то из охраны, и самого Франка тоже схватили, чтобы не упал, но прапорщик был уже мёртв. И ещё один из людей барона был ранен. А первая из лодок уже подходила к берегу, но лёд не давал ей пристать, и тогда прямо в серую речную воду выпрыгнул первый из солдат еретиков. Судя по повязке на руке, то был сержант. Он, с хрустом ломая лёд перед собой хорошим тяжёлым клевцом на длинном древке, пошёл к берегу едва не по пояс в воде. За ним из лодки выпрыгивали другие храбрецы, и тут же подплывала следующая лодка. Волков закрыл забрало – не хватало ещё получить болт в лицо, как прапорщик Франк. Отбегать и прятаться за своих людей для генерала было неприемлемо, и он вытащил из ножен свой старомодный меч и пошёл навстречу этим зарвавшимся наглецам, что дерзнули столь малым числом высадиться у него в лагере.

Уже по широкому хвату врага Волков понял, что бить с размаху он не будет, ткнёт верхним шипом. Куда? В пах или в забрало, куда же ещё? На всякий случай генерал чуть развернулся к нему левым боком, чтобы избежать удара в пах, левую руку вперёд, как учили в мудрых трактатах по фехтованию, а меч свой он отвел в сторону, намереваясь рубить врагу ноги, где доспех у того был не очень хорош. Они сближались, и храбрый сержант еретиков уже почти вышел из воды, когда за спиной у генерала грянул выстрел. То был сиплый, с присвистом звук мушкета. Пуля ударила в панцирь, проделав в том чёрную дыру. И, не дойдя шага до берега, еретик с клевцом рухнул, ломая лёд, замертво.

Волков даже огорчился немного – он намеревался схватиться с храбрецом, теперь же пришлось остановиться. В воду он идти не собирался. Хлопнули ещё три выстрела. Охрана штандарта была набрана из лучших стрелков, из самых первых, да и дистанция была невелика, поэтому все достигали цели. И те еретики, что спрыгнули первыми, валились в ледяную воду. А в ответ с лодок снова полетели болты, и, судя по ругани среди его людей и по обиженному ржанию коней, не все снаряды летели в генерала.

Но тут уже появился и Нейман со своей ротой. И офицер, что руководил рейдом, понял, что дело у него не пойдёт, труба пропела какой-то незнакомый барону сигнал, и гребцы престали грести, а те из солдат, кто спрыгнул в воду, стали забираться обратно. Атака была отбита.

Но только тут, на берегу. Оттуда он снова заехал к Циммеру, и снова у того всё было нехорошо. Снова он был окружён, снова ему за спину пролезли арбалетчики и пехотинцы врага. Правда, генерал подивился тому, что сам Циммер и его солдаты не придавали этому большого значения. Держали строй, лишь закруглив фланги. Привыкли, что ли. Хотя во всех иных случаях враги на флангах – это уже был повод для паники и бегства.

Нейман снова разогнал врагов и дал возможность Циммеру унести раненых в лагерь.

Затем Волков вернулся на холм к Брюнхвальду и понял, что и у полковника дела идут плохо. Несмотря на то, что пушки работали, не переставая и ядра, и картечь выкашивали людей под жёлто-красными знамёнами, колонна врага мяла, давила всё сильнее, прогибала линии Брюнхвальда. И немалую помощь колонне оказывали, чёрт бы их побрал, проклятые арбалетчики еретиков, изрядно проредившие левый фланг полковника. Сам Карл был среди своих солдат, но его присутствие их не останавливало. Солдаты пятились.