Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Верлен Поль-МариГейне Генрих
Мюллер Вильгельм
По Эдгар Аллан
"Гомер"
Кучак Наапет
Жироду Жан
Мейер Конрад
Якшич Джура
Тао Юаньмин
Шенье Андре
Каладзе Карло Ражденович
Мильвуа Шарль-Юбер
Потье Эжен
Броневский Владислав
Дю Белле Жоашен
Чавчавадзе Александр Гарсеванович
Бехер Иоганнес Роберт
"Архилох"
Гейбель Эмануэль
Топелиус Сакариас (Захариас)
де Ренье Анри
Теннисон Альфред
Алкей "Алкей"
Данте Алигьери
Дживани
Барбье Огюст
Степаннос
Мицкевич Адам Бернард
Рильке Райнер Мария
Байрон Джордж Гордон
Тик Людвиг
Полициано Анджело
Багряна Элисавета
Туманян Ованес Тадевосович
Катулл Гай Валерий
Беранже Пьер-Жан
Чон Чхоль
Петефи Шандор
"Сапфо"
Дарио Рубен
Мистраль Габриэла
Леонидзе Георгий
Ростан Эдмон
Бялик Хаим Нахман
Деборд-Вальмор Марселина
Вильдрак Шарль
Валери Поль
де Эредиа Жозе Мария
Киплинг Редьярд Джозеф
Боденштедт Фридрих
Тувим Юлиан
Словацкий Юлиуш Райнер
Чобанян Аршак
Саядян Арутюн "Саят-Нова"
 > Мастера русского стихотворного перевода. Том 2 > Стр.61
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
60
61
62
...
99
709. Молодая Милошевка и мать Юговичей
Милошевка юная сидела
В горнице прохладной и вязала.
Два прохожих стали у оконца,
Помощи ей божьей пожелали:
«Милошевка, бог тебе на помощь,
Для кого ты там рубашку вяжешь?
Вяжешь ли ее родному брату,
Своему ли вяжешь господину,
Милому ль рубашку вяжешь сыну?»
Милошевка им в ответ сказала:
«Бог спаси вас, путники, за ласку,
Что спросили, для кого вязанье.
Я вяжу рубашку не для мужа,
Я вяжу рубашку не для сына,
Я вяжу ее родному брату».
Путники ей тихо отвечали:
«Милошевка, не вяжи вязанья,
Брось рубашку: ни один из близких
Твоего вязанья не износит,
Выйди вон из горницы скорее,
Белый двор свой осмотри немедля,
Там найдешь ты головы любимых:
В первой — своего узнаешь мужа,
Во второй — единственного сына,
В третьей — брата своего родного».
Милошевка на ноги вскочила,
Бросила она свое вязанье,
Выбежала, бедная, из дома,
Но когда она на двор ступила,
Во дворе ей крови по колено,
И в крови той — головы любимых:
Первая — возлюбленного мужа,
А вторая — дорогого сына,
Третья голова — родного брата.
Замерла младая Милошевка
И не знает, как ей быть, что делать.
И от горя тут и от печали
Белые свои отсекла руки
И хотела оба ока вынуть.
Тут случилась древняя старушка,
Юг-Богдана милая вдовица,
И сказала Милошевке юной:
«Как ты, Милошевка, неразумна,
Для чего ты руки отрубила?
Большее перенесла я горе,
Юг-Богдан мой господин любимый,
Девять милых сыновей имела,
Юговичей девять я растила,
Время всем пришло в поход сбираться;
У кого есть сын — его сбирает,
Кто бездетен — сам идет в отряды.
Господина старого Богдана
И девятерых сынов любимых,
Юговичей милых, снарядила,
В Косово пошли они на битву.
И немного времени минуло,
С поля Косова пришло посланье:
Старый муж мой пал в кровавой сече,
Девять милых сыновей погибли,
Девять пало Юговичей милых,
И остались девять снох на свете,
И у каждой-то снохи по внуку.
Как минула первая неделя,
Я взяла с собой вина две чаши,
Повела я девять снох с собою,
И на Косово пошли мы поле
Сыновей искать моих любимых.
Как на Косово пришла я поле,
Не нашла я там сыночков милых,
А нашла могил там черных девять,
У могил тех копья в землю вбиты,
И привязаны у копий кони,
Ни овса не надо им, ни сена.
От могилы я иду к могиле,
Лью вино на них, а их целую».
<1965>

Сон Кан (Чон Чхоль)

710.
На яркой пестроте цветов
Две бабочки всегда вдвоем;
Средь зелени плакучих ив
Две иволги всегда вдвоем.
Живое всё всегда вдвоем,
Лишь я на свете одинок.
<1958>
711.
Ты у дороги для чего
Стоишь, моя сосна?
Как я хотел бы скрыть тебя
Подальше от людей,
Уже идущих с топором,
Чтобы тебя срубить.
<1958>
712.
Эй, дед, что ты несешь на голове?
Сними-ка тяжесть и отдай мне в руки.
Ведь у меня еще так много сил,
Что мне легка и каменная глыба.
Уж грустно то, что ты так слаб и стар,
А тут еще возиться с тяжкой ношей!
<1958>
713.
Когда болеет дерево, никто
Под ним не отдыхает у дороги.
А под здоровым деревом всегда
Прохожий ищет тени и приюта.
Но вот оно без веток, без листвы,
И на него теперь не сядет птица.
<1958>

Ким Мин Сун

714.
Недугов, что меня терзают тяжко,
Не сосчитать — их не один, не два.
Глаза глядят, но лучше б не глядели.
И слышат уши — лучше быть глухим
И ноздри лучше бы не обоняли,
И разучились говорить уста.
А то, что мне порой суставы ломит,
Болит нутро, а иногда тошнит,
Так это всё неважно…
<1958>

Джакомо Леопарди

715. Палинодия
<b>        Маркизу Джино Каппони</b>
<b>        И в воздыханьи вечном нет спасенья.</b>
<b>            <i>Петрарка</i></b>
Я заблуждался, добрый Джино; я
Давно и тяжко заблуждался. Жалкой
И суетной мне жизнь казалась, век же
Наш мнился мне особенно нелепым…
Невыносимой речь моя была
Ушам блаженных смертных, если можно
И следует звать человека смертным.
Но из благоухающего рая
Стал слышен изумленный, возмущенный
Смех племени иного. И они
Сказали, что, неловкий неудачник,
Неопытный в усладах, неспособный
К веселью, я считаю жребий свой
Единственный — уделом всех, что все
Несчастны, точно я. И вот средь дыма
Сигар, хрустения бисквитов, крика
Разносчиков напитков и сластей,
Средь движущихся чашек, среди ложек
Мелькающих, блеснул моим глазам
Недолговечный свет газеты. Тотчас
Мне стало ясно общее довольство
И радость жизни смертного. Я понял
Смысл высший и значение земных
Вещей, узнал, что путь людей усыпан
Цветами, что ничто не досаждает
Нам и ничто не огорчает нас
Здесь, на земле. Познал я также разум
И добродетель века моего,
Его науки и труды, его
Высокую ученость. Я увидел,
Как от Марокко до стены Китайской,
От Полюса до Нила, от Бостона
До Гоа все державы, королевства,
Все герцогства бегут не чуя ног
За счастьем и уже его схватили
За гриву дикую или за кончик
Хвоста. Всё это видя, размышляя
И о себе, и о своей огромной
Ошибке давней, устыдился я.
… … … … … … … … … … … … … … …
Один твой друг, о досточтимый Джино,
Маэстро опытный стихосложенья,
Знаток наук, искусства критик тонкий,
Талант, да и мыслитель из таких,
Что были, есть и будут, мне сказал:
«Забудь о чувстве. Никому в наш век,
Который интерес нашел лишь в том,
Что обществу полезно, и который
Лишь экономикой серьезно занят,
До чувства нету дела. Так зачем
Исследовать сердца свои? Не надо
В себе самом искать для песен тему!
Пой о заботах века своего
И о надежде зрелой!» Наставленье,
Столь памятное мне! Я засмеялся,
Когда комичный чем-то голос этот
Сказал мне слово странное «надежда» —
Похожее на звуки языка,
Забытого в младенчестве. Сейчас
Я возвращаюсь вспять, иду к былому
Иным путем — согласен я с сужденьем,
Что, если хочешь заслужить у века
Хвалу и славу, — не противоречь
Ему, с ним не борись, а повинуйся,
Заискивая: так легко и просто
Окажешься средь звезд. И всё же я,
Стремящийся со страстью к звездам, делать
Предметом песнопений нужды века
Не стану — ведь о них и так всё больше
Заботятся заводы. Но сказать
Хочу я о надежде, той надежде,
Залог которой очевидный боги
Уже нам даровали: новым счастьем
Сияют губы юношей и щеки,
Покрытые густыми волосами.
Привет тебе, привет, о первый луч
Грядущего во славе века. Видишь,
Как радуются небо и земля,
Сверкают взоры женские, летает
По балам и пирам героев слава.
Расти, расти для родины, о племя
Могучее. В тени твоих бород
Италия заблещет и Европа,
И наконец весь мир вздохнет спокойно.
И вы, смеясь, привет пошлите, дети,
Родителям колючим и не бойтесь
Слегка при этом поцарапать щеки.
Ликуйте, милые потомки, — вам
Заветный уготован плод — о нем
Давно мечтали: суждено увидеть
Вам, как повсюду воцарится радость,
Как старость будет юности счастливей,
Как в локоны завьется борода,
Которая сейчас короче ногтя.
1966
61
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"836608","o":1}