Конечно, это были просто слова, и Эйдриан уже далеко не впервые утихомиривал ими Де'Уннеро. Однако очень важно, что сейчас они были произнесены в присутствии графа Де Лурма, только что поднявшегося на одну из высших ступеней в военной иерархии королевства. Слегка успокоившись, растеряв все аргументы, монах пристально взглянул на короля, поклонился и вышел.

Проводив его насмешливым взглядом, Де Лурм посмотрел на Эйдриана с таким выражением, как будто его забавляла легкость, с которой молодой король отмел все возражения монаха.

Однако у Эйдриана было совсем другое настроение. Репутация Де'Уннеро среди Непобедимых и придворных заметно упала в последнее время, когда стало ясно, что жители покоренных городов, в особенности Палмариса, не испытывают к нему ничего, кроме ненависти и презрения.

— Этот человек — самый выдающийся воин в мире, — сказал Эйдриан, и улыбка сбежала с губ графа Де Лурма. — Не считая меня самого, разумеется. В схватке он за пару минут разделается с тобой или любым другим Непобедимым. Причем, покончив с одним, тут же перейдет к другому, пока все его противники не будут мертвы.

Его собеседник немедленно расправил плечи и ощутимо напрягся.

— Не сочти это за оскорбление, любезный граф. Даже ваш герцог Калас понимает, что дело обстоит именно так. Человек настолько умелый в боевых искусствах, как Маркало Де'Уннеро, — в самом деле редкое сокровище, истинное воплощение воинского духа. Он человек чести и немалой отваги, прошедший через такие испытания, которых ты и вообразить себе не в состоянии. Я призываю тебя относиться к нему с уважением, которого он, несомненно, заслуживает. Поверь, когда Маркало Де'Уннеро возглавит церковь Абеля, она снова станет самым надежным подспорьем дворянскому сословию Хонсе-Бира.

— Да, мой король, — покорно ответил Де Лурм.

— И не забывай ни на мгновение, любезный граф, — продолжал Эйдриан, — что, если ты позволишь себе слишком открыто насмехаться над Де'Уннеро, он, как я уже объяснил, может попросту тебя прикончить.

«Как раз такой пинок по самолюбию Де Лурма, какой требуется», — подумал король.

— Хватит об этом, — тут же добавил он, не желая слишком сильно раздражать нового командующего флотом. — Давай вернемся к проблемам твоей миссии. Свои обязанности ты, как я вижу, понимаешь. Так что готовь корабли и людей. Я посылаю тебя с уверенностью в благополучном исходе похода и нисколько не сомневаюсь, что ты закрепишь крепость за королем Эйдрианом. Как только мы получим этот остров, ключ от залива Короны окажется в наших руках, а число тактических уловок, доступных нашим врагам с севера, существенно сократится. Однако будь все время настороже, поскольку не исключена возможность, что принц Мидалис нападет на тебя до того, как мы пришлем подкрепление. Держись во что бы то ни стало и заставь его дорого заплатить, если это случится.

— Да, мой король, — отчеканил граф Де Лурм; казалось, молодого командующего флотом так и распирает от гордости. — Я не подведу тебя. Когда по окончании зимы ты поплывешь на север, над Пирет Данкард будет развеваться флаг с изображением медведя и тигра, а люди, которым ты доверил выполнение этой важной миссии, будут готовы отплыть вместе с тобой, чтобы завоевать Пирет Вангард!

Эйдриан улыбнулся и мысленно одобрительно похлопал сам себя по плечу за мудрое решение вывести флот королевства из-под командования стареющего, слишком уж осторожного, а главное — не поспешившего вовремя выразить ему преданность герцога Брезерфорда.

— Де'Уннеро просто проявляет осторожность, — вечером того же дня сказала Садья Эйдриану, когда они остались наедине в одном из роскошных помещений Чейзвинд Мэнор. — Он, конечно, убежден, что твой победный марш остановить никто не в состоянии, но предпочитает действовать более медленно и осмотрительно.

Король с улыбкой посмотрел на нее.

— С каких пор Садья заговорила об осмотрительности? Разве не эта женщина бродила по Вайлдерлендсу с шайкой головорезов? Разве не она упала в объятия Маркало Де'Уннеро только потому, что он опасен и это заставляет ее трепетать от восторга?

— Тут было нечто большее, — с некоторым раздражением бросила маленькая певица.

— Да неужели? О да, еще, разумеется, надежда на власть. Именно она более всего разжигает твою чувственность.

Садья пыталась сохранять спокойствие, но было очевидно, что достаточно откровенные высказывания Эйдриана сердят ее все сильнее. Тот придвинулся к ней поближе — может быть, слишком близко! — и женщина отпрянула — надо сказать, совсем чуть-чуть.

— Я понимаю тебя, — продолжал молодой король, понизив голос почти до шепота. — Мы оба осознаем очарование власти и опасности. Мы оба понимаем, что только тот по-настоящему чувствует себя живым, кто подходит вплотную к опасному краю.

Грудь певицы тяжело вздымалась. Эйдриан ощущал на лице ее дыхание, подогреваемое внутренним жаром. Он видел, как темные глаза женщины мерцают все ярче по мере того, как разгоралось, угрожая взорваться всплеском необузданной страсти, ее желание.

Он наклонился еще ближе, стремясь впитать в себя ее запах, ее дыхание, почувствовать притяжение ее прекрасного тела.

Садью тянуло к нему все сильнее, и, казалось, голос здравого смысла в ней вот-вот смолкнет.

— Я должен идти на совет, — внезапно сказал Эйдриан и сделал шаг назад, разрушив наваждение.

Он невероятно сильно хотел Садью. Не вкусив еще любви женщины, он ощущал прелесть, которую обещало обладание ею, судя хотя бы по сиянию в глазах певицы, по жару, исходящему от ее тела.

Но не сейчас, когда до обещанной Де'Уннеро и такой желанной для того награды пока далеко. Придет время, и Эйдриан совершит с монахом сделку — церковь Абеля в обмен на женщину, — на которую он согласится. Кроме того, король понимал, что доводит Садью до безумия, пробуждая в ней вожделение к себе, и ему хотелось продолжить эту игру, разжечь огонь такой страсти, чтобы певица умоляла его овладеть ею.

Бросив на женщину многообещающий взгляд, Эйдриан повернулся и покинул комнату, оглянувшись лишь раз.

Мысли о ней преследовали его на всем пути из Чейзвинд Мэнор до дома у северных ворот Палмариса, где была назначена встреча. Де'Уннеро, Калас и командиры, не занятые в подготовке к походу, возглавляемому графом Де Лурмом, собрались у стола, на котором была разложена карта Хонсе-Бира.

Король, подойдя к столу, встал между Де'Уннеро и герцогом. Он изучал карту, в особенности закрашенные красным области, находящиеся под его контролем. К ним относилось пространство к югу от Кертинеллы на западном берегу залива Мазур-Делавал и все южные земли от провинции Йорки до Энтела. В особенности Эйдриан обратил внимание на флажки, позволяющие судить о направлениях дальнейшего продвижения его армии. Одна стрелка шла от Мазур-Делавала к Пирет Данкарду — этим путем должен был следовать Де Лурм, — а другая начиналась от Палмариса, пересекала водное пространство и по диагонали уходила на юго-восток, в направлении Энтела.

— Продолжайте обсуждение, — сказал король, понимая, что остальные смолкли, давая ему возможность тщательно изучить карту.

Калас сделал знак Де'Уннеро, тот наклонился над столом и перечеркнул устремленную в юго-восточном направлении стрелу, слегка сместив ее к востоку. Теперь наконечник стрелы указывал на Сент-Гвендолин, самое большое аббатство королевства близ побережья Лапы Богомола.

Последовала короткая пауза, после чего заговорил герцог Калас.

— Ты рискуешь оставить очаги сопротивления у нас за спиной. Не все городки и деревни к югу уже наши. Уверяю тебя, у принца Мидалиса там найдется много преданных сторонников.

— Чем дольше мы мешкаем, тем быстрее в этих очагах сопротивления перейдут к открытой борьбе, — возразил монах. — Пройдя севернее деревень, мы отрежем их от остальной части страны, и их жители поймут бессмысленность сопротивления.

— Мешкаем? — переспросил человек с противоположной стороны стола. — Разве не ты призывал нас к осмотрительности и терпению, возражая против отправки графа Де Лурма к Пирет Данкард?