651. А потом… Прорытые временем лабиринты — исчезли. Пустыня — осталась. Немолчное сердце — источник желаний — иссякло. Пустыня — осталась. Защитное марево и поцелуи — пропали. Пустыня — осталась. Умолкло, заглохло, остыло, иссякло, исчезло. Пустыня — осталась. 1941 О. Э. Мандельштам Жан Расин 652. Начало «Федры» — Решенье принято, час перемены пробил! Узор Трезенских стен всегда меня коробил, В смертельной праздности на медленном огне Я до корней волос краснею в тишине: Шесть месяцев терплю отцовское безвестье, И дальше для меня тревога и бесчестье Не знать урочища, где он окончил путь. — Куда же, государь, намерены взглянуть? Я первый поспешил унять ваш страх законный И переплыл залив, Коринфом рассеченный. Тезея требовал у жителей холмов, Где глохнет Ахерон в жилище мертвецов. Элиду посетил, не мешкал на Тенаре, Мне рассказала зыбь о рухнувшем Икаре. Надежды ль новой луч укажет нам тропы В блаженный край, куда направил он стопы? Быть может, государь свое решенье взвесил И с умыслом уход свой тайной занавесил, И между тем как мы следим его побег, Сей хладнокровный муж, искатель новых нег, Ждет лишь любовницы, что, тая и робея… — Довольно, Терамен, не оскорбляй Тезея… <1923> Огюст Барбье 653. Мятеж Как будто ураган верхи дерев нагнул, Летит предместьями глухой и низкий гул: Дверные молотки бьют в бронзовые доски. Страх бьет без промаху. И женщин, и детей Простоволосый плач до старческих ушей Добрался. Все дрожат. Еще одна минута, И каждый добежит до своего закута. Попрятались, и вдруг колючая метла Весь многолюдный сор на улице смела. Тогда мятеж, мятеж на каблуках дерзанья Народный гонит вал, в ладоши бьет восстанье. В щетине криков весь, сам тысяча голов, Сверяет мощь своих набухнувших рядов И набережных вдоль, на каменной постели, Кричит, как женщина, тяжелая от хмеля. 1924 Франческо Петрарка
651—655. Сонеты * * * Река, разбухшая от слез соленых, Лесные птахи рассказать могли бы, Чуткие звери и немые рыбы, В двух берегах зажатые зеленых… Дол, полный клятв и шепотов каленых, Тропинок промуравленных изгибы, Силой любви затверженные глыбы И трещины земли на трудных склонах. Незыблемое зыблется на месте, И зыблюсь я. Как бы внутри гранита, Зернится скорбь в гнезде былых веселий, Где я ищу следов красы и чести, Исчезнувшей, как сокол после мыта, Оставив тело в земляной постели. * * * Как соловей сиротствующий славит Своих пернатых близких ночью синей И деревенское молчанье плавит По-над холмами или в котловине, И всю-то ночь щекочет и муравит, И провожает он один отныне — Меня, меня — силки и сети ставит И нудит помнить смертный пот богини. О, радужная оболочка страха! Эфир очей, глядевших в глубь эфира, Взяла земля в слепую люльку праха — Исполнилось твое желанье, пряха! И, плачучи, твержу: вся прелесть мира Ресничного не долговечней взмаха. 1934 Б. Л. Пастернак Рафаэль Альберти 656. Эль-Пардо Столько солнца на фронте; в контрасте С синевой тишина так резка; Так надменно небес безучастье, Снисходящее так свысока; Так полянам до смерти нет дела; Ход часов так собой поглощен; Снег такою горячкою белой Смотрит с гор вне пространств и времен, — Что от боли валюсь я и слепну, И лазурь, превратясь в динамит, Темнотой осыпается склепной И расколотой тишью гремит. <1938> Поль Верлен 657. Ночное зрелище Ночь. Дождь. Вдали неясный очерк выбит: В дождливом небе старый город зыбит Разводы крыш и башенных зубцов. Пустырь. Костыль с телами мертвецов, Без угомону пляшущих чакону, Когда с налету их клюют вороны, Меж тем как волки пятки им грызут. Кой-где терновый куст, и там и тут На черном поле измороси мглистой — Колючие отливы остролиста. И шествие: три узника по ней Под пешей стражей в двести бердышей, Смыкающей еще лишь неизбывней Железо пик в железной сетке ливня. <1938> |