Джарлакс ухмыльнулся, потому что ничего другого от Энтрери и не ожидал. За те месяцы, что наемный убийца жил в Мензоберранзане, глава банды хорошо изучил его. И знал его желания и мотивы, быть может, даже лучше, чем сам Артемис Энтрери.

– Одно сокровище я от него утаил, – сказал он. – Но пока что Артемис Энтрери сам еще не понимает, как страстно желает его. – Джарлакс сунул руку под полу плаща и достал амулет на серебряной цепочке. – Я забрал его у Кэтти-бри, – пояснил он. – Он связан с Дзиртом До'Урденом. Когда-то ее приемный отец, дворф Бренор Боевой Топор, получил его от леди Аластриэль, правительницы Серебристой Луны, чтобы разыскать этого дроу-скитальца.

– Тебе многое известно, – заметил Рай'ги.

– Благодаря этому я жив, – ответил Джарлакс.

– Но Кэтти-бри должна знать, что он пропал, – вмешался Киммуриэль Облодра. – Поэтому она и ее друзья наверняка уже что-нибудь предприняли, чтобы разорвать связь предмета и эльфа.

Джарлакс покачал головой.

– Тот медальон, что принадлежит Кэтти-бри, мы подложили ей в карман до того, как она покинула город. Этот – его копия, повторяющая и внешность, и магические возможности, его изготовил один колдун. Скорее всего женщина вернула оригинал Бренору Боевому Топору, а тот отдал его леди Аластриэль Думаю, она хотела бы получить его обратно или хотя бы забрать у Кэтти-бри, поскольку обе они, похоже, не устояли перед чарами бродяги Дзирта До'Урдена.

Оба его собеседника скривились, представив себе, что дроу может иметь какие-то чувства к не-дроу, одному из тех существ, которые в языке темных эльфов определялись словом «иблис» – «ничтожество».

Но Джарлакс, на которого красота Кэтти-бри тоже произвела впечатление, не стал их разубеждать.

– А если это копия, магия, заключенная в нем, так же сильна? – спросил Киммуриэль, делая ударение на слове «магия», словно ожидая объяснений, чем эта вещь может быть им полезна.

– Магические чары создают как бы связующие каналы, – объяснил Рай'ги Бондалек. – И я знаю, как можно расширить и усилить эти каналы.

– В молодости Рай'ги потратил много лет, совершенствуясь в своем деле, – добавил Джарлакс. – И его умение высвобождать древние силы старинных реликвий Чед Насада сыграло большое значение в его восхождении к должности верховного жреца. То же самое он может сделать и сейчас, даже усилить магию, сделав ее мощнее, чем в оригинале.

– Чтобы мы могли найти Дзирта До'Урдена, – сказал Киммуриэль.

Джарлакс кивнул:

– Разве можно придумать лучший подарок для Артемиса Энтрери?

Мы путешествовали сушей и морем, от Глубоководья на юг, оставляя за спиной милю,за милей и все больше увеличивая расстояние между нами и другом, покинутым там.

Другом…

Много раз в эти долгие трудные дни каждый из нас про себя раздумывал над значением этого слова и ответственностью, связанной с этим понятием. Мы оставили Вульфгара одного в дикой, необжитой местности у Хребта Мира и теперь не знали, все ли с ним в порядке да и жив ли он еще. Разве настоящий друг может так вот бросить другого? Разве настоящий друг отпустит другого идти в одиночестве по дороге, полной неожиданностей и опасностей?

Я часто размышляю над значением слова «друг»-. Кажется, что дружба – понятие предельно ясное, но при этом оно сопряжено со столькими сложностями. Надо ли мне было останавливать Вульфгара, даже если я был согласен с тем, что ему надо самому пройти свой путь? Или я должен был пойти с ним? Или же нам всем вчетвером следовало идти за ним, тайком оберегая его?

Думаю, нет, хоть и должен признать, что не знаю наверняка. Грань между дружбой и навязчивой опекой чрезвычайно тонка, и если ее преступить, исход может быть плачевным. Иногда родитель, желающий стать своему ребенку истинным другом, отказывается от своей родительской власти, и если сам он, возможно, будет и неплохо себя чувствовать, отказавшись от руководящей роли, ребенок может страдать оттого, что его больше не направляют. И, что еще хуже, он может лишиться чувства защищенности, которую должен обеспечивать старший. А друг, принимающий на себя обязанности родителя или покровителя, забывает о самой важной составляющей дружбы – уважении.

Уважение – краеугольный камень дружеских отношений, а оно, в свою очередь, невозможно без доверия.

Поэтому мы вчетвером молимся за Вульфгара и надеемся, что наши пути снова пересекутся. Но мы не отступаем от своего понимания дружбы, доверия и уважения, хотя часто оглядываемся через плечо и думаем о его судьбе. И соглашаемся идти разными дорогами, хотя без большого желания.

Конечно, испытания, выпавшие Вульфгару, в каком-то смысле разделил и я, но сейчас больше всего изменениям может подвергнуться не моя дружба с варваром – по крайней мере с моей стороны, потому что я предоставляю ему самому решать, насколько глубок и прочен наш союз, – а мои отношения с Кэтти-бри. Наша любовь для нас обоих – не тайна, равно как и для всех, кто видит нас (и я опасаюсь, что возникшее между нами чувство могло сыграть не последнюю роль в том, что Вульфгар принял свое решение), но природа этой любви остается загадкой и для меня, и для Кэтти-бри. Во многом мы стали почти как брат и сестра, мы близки больше, чем я мог бы надеяться сблизиться с кем-либо родным мне по крови. В течение нескольких лет мы могли рассчитывать только на помощь друг друга и теперь совершенно уверены: что бы ни случилось, другой всегда подставит свое плечо. Я бы отдал за нее жизнь, как и она – за меня, без всяких сомнений и колебаний. Воистину, ни с кем другим – ни с Бренором, ни с Вульфгаром, ни с Реджисом, ни даже с Закнафейном – я не хотел бы провести свою жизнь. Никто лучше, чем она, не может, глядя вместе со мной на восходящее солнце, понять те чувства, что будит во мне это зрелище. Нет никого, кто, сражаясь бок о бок со мной, мог бы лучше дополнять меня в бою. Никто лучше ее не поймет, что у меня в мыслях и на сердце, и мне не нужно будет даже говорить об этом вслух.

Но что это означает?

Бесспорно, я чувствую к ней физическое влечение. В ней непостижимо сочетаются невинность и женское коварство. Несмотря на то что эта женщина преисполнена доброты, сочувствия и сострадания, в ней есть нечто, что заставляет врагов трепетать от страха, а возможного возлюбленного – от предвкушения близости. Думаю, она испытывает по отношению ко мне схожие чувства, но при этом мы осознаем, какая опасность таится в этой неизведанной области, опасность более грозная, чем любой из врагов, с которыми нам приходилось сталкиваться. Я дроу, я молод, и передо мной еще взойдут и угаснут несколько веков. Она – человек, и, хотя она тоже еще молода, ей осталось жить лишь несколько десятков лет. Жизнь Кэтти-бри и так непроста оттого, что спутник ее странствий – темный эльф. А насколько сложнее она будет, если мы станем чем-то большим? И как отнесется мир к нашим детям, если когда-нибудь они у нас будут? Примет ли их хоть один народ?

Однако я знаю, что чувствую, когда гляжу на нее, и надеюсь, что понимаю и ее чувства. Все это кажется таким ясным, в то же время, увы, таким сложным.

Дзирт До'Урден

– Вы нашли бродягу? – спросил Джарлакс у Рай'ги Бондалека.

Киммуриэль Облодра стоял рядом с главарем наемников, и тому, кто не знал, на что способен его разум, этот безоружный дроу без доспехов мог бы показаться беззащитным.

– Он сейчас вместе с дворфом, женщиной и хафлингом, – ответил Рай'ги. – Иногда к ним присоединяется огромная черная кошка.

– Гвенвивар, – понимающе кивнул Джарлакс. – Когда-то она принадлежала Мазою Ган'етту. Отличная вещь.

– Но самый сильный магический предмет у них – не она, – сообщил Рай'ги. – Есть еще кое-что, в мешке на поясе у отступника. Оно излучает такую силу, что не сравнится с мощью всех их волшебных безделушек, вместе взятых. Даже на таком расстоянии, через волшебный экран, оно манило меня, словно принуждая забрать его от нынешнего ничего не стоящего владельца.