Но вскоре произошло событие, окончательно переполнившее чашу терпения Дзирта. Мазой постоянно брал Гвенвивар в походы, которые то и дело затевал против враждебных кланов эльфов либо против иных обитателей Подземья. Обычно кошка беспрекословно выполняла его приказы. Однако в походе против свирфов, рудокопов, отличавшихся миролюбивым нравом, но нередко сталкивавшихся с эльфами в споре за богатства недр, Мазой в своей жестокости зашел слишком далеко.

Не выдержав натиска эльфов, свирфы в панике разбежались по закоулкам извилистых тоннелей. Атака была успешной, эльфам досталась богатая добыча, враг был рассеян и еще долго не причинял бы эльфам беспокойства. Но Мазой жаждал крови.

И он использовал Гвенвивар, волшебную охотницу, как орудие убийства. Раз за разом он отправлял кошку в погоню за убегающими свирфами до тех пор, пока они не были уничтожены все до единого.

Дзирт и ряд других эльфов видели это. Они сочли охоту превосходной забавой, однако Дзирт не испытал никаких чувств, кроме отвращения. Его поразило, как оскорблена происходящим была сама гордая кошка. Гвенвивар была рождена охотницей, но не убийцей.

Тот случай стал последним в цепи злодеяний, которые наблюдал вокруг себя Дзирт. Он решил, что с него хватит. Он всегда чувствовал, что во многом отличается от своих соплеменников, хотя иногда и в нем проявлялись такие черты, что его охватывал страх от своего сходства с прочими эльфами. Убийство для него никогда не было развлечением, как для большинства его соплеменников. Дзирт не знал, как назвать это странное чувство. Лишь впоследствии, выйдя на поверхность, он узнал, что живущие там люди называют это совестью.

Неделей позже ему удалось подстеречь Мазоя вне пределов Мензоберранзана. Дзирт прекрасно сознавал, что стоит нанести удар – и обратной дороги в родной город ему не будет, но рука его даже не дрогнула, когда кинжал вонзился меж ребер ничего не подозревающей жертвы.

Это был первый и последний раз, когда Дзирт убил своего соплеменника, и он до сих пор ощущал угрызения совести, несмотря на не слишком теплые чувства, которые питал к своему народу.

Тогда, убив Мазоя, он прихватил с собой статуэтку пантеры и исчез, мечтая лишь о том, чтобы подыскать себе в глубинах Подземья подходящую пещеру. Однако судьбе было угодно вывести его на поверхность. Потом, гонимый из городов густонаселенного юга, он оказался на севере, в Десяти Городах, среди бродяг и мошенников. Но здесь его хотя бы терпели.

Эльфа мало волновали следовавшие за ним по пятам слухи и пересуды. Здесь у него были верные друзья – хафлинг, дворфы и приемная дочь Бренора – Кэтти-бри.

С ним была Гвенвивар.

Дзирт вновь потрепал пантеру по мощной шее и отправился на поиски какой-нибудь пещеры, где смог бы отдохнуть перед битвой.

Войско варваров показалось у Прохода Бремена около полудня. Они несколько задержались, исполняя боевую песнь, однако, судя по всему, прекрасно понимали, что внезапность является одной из важнейших составляющих плана, предложенного де Бернезаном.

Сейчас, шагая рядом с королем Гаальфданом, де Бернезан явно упивался видом Мир Дуальдона, усыпанного парусами рыбацких судов. События развивались в полном соответствии с его замыслами, они застанут город врасплох. Заметив, что на многих судах уже развеваются алые флаги, возвещающие о хорошем улове, южанин злорадно усмехнулся. «Тем больше достанется завоевателям», – пробормотал он, задыхаясь от быстрой ходьбы.

Когда народ Медведя, отделившись от сил войска, направился к Термалэйну, варвары все еще шагали молча, хотя внимательный наблюдатель, несомненно, обратил бы внимание на тучи пыли, поднятой сотнями воинов. Завоеватели приближались к Брин Шандеру молча и затянули свой боевой гимн, только когда вдали показались остроконечные шпили и крыши города.

А в это время в Термалэйне отряд Гаальфдана готовились встретить объединенные силы четырех городов. Им предстояло нанести направляющемуся к городу племени молниеносный удар, как можно быстрее смять боевые порядки противника и, не теряя времени даром, двигаться на подмогу защитникам Брин Шандера. Всей операцией руководил Кемп из Таргоса, однако командовать первым боем он доверил Агорвалу из Термалэйна, города, который было необходимо отстоять любой ценой.

Вот запылали первые, расположенные на окраине дома. Армия Гаальфдана входила в город. По количеству жителей Термалэйн уступал лишь Таргосу, крупнейшему из Десяти Городов, не считая Брин Шандера. Строения здесь располагались достаточно свободно и на большой территории. Жители Термалэйна предпочитали селиться широко и с размахом, не жалея усилий на оборудование дополнительных дорог и широких улиц. Порой Термалэйн производил обманчивое впечатление заброшенного поселения. Однако сейчас де Бернезана не покидало ощущение, что улицы города еще более пустынны, чем обычно. Решив, что это неспроста, он, не медля, сообщил о своем наблюдении Гаальфдану. Но тот, самодовольно усмехнувшись, заверил южанина, что это, мол, потому, что крысы в страхе попрятались, почувствовав приближение медведя.

– Выволакивайте их наружу и поджигайте дома! – загремел голос короля варваров. – Пусть рыбаки услышат плач своих женщин и увидят зарево горящего города!

В этот момент метко пущенная стрела, пронзив грудь Гаальфдана, глубоко вошла в его сердце. В течение нескольких мгновений варвар, не в силах издать даже предсмертный крик, изумленно взирал на вибрирующее древко стрелы… Затем тьма смерти навсегда сомкнула его веки.

Предводителя народа Медведя остановил верный лук Агорвала. Следуя его сигналу, защитники города бросились вперед.

Воины градом посыпались с крыш, сплошным потоком хлынули из тени деревьев и из дверей охваченных пламенем домов. Некоторые из варваров были убиты, даже не успев обнажить оружие.

Наиболее опытные воины попытались было сбиться в группы и оказать достойное сопротивление, однако жители Десяти Городов, вставшие на защиту своих очагов, вооруженные прекрасным оружием, сработанным руками искусных дворфов, быстро и беспощадно расправлялись с ошеломленными варварами.

Находившийся в это время на окраине Термалэйна Реджис, заметив двух спасающихся бегством варваров, в панике юркнул под стоявшую неподалеку небольшую повозку. Хафлинга мучили сомнения: с одной стороны, ему ужасно не хотелось, чтобы его уличили в трусости, но, с другой стороны, бросаться в самое пекло битвы гигантов он тоже не собирался. Когда опасность миновала, хафлинг вылез из-под телеги и, несколько приободрившись, принялся раздумывать, что делать дальше.

Внезапно во двор влетел темноволосый человек, похоже, гвардеец Десяти Городов, и бросился прямиком к хафлингу. Реджис сообразил, что время фокусов с телегой миновало, пора принять посильное участие в битве.

– Два мерзавца только что пробежали мимо, – крикнул он темноволосому южанину. – Бежим! Если мы поторопимся, мы вполне сможем их настичь!

Но у де Бернезана были совсем иные планы. Дрожа за свою шкуру, он задумал нырнуть в кусты в одном месте и вынырнуть в другом уже в качестве защитника Десяти Городов. И оставлять возможного свидетеля своего вероломства он не собирался. Твердой походкой, держа наготове огромный меч, де Бернезан неторопливо двинулся к Реджису.

Хафлинг внезапно понял, что приближающийся к нему человек ведет себя несколько странно.

– Кто ты? – спросил он, запоздало догадавшись, что ответа, пожалуй, не требуется. Он знал в лицо почти всех жителей Термалэйна и был уверен, что ему никогда не доводилось встречать незнакомца. С каждым мгновением в нем крепло ощущение, что перед ним стоит тот самый предатель, о котором Дзирт рассказывал Бренору. – Что-то я тебя не припоминаю…

Южанин резко выбросил вперед руку с мечом, сталь чиркнула по голове едва успевшего наклониться хафлинга. Но все-таки Реджис не смог устоять на ногах и рухнул на землю. Даже не изменившись в лице, черноволосый вновь хладнокровно бросился на него.