Он глядел Делману прямо в глаза, и тот понимал, что настоятель Браумин совершенно искренен.
Делман посмотрел на Агронгерра и кивнул.
— Я отправлюсь туда, где я нужнее моей церкви, — ответил он. — Мое сердце радуется возможности вновь оказаться в Вангарде и ближе познакомиться с его жителями и добрыми братьями из Сент-Бельфура.
— Мне будет сильно недоставать его в Палмарисе, — заметил настоятель Браумин, обращаясь к Агронгерру. — В последние дни правления Маркворта брат Делман всемерно поддерживал меня и был одним из самых толковых моих советников.
— Ты успокоил мое сердце, — сказал отец-настоятель, обращаясь к Делману. — Твое возвращение в Вангард послужит во благо Сент-Бельфуру и нашему дорогому другу Хейни. Но это не все. Там, в далеком Вангарде, ты очень быстро поднимешься на ступень магистра. Возможно, это произойдет в течение ближайших месяцев.
— Я едва ли готов к этой ступени, — сказал брат Делман.
— Ты подготовлен к ней лучше, чем большинство магистров, — быстро возразил настоятель Браумин. — Во всяком случае, ты лучше подготовлен к своей роли, чем я к той, которая досталась мне по воле Бога.
— Вангард не может похвастаться большим количеством братьев, — сказал отец-настоятель. — Сейчас в Сент-Бельфуре нет ни одного магистра, и это уже не в первый раз. Я отправлю брату Хейни послание и попрошу его исправить положение сразу же, как он будет утвержден настоятелем.
Настоятель Браумин, широко улыбаясь, одобрительно кивнул, а брат Делман просто сиял от счастья.
— А теперь поговорим о менее приятных делах, — объявил отец-настоятель Агронгерр.
Он поднялся со стула и жестом пригласил Браумина перейти с ним в соседнее помещение, где их ожидали несколько настоятелей и магистров, в числе которых находились Фрэнсис, Бурэй, Гленденхук и Мачузо. Делман поклонился и вышел.
— Я просил присутствовать на этой встрече и настоятеля Джеховита, — сказал Агронгерр, усаживаясь во главе стола и подавая знак Браумину садиться рядом с ним.
Для всех собравшихся это ярче всяких слов говорило о том, какую позицию занял новый отец-настоятель по отношению к последним дням правления Маркворта.
— Но, к сожалению, он уже отбыл, сказав, что ему нужно срочно возвращаться в Урсал.
Настоятель Браумин кивнул. Он лучше, нежели Агронгерр, понимал истинную причину поспешного отъезда Джеховита. Старик, равно как и Браумин, знал, что им предстоит обсуждать поведение Маркало Де’Уннеро. И потому Джеховит, в прошлом столь тесно связанный с Марквортом, явно не захотел принимать участие в этой встрече, которая грозила превратиться в сражение.
Так оно и случилось, буквально с первых минут.
— Он самочинно объявил себя настоятелем Сент-Гвендолин, — сердито загремел Фио Бурэй при упоминании имени Де’Уннеро. — Это неслыханная гордыня.
— Его решение было продиктовано необходимостью, — возразил вечный миротворец Мачузо.
— По традиции во главе Сент-Гвендолин стоит настоятельница, — возразил кто-то из настоятелей.
— При иных обстоятельствах так оно и было бы, — согласился отец-настоятель Агронгерр. — Однако сейчас, как явствует из слов магистра Де’Уннеро, там нет сестер, способных встать во главе монастыря. Чума унесла всех начальствующих сестер, кроме одной, но и она заболела.
— Либо тигриной лапой ей вырвали сердце, — вполголоса произнес магистр Бурэй.
Сидевшие рядом с ним, включая Агронгерра и Браумина, слышали эти слова.
— Может, считать Де’Уннеро временным настоятелем? — простодушно предложил Мачузо.
— Нет! — возразил Бурэй, ударив кулаком по столу.
Однорукий магистр обратился к Агронгерру:
— Прошу вас, не давайте ему такой возможности. Все его действия несут только разрушение. Если чума уже свирепствует к югу от Сент-Гвендолин, этот монастырь обретает ключевое значение в том, чтобы удерживать народ в повиновении церкви.
Удивленный жесткими словами однорукого магистра, Агронгерр вопросительно взглянул на Браумина, а тот обратился к магистру Фрэнсису:
— Ты служил под началом Де’Уннеро и, наверное, знаешь его лучше, чем кто-либо из нас, — сказал Браумин.
Фрэнсис сощурился и бросил ответный взгляд на Браумина. Ему явно не хотелось сейчас высказываться.
— Мы никогда не были друзьями, — сухо проговорил Фрэнсис.
— Но ты последовал за ним в Палмарис, а затем сменил магистра Де’Уннеро на постах епископа и настоятеля, — напомнил ему Агронгерр.
— Это действительно так, — согласился Фрэнсис. — Но прежде, чем я выскажу свое мнение, прошу учесть, что я не питаю дружеских чувств к Маркало Де’Уннеро и вообще предпочел бы лучше промолчать. Однако меня спросили, и я отвечу. Факты, свидетельствующие о пребывании магистра Де’Уннеро в Палмарисе, отнюдь не говорят о его достойном поведении. Уверен, жители Палмариса ни в коем случае не хотели бы его возвращения.
— Они предпочли бы видеть его на виселице, — добавил Браумин. — Я сам настоятельно просил его покинуть город, поскольку одно его присутствие в Сент-Прешес только увеличивало неприязнь к нам со стороны герцога Каласа.
— Но в Сент-Гвендолин и окрестных землях ничего не знают о магистре Де’Уннеро, — возразил Мачузо. — Можем ли мы предположить, что его действия в Палмарисе совершались по личным приказам покойного отца-настоятеля Маркворта и что подобные ошибки больше не повторятся?
— Опасное предположение, — заявил магистр Гленденхук.
— Значит, я должен заменить его кем-то другим? — недовольно спросил Агронгерр.
Все собравшиеся понимали, что этому мягкому человеку очень не хотелось начинать свою деятельность на посту отца-настоятеля со смещения одного из братьев с его должности. Но настроение собратьев говорило явно не в пользу Де’Уннеро. Вряд ли столь непохожие друг на друга люди, как Бурэй и Фрэнсис, сумели заранее договориться. Новому отцу-настоятелю надо было принимать какое-то решение. Но какое?
— Отзовите его, — посоветовал магистр Бурэй. — Уверяю вас, нам не составит труда подыскать более подходящую кандидатуру на пост главы Сент-Гвендолин.
Призыв поддержали все находившиеся за столом, в том числе и настоятель Браумин. Он сказал, что готов подробно обсудить с новым отцом-настоятелем свою точку зрения относительно Маркало Де’Уннеро. По мнению Браумина, этот человек представлял собой величайшую угрозу для церкви Абеля.
Выслушав всех, отец-настоятель Агронгерр покорно кивнул головой. Он понимал: нынешний год заканчивается на печальной ноте, а теперь, когда слухи о розовой чуме получили подтверждение, едва ли и следующий год будет лучше.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Спокойные годы
Где находится точка равновесия между интересами общества и личными интересами отдельного человека? Когда забота о собственных нуждах переходит невидимую грань и превращается в своекорыстие?
Эти вопросы я привезла с собой в Дундалис, и они продолжают ежедневно мучить меня. Сколько чаяний и надежд связали со мною люди, сколько людей верили, будто я обладаю магической силой, способной изменить их мир к лучшему. Если бы я продолжала битву, мои завоевания были бы не только скромными или недолговечными, но и совершенно разрушительными для меня. Я начала разрушаться с того момента, когда негодяй Маркворт бросил в подземелье Санта-Мир-Абель моих приемных родителей; оно продолжилось на поле близ Палмариса, где он похитил из моего чрева еще не рожденного ребенка, и потом в Чейзвинд Мэнор, когда он опасно ранил меня, но главное — когда он забрал от меня моего мужа, моего любимого Элбрайна. Страх выгнал меня из Палмариса и заставил уехать в более тихое и спокойное место.
А вдруг я ошибалась? Что, если бы я могла помочь тем, кто заслуживает лучшей участи? Какая ответственность, какие обязательства легли бы тогда на мои плечи?
С того самого утра, когда я впервые увидела, как Элбрайн исполняет танец меча — би’нелле дасада, — я страстно мечтала научиться этому танцу. Я усвоила все, чему учил меня Элбрайн, перенявший искусство би’нелле дасада у народа тол’алфар. Мне хотелось стать таким же Защитником, как и он. Но сейчас, думая об этом по прошествии времени, я не знаю, обладаю ли я тем же благородством духа, каким обладал он. Я научилась танцу меча и даже достигла определенного уровня совершенства, чтобы дополнять боевые движения Элбрайна своими и успешно сражаться бок о бок с ним. Однако остальным качествам, присущим рейнджеру Защитнику, научить невозможно. Эти качества должны быть частью души и сердца человека. Возможно, поэтому я потерпела поражение. Элбрайн… нет, не Элбрайн, а Полуночник… не раздумывая включился в битву с Марквортом, хотя сам уже был серьезно ранен и знал, что это сражение наверняка будет стоить ему жизни. И все же он ринулся в бой, не испытывая сомнений, страха или сожаления, ибо он был рейнджером. Он знал: избавление мира от демона, вселившегося в отца-настоятеля церкви Абеля, значило несравненно больше, чем спасение собственной плоти и крови.
Я тоже шла на бой с Марквортом, собрав всю свою силу и волю, однако мною двигало не благородство духа, а обыкновенная ярость и сознание того, что демон отобрал у меня всё. Сейчас мне не дает покоя вопрос: решилась бы я на битву с Марквортом, если бы знала, что демон навсегда отберет у меня и моего дорогого Элбрайна?
Вряд ли.
С этими вопросами, огнем которых опалены все мои мысли, я приехала на север, в тихий Тимберленд, рассчитывая обрести мир внутри себя. Однако здесь меня подстерегал еще один жестокий и коварный жизненный парадокс. Я стремлюсь к миру с собой, я страстно желаю этого мира. Но что ждет меня, когда я его достигну? Когда во мне уляжется внутренняя сумятица, не исчезнет ли вместе с ней и смысл жизни? И не наступит ли вместе с внутренним покоем и внутренняя пустота?
Каков же тогда иной выбор? Тот, кто сражается не за мир внутри себя, а за мир для окружающих его людей, всегда стремится к недостижимой цели. Всегда кто-то или что-то будет угрожать этому миру: тиран-правитель, война, жестокий землевладелец, грабитель в темном переулке или одержимый демоном отец-настоятель. Для столь сложных и противоречивых созданий, какими являются люди, рай на земле невозможен. Не существует совершенного человеческого мира, свободного от страданий и битв.
Теперь я знаю, что это так; точнее, я очень боюсь, что это так. И потому я ощущаю бессмысленность любых усилий. Все они напоминают мне попытки взобраться по крутому и скользкому склону, где каждая из этих попыток неизменно кончается сползанием вниз.
Будет ли новый отец настоятель хоть в чем-то лучше прежнего? Возможно, да, поскольку те, кому предстоит его выбирать, постарались найти человека, обладающего благородными качествами. А тот, кто сменит его? А тот, кто придет потом? Боюсь, что все это рано или поздно приведет к новому Маркворту. Как в таком случае не видеть бессмысленности приносимых жертв?
Так могу ли я согласиться, что Элбрайн не напрасно пожертвовал своей жизнью?
Теперь я живу в Дундалисе, в тихом и спокойном месте, укрытом глубокими снегами. Мир движется в новый, восемьсот двадцать восьмой год Господень. Как я любила приход нового года в те далекие дни, когда мы с Элбрайном бегали вблизи Дундалиса и не знали ни о каких гоблинах, демонах и людях, подобных Далеберту Маркворту!
Наверное, одним из величайших качеств, которое от меня отняли, была безмятежность. Сейчас я вижу мир ясно и отчетливо, и ничто не может скрыть от меня его грязные стороны.
И могилы, в которых погребены герои.
Джилсепони Виндон
