Это было давно, это было давно,

    В королевстве приморской земли:

Там жила и цвела та, что звалась всегда,

    Называлася Аннабель-Ли.

Я любил, был любим, мы любили вдвоем,

    Только этим мы жить и могли.

И, любовью дыша, были оба детьми

    В королевстве приморской земли.

Но любили мы больше, чем любят в любви,

    Я и нежная Аннабель-Ли.

И, взирая на нас, серафимы небес

    Той любви нам простить не могли.

Оттого и случилось когда-то давно,

    В королевстве приморской земли:

С неба ветер повеял холодный из туч,

    Он повеял на Аннабель-Ли;

И родные толпою печальной сошлись

    И ее от меня унесли,

Чтоб навеки ее положить в саркофаг,

    В королевстве приморской земли.

Половины такого блаженства узнать

    Серафимы в раю не могли, —

Оттого и случилось (как ведомо всем

    В королевстве приморской земли):

Ветер ночью повеял холодный из туч

    И убил мою Аннабель-Ли.

Но, любя, мы любили сильней и полней

    Тех, что старости бремя несли,

    Тех, что мудростью нас превзошли, —

И ни ангелы неба, ни демоны тьмы

    Разлучить никогда не могли,

Не могли разлучить мою душу с душой

    Обольстительной Аннабель-Ли.

И всегда луч луны навевает мне сны

    О пленительной Аннабель-Ли;

    И зажжется ль звезда, вижу очи всегда

Обольстительной Аннабель-Ли;

И в мерцаньи ночей я всё с ней, я всё с ней,

С незабвенной — с невестой — с любовью моей —

    Рядом с ней распростерт я вдали,

    В саркофаге приморской земли.

Небеса были серого цвета,

    Были сухи и скорбны листы,

    Были сжаты и смяты листы.

За огнем отгоревшего лета

    Ночь пришла, сон глухой черноты,

Близ туманного озера Обер,

    Там, где сходятся ведьмы на пир,

    Где лесной заколдованный мир,

Возле дымного озера Обер,

    В зачарованной области Вир.

Там однажды, в аллее Титанов,

    Я с моею Душою блуждал,

    Я с Психеей, с Душою блуждал.

В эти дни трепетанья вулканов

    Я сердечным огнем побеждал,

    Я спешил, я горел, я блистал, —

Точно серные токи на Яник,

    Бороздящие горный оплот,

Возле полюса, токи, что Яник

    Покидают, струясь от высот.

Мы менялися лаской привета,

    Но в глазах затаилася мгла,

    Наша память неверной была,

Мы забыли, что умерло лето,

    Что октябрьская полночь пришла,

    Мы забыли, что осень пришла,

И не вспомнили озеро Обер,

    Где открылся нам некогда мир,

Это дымное озеро Обер

    И излюбленный ведьмами Вир.

Но когда уже ночь постарела

    И на звездных небесных часах

    Был намек на рассвет в небесах, —

Что-то облачным сном забелело

    Перед нами, в неясных лучах,

И внезапно предстал серебристый

    Полумесяц, двурогой чертой,

Полумесяц Астарты лучистый,

    Очевидный двойной красотой.

Я промолвил: «Астарта нежнее

    И теплей, чем Диана, она —

    В царстве вздохов, и вздохов полна;

Увидав, что, в тоске не слабея,

    Здесь душа затомилась одна, —

Чрез созвездие Льва проникая,

    Показала она в облаках

    Путь к забвенной тиши в небесах,

И, чело перед Львом не склоняя,

    С нежной лаской в горящих глазах,

Над берлогою Льва возникая,

    Засветилась для нас в небесах».

Но Психея, свой перст поднимая,

    «Я не верю, — промолвила, — в сны

    Этой бледной богини Весны.

О, не медли, — в ней бледность больная!

    О, бежим! Поспешим! Мы должны!»

И, в испуге, в истоме бессилья,

    Не хотела, чтоб дальше мы шли,

И ее ослабевшие крылья

    Опускались до самой земли —

    И влачились — влачились в пыли.

Я ответил: «То страх лишь напрасный,

    Устремимся на трепетный свет,

    В нем кристальность, обмана в нем нет.

Сибиллически-ярко-прекрасный,

    В нем Надежды манящий привет,

    Он сквозь ночь нам роняет свой след.

О, уверуем в это сиянье,

    Так зовет оно вкрадчиво к снам,

Так правдивы его обещанья

    Быть звездой путеводною нам,

    Быть призывом, сквозь ночь, к Небесам!»

Так ласкал, утешал я Психею

    Толкованием звездных судеб,

    Зоркий страх в ней утих и ослеп.

И прошли до конца мы аллею,

    И внезапно увидели склеп,

    С круговым начертанием склеп.

«Что гласит эта надпись?» — сказал я,

    И, как ветра осеннего шум,

Этот вздох, этот стон услыхал я:

    «Ты не знал? Улялюм — Улялюм —

    Здесь могила твоей Улялюм».

И, сраженный словами ответа,

    Задрожав, как на ветке листы,

    Как сухие под ветром листы,

Я вскричал: «Значит, умерло лето,

    Это осень и сон черноты,

Небеса потемневшего цвета,

Ровно — год, как на кладбище лета

    Я здесь ночью октябрьской блуждал,

    Я здесь с ношею мертвой блуждал.

Эта ночь была ночь без просвета,

    Самый год в эту ночь умирал, —

    Что за демон сюда нас зазвал?

О, я знаю теперь, это — Обер,

    О, я знаю теперь, это — Вир,

Это — дымное озеро Обер

    И излюбленный ведьмами Вир».