Арман Сюлли-Прюдом 478. Затерявшийся крик Игрой мечты ушел я в глубь веков И вижу юношу: болезненный, печальный, Возводит он с толпой других рабов Хеопсу мавзолей пирамидальный. Вот он несет на согнутой спине Чудовищный гранит. Дрожащая походка… Глаза глядят страдальчески и кротко… И страшный крик раздался в тишине! Тот крик потряс весь воздух, строй эфира, Дошел до звезд — и там, за гранью мира, Всё вверх идет в пространстве вековом. Он ищет божества и правды бесконечной… Прошли века. Гигант остроконечный Над деспотом стоит в величии немом! 1880 479. Могила Его сочли бездушным мертвецом, Но он проснулся. Рот окостенелый Хотел кричать, но крик его несмелый Был заглушен каким-то потолком. И в странной пустоте, холодной и бездонной, Без звуков, без лучей, лежит он одинок, Тревожно слушая… Испуганный зрачок Пронизывает мрак безжизненный и сонный. Кругом царит загадочный покой… Вот хочет он привстать… и — ужас! — головой Ударился о доски гробовые! Усни и ты, душа моя, Не плачь, не рвись в небесные края, Чтоб цепи не почувствовать земные! 1880 Фридрих Боденштедт 480. Из «Песен Мирзы-Шафи» Манифест собственноручно Написал персидский шах, А народ его дивился И шумел на площадях. Мудрость царскую, ликуя, До небес превознесли: «Слава, слава падишаху За пределами земли!» Но Мирза-Шафи в сторонке Головой седой поник… «Неужели я как должно Понимаю этот крик? Глубоко же уваженье К властелину здешних мест, Если смотрят с изумленьем На разумный манифест!..» 1879 Н. Минский Гомер 481. Илиада. Из песни IV Боги собрались в совет, на помосте из золота сидя Подле Зевеса-отца, а в средине почтенная Геба Черпала нектар для них. И, друг друга приветствуя, боги Пили из чаш золотых и взирали на город троянцев. Вдруг вознамерился Зевс рассердить волоокую Геру Колкою речью своей и насмешливо так ей промолвил: «Две есть защитницы между богинь у царя Менелая — Гера Аргивская, с ней и Афина, заступница в битвах. Но вдалеке они сели, довольствуясь зрелищем боя. А между тем Афродита, сияя улыбкою нежной, Всюду следит за Парисом, от парок его защищая. Так и сегодня спасла уж близкого в мыслях от смерти. Всё же в бою победил Менелай, любимец Арея. Ныне давайте обсудим, как эти дела нам устроить: Снова ль подымем войну и смятение битвы жестокой, Или же дружбу и мир учредим средь обоих народов. Если одобрите все и покажется так вам приятным, Город Приама-царя пусть останется впредь населенным, Вместе же с тем Менелай пусть вернет аргивянку Елену». Так он сказал. И в душе возроптали Афина и Гера. Рядом сидели они и троянцам беды замышляли. Но молчалива была и не молвила слова Афина: Гнев против Зевса-отца и ярость ее обуяли. Гера же злобы в душе не сдержала и так говорила: «О жесточайший Кронид! Какое ты слово промолвил! Хочешь ли сделать мой труд бесполезным? Ужели напрасно Пóтом, трудясь, обливалася я? Мои кони устали, Войско ахейцев сбирая на горе Приаму и детям. Делай. Но мы, остальные все боги, тебя не одобрим». <1896> Джордж Гордон Байрон 482. В час, когда расставались Мы в слезах и без слов И душой содрогались Пред разлукой годов, — Были льдом твои руки, Поцелуй — холодней. Предвещал миг разлуки Горе будущих дней. Утро льдистой росою Мне кропило чело, Угрожая бедою — Тем, что ныне пришло. Ты забыла обеты, Твое имя — укор. Грустно слышу наветы И делю твой позор. Пусть молва нас связала, — Не она мне тяжка. О, скажи: чем ты стала Так душе дорога? Нас не люди накажут, Я лишь знаю тебя, И слова не расскажут, Как жалею, скорбя. Мы сроднились душою, И грущу в тишине, Что ты стала чужою Мне в чужой стороне. Если ж вновь тебя встречу После многих годов, На привет твой отвечу Вновь слезами без слов. <1904> 483. Сонет к Шильону Дух вечной мысли, ты, над кем владыки нет, Всего светлей горишь во тьме темниц, свобода. Там ты живешь в сердцах, столь любящих твой свет, Что им с тобой мила тюремная невзгода. Когда твоих сынов, хранящих твой завет, Бросают скованных под сень глухого свода, — В их муках торжество восходит для народа, И клич свободы вмиг весь облетает свет. Шильон! Твоя тюрьма — святыня. Пол гранитный — Алтарь. Его топтал страдалец беззащитный Так долго, что в скалу, как в дерн, вдавил следы. Их не сотрет никто, клянусь я Бонниваром. Пусть к богу вопиют они о рабстве старом, Пусть возвещают смерть насилья и вражды. <1904> |
